ПРИМЕТЫ ВРЕМЕНИ
Воздух открытий и финансовый вакуум
Ученое сословие в сегодняшней России
Кто такие российские ученые? Чем они живут, что?привело их в
эту профессию и что удерживает в ней, несмотря на то что российская
наука уже двадцать лет находится в свободном падении? Социологическое
обследование российских ученых, призванное внести ясность в эти
вопросы, было проведено сотрудниками Института статистических
исследований и экономики знаний НИУ ВШЭ. Автор исследования, Галина
Китова, познакомила общественность с результатами…
Зеркало. Не только для ученых
Известно, что высококвалифицированные кадры – ключевое звено в
современной экономике. Надо ли говорить, что это касается не только
ученых, но и всех педагогических работников страны. Тогда почему же эта
«абсолютная национальная ценность» находится в состоянии стагнации?
Сначала о кадрах.
Опрошено три тысячи ученых, именно разработчиков (не теоретиков),
занятых в государственном секторе науки. В выборку были включены
представители разных возрастов, научных сфер, из разных организаций,
включая вузы, РАН, государственные научные центры (ГНЦ). Последние,
кстати, в оценке нынешнего состояния науки особенно пессимистичны:
вероятно, причина кроется в судьбе этих организаций, на которые в свое
время возлагались большие надежды, но теперь их положение заметно
ухудшилось.
Основные блоки рассматриваемых проблем: общая оценка ситуации в науке,
отношение к политике государства в области науки, желательные
направления изменений, мобильность кадров, мотивации, удовлетворенность
результатами собственной работы.
Но с первых минут доклада, после предъявления первых данных, хотелось
воскликнуть: да это же касается всех работников системы образования!
Данные достоверны для всех, проблемные – особенно.
Судите сами: ученые дали состоянию и перспективам своей сферы ожидаемую
оценку. Кризисная. Ухудшающаяся. При том что мнение всего российского
населения о состоянии науки и образования куда более оптимистично. Так
же и со школой?– вопреки официальным докладам и оптимистичным
заявлениям с трибун.
Тройка лидеров
Теперь о главном, о проблемах, названных респондентами.
Лидируют три. Низкие зарплаты. Падение престижа профессии. Плохая
оснащенность научных центров. Это не новость.
Но вот симптоматичный и тревожный фактор: ощущение ненужности своей
работы, низкая удовлетворенность тем, как используются твои достижения,
настороженность относительно того, что право на открытие в России до
сих пор не передается исследователю.
Ученых, как и учителей, поглощают заботы о хлебе насущном, как и
учителям, им некогда вникнуть в глубокие, истинно профессиональные
проблемы, о них и поговорить-то некогда, время уходит только на внешнее
обслуживание профессии, «второстепенные вопросы». Постепенно
оказывается, что и не с кем.
Пресловутый «базис» и никакие вливания из госбюджета положение не
улучшают.
Настоящих умных мало
Год от года повышается доля персонала, занятого в науке, но не
имеющего соответствующего статуса. Иными словами, все больше
подмастерьев и все меньше настоящих мастеров. Не об этом ли ежегодно с
грустью заявляют менеджеры образования – школьное дело держится на
горстке высококлассных учителей «старой закалки», но их остается все
меньше, а замена молодыми кадрами проходит тяжело и не всегда с
сохранением качества.
Омоложение ученых, как и учителей, проходит вяло и неравномерно.
Средний возраст кандидата наук – 53 года, доктора?– 61, куда же
деваются сотни и тысячи молодых амбициозных аспирантов?
Больше всего страдает «средний уровень» науки – как раз та сфера, где
проходят прикладные исследования, актуальные разработки, результаты
которых мы могли бы уже через несколько лет видеть в своей повседневной
жизни.
Закрытый доступ
Еще одна общая проблема учителей и ученых – недостаточная
информированность о государственной политике в своей области. Согласно
статистике российские ученые проинформированы о нововведениях в области
науки примерно так же, как в Европе и Японии – основная часть
населения, не имеющая к науке никакого отношения. Из СМИ и через
частные разговоры.
Вполне уместна гипотеза о том, что свою роль играет сознательное
искажение информации административными органами. Трудно объяснить
нехваткой сил и времени тот факт, что руководители не доводят до
сведения сотрудников то, что им положено по закону. Или это
«непрозрачная» поддержка со стороны государства: поди догадайся, что
таким образом нам хотели сделать как лучше.
Сделайте уже что-нибудь!
По мнению респондентов исследования, для развития науки
необходимо: финансирование из бюджета, повышение качества внутреннего
управления, подготовка и переподготовка научных кадров.
В этих ответах прослеживается надежда на то, что ларчик откроется
просто, но многим уже ясно: сколько ни заливай бюджетных средств в
бездонную бочку – хоть образования, хоть науки, – дно у нее не
появляется. Тогда приходит второй рецепт: постройте нас! Приведите
менеджеров, пусть они всем эффективно управляют, и тогда дела пойдут на
лад.
С учителями уже пробовали – не помогает. Организатор внешне приводит
дела в порядок, а на деле ситуация только усугубляется.
Абсолютное большинство ученых положительно оценивают только повышение
зарплат и развитие системы фондов поддержки науки. Что же касается
всякого рода институциональных мер, таких как акционерный тип
приватизации, ограничение хозяйственной деятельности бюджетных
учреждений, то отношение к этому у людей резко негативное.
Это говорит о том, что научные организации так и не смогли
приспособиться к новому типу экономики, «выплыть» на волне
постсоветских реформ.
Фактор престижности профессии
Отдельного внимания заслуживает вопрос о карьере ученого.
Материальные факторы, как известно, при выборе этой профессии – самая
слабая мотивация. Главенствуют социальные и личностные факторы, главным
образом – интересная работа. Ученые трудятся не за деньги, а за
интерес, им нравится коллектив, привлекает возможность сделать что-то
полезное, они чувствуют себя на своем месте?– зачем кривить душой ради
выгоды?
Но отмечаются и другие факторы: аспирантура – логическое продолжение
учебы в вузе, стремление продолжить научную династию. Хотя сегодня сами
ученые не очень настаивают на том, чтобы их дети выбрали научную стезю
– лучше бы выбрали что-то другое. Как это похоже на предостережения
учителей своим детям: не суйтесь – сгорите!
Кто мы, фишки или великие?
Примерно тридцать процентов людей науки, по словам докладчика,
выражают «осторожный оптимизм» – дескать, нынешнее состояние
отечественной науки плачевно, но через некоторое время оно заметно
улучшится. Однако за счет чего? За счет их собственных разработок?
Тогда это прекрасно: здоровое, уважительное отношение к собственным
достижениям, ощущение себя частью большого дела. А если это беспомощное
ожидание «бога из машины», который придет и поднимет науку невидимой
сильной рукой?
И тут мы выходим на важнейший момент: насколько люди, чья профессия в
Росстате записана как «ученый», идентифицируют себя с наукой и всеми
катастрофическими процессами, происходящими в ней?
Заметен ли ученым собственный вклад, чувствуют ли они стыд за неудачи и
гордость за прорывы отрасли?
Ощущают ли себя, как пассажиры на тонущем корабле, или наблюдают за
трагедией с безопасного расстояния?
Ответом на этот вопрос могли бы быть исследования, посвященные
поведенческим практикам ученых, уровню их включенности или
отчужденности от сферы науки. Да, в зданиях НИИ уже не висят плакаты
типа «Что ты сделал для науки, НУИНУ?»?– но это не означает торжества
пофигизма в отделах и лабораториях, люди которых корпят над новыми
разработками.
Но образа типичного молодого ученого (также учителя) – с его амбициями,
новаторством, мотивами, чаяниями?– социологи пока не создали. Тогда как
могут инвесторы вкладываться в них? Сферы науки и образования станут
по-настоящему приоритетны только тогда, когда государство и общество
увидят в лицо тех самых «новых людей», которым придется поднимать свою
профессию.
Не хватит ли с нас
подтвержденных очевидностей?
А пока странная картина получается. Учителя, ученые,
медработники, артисты-эксцентрики – все как один констатируют
неудовлетворительное состояние своей сферы, указывают на плохое
руководство и просят повышения зарплат и престижа профессии. И тут
напрашивается единственный вывод: все мы являемся сегментами больного,
умирающего общества. Эту грустную сказку исследователи могут длить
сколько угодно. Но есть подозрение, что обнаружить реальные причины
проблем нам помогут совершенно другие подходы к исследованию общества.
Не срезы и не мнения. Ключи к решению самых сложных социальных проблем
лежат не там, где все решает машинный обсчет положительных и
отрицательных ответов, а там, где начинается творчество ученого.
Так считает классик социологии Юн Эльстер: «То, что можно назвать
аналитическим поворотом в социальной науке, основывается не на
применении количественной методологии, а на почти маниакальной
озабоченности ясностью и четкостью… Желание прояснить, уточнить
рожденный в ходе исследования тезис?– главное условие изучения
реальности. До тех пор, пока полученные данные для нас ничего не
значат, они не приведут к решению проблем».
В противоположность крупномасштабным исследованиям французский социолог
ставит изучение конкретных случаев. Там, где есть прецедент, но нет
безликого массива данных, выше вероятность получить реальное, полезное,
достоверное знание.