ТРУДНАЯ ТЕМА

Людмила ПЕТРАНОВСКАЯ: «Ребенок испытывает ужас, не чувствуя в мире своего взрослого»

Тема инклюзивного образования наконец-то начала привлекать внимание. Медленно, в гомеопатических дозах, но информация просачивается в школу. Если в классе оказался ребенок с ограниченными возможностями здоровья, понятно хотя бы, что педагогические задачи и организацию работы надо подстраивать под новую ситуацию. А если в класс пришел сирота – усыновленный или до сих пор живущий в детском доме?

По умолчанию считается, что если детдомовского ребенка приняли в семью, то это хеппи-энд. В его жизни все стало хорошо. И грозят ему лишь обычные школьные трудности, как остальным его одноклассникам, которые ни одного дня не были «ничьими».
Но стоит хотя бы поверхностно столкнуться с детьми, у которых в анамнезе годы сиротства, понимаешь, что твой педагогический опыт работы дает сбой. Натыкаешься на непредвиденные реакции, странные ситуации, действуешь и говоришь «мимо». Да и может ли быть иначе? Когда малыш растет в семье, его характер, привычки, модели поведения наращиваются под влиянием ежесекундных мелких событий, соприкосновений с родными взрослыми. Как уровень почвы растет по миллиметру в год, складывается из всякой ерунды, уплотняется. А мы, учителя, потом возводим на ней образовательную постройку.
Можно предположить, что у ребенка, проведшего несколько лет даже в хорошем детском доме, наверняка есть лакуны в этой «почве» его натуры. Его не носил на плечах папа. Не катала на коленке мама – «В ямку бух!», когда сердце замирает от веселого страха. Не хлопотали встревоженные бабушки, когда он капризничал, лежа с температурой. И чего-то корневого, важного он не получил. Может быть, поэтому школьная конструкция особенно часто не ладится именно у не домашних детей. Педагог, не понимающий глубинных проблем, работает как умеет и терпит неудачу. Если же понимать основные возможные особенности приемных детей и сирот, есть надежда, что с частью трудностей справиться будет легче. Рассказать о том, что нужно помнить, планируя учебное взаимодействие с таким ребенком, мы попросили психолога Людмилу ПЕТРАНОВСКУЮ.

– Сейчас в детских домах вполне приличное финансирование, все обуты-одеты, игрушки, ремонт свежий, еда, медицина, телевизоры, компьютеры... Некоторые в семьях не могут себе позволить такого. И все же любой нормальный взрослый чувствует: этот образ детства глубоко неправильный. Чего лишен ребенок в самом распрекрасном казенном доме?

– Человеческий детеныш рождается очень незрелым, совсем не готовым к самостоятельности. Он довольно долго нуждается в заботе взрослого. Поэтому у родителей включается соответствующая программа. Благодаря ей мы так радуемся улыбке младенца и совсем не можем выносить его плач. Для ребенка эта эмоциональная связь вообще жизненно важна. Его программа недвусмысленно говорит: если у тебя нет своего взрослого, ты обречен. Именно поэтому ребенок, о физическом теле которого позаботились нянечки и педиатры, испытывает ужас, не чувствуя в мире своего взрослого. Не страх, не тоску, а смертный ужас. Даже психику взрослого человека ужас смерти серьезно меняет, а тут ребенок. И длится это состояние месяцами, годами.

– Наверняка ребенок стихийно вырабатывает какой-то механизм защиты. Каким он может быть?

– Некоторые дети выбрасывают фигуру взрослого из своей картины мира. Они воспринимают только сверстников, находящихся рядом. И если, например, взрослый возьмет на руки такого ребенка, тот будет плакать и проситься обратно в манеж, где копошатся другие дети. Когда такой малыш идет в школу, он и там не воспринимает взрослых, ведь он так и не освоил роль ребенка.

– Что это значит?

– Позиция ребенка предполагает, что он маленький, зависимый, нуждается в защите. А значит, доверяет взрослому, полагается на него, признает авторитет. Верит, что взрослый плохого не посоветует. С таким ребенком учителю легко взаимодействовать. Совсем иное дело, если ребенок или вообще не воспринимает взрослого, или считает его потенциальным обманщиком и предателем. Он не понимает, как можно доверять взрослому. Ученику с несформированной позицией ребенка даже в голову не придет обратиться к учителю за помощью, советом, утешением. Такими бывают дети, от которых отказались еще в роддоме или если родители были ненадежные: оставляли надолго без присмотра, пили.

– Иногда дети из неблагополучных семей бывают не просто отстраненными, а активно агрессивными. Или заторможенными. Это они запечатленный образ поведения родителей демонстрируют?

– Агрессивные дети скорей всего сталкивались с насилием вместо заботы с самого раннего возраста. В их картине мира взрослый есть, и он опасен. Ему нельзя жаловаться: вместо помощи получишь побои. Но ребенку жить как-то надо, и он начинает грубить, огрызаться, драться. Ему очень страшно. Не получив в раннем возрасте любви и защиты, он старается занять доминирующую позицию, чтобы остальные боялись. Он настроен обижать, чтобы не быть обиженным. Совсем другой тип – дети, поставившие себя «на паузу». Они в отсутствие эмоциональной связи уходят в себя. Свой взрослый необходим, но его нет, и как жить – непонятно. И ребенок замедляет свое развитие: психическое, речевое, физическое. Попадая в семью, такие дети обычно успешно реабилитируются, поскольку естественная картина мира у них остается, просто глубоко спрятана.

– Педагоги знают, что ребенку для нормального взросления с первого класса важно иметь хотя бы маленький кусочек приватного пространства; ему нужна возможность выбора, возможность влиять на то, что с ним будет происходить. Вряд ли в детских домах это учитывают.

– В детском учреждении жизнь выверена до мелочей с научной точки зрения: от меню до распорядка дня. Еда, туалет, сон. И не важно, хочет ли ребенок в этот момент спать, голоден ли он. Парадоксально, но эта ситуация напоминает жизнь с родителями-алкоголиками. Что там, что здесь скорее всего не получишь желаемого в нужный момент. У ребенка нет опыта желания чего бы то ни было, нет опыта влияния на события в своей жизни. Он привыкает одеваться, делать уроки, есть, играть только по распоряжению, а не по собственной воле. В приемной семье и в школе такое отсутствие произвольного поведения очень заметно. Ребенок похож на куклу-марионетку: пока не дернешь за ниточку, не пошевелится. Он может часами сидеть, уставившись в телевизор. Ему не скучно при этом, просто он не умеет захотеть чего-то другого и сделать, распорядиться свободным временем. Было бы ошибкой ожидать от ребенка немедленной самостоятельности, способности выбора на том основании, что его двенадцатилетние сверстники на это способны. Педагогов такое поведение часто ставит в тупик. Привычные способы – уделять больше внимания и заниматься дополнительно – в этом случае неэффективны. Чтобы тренировать произвольность, ребенок должен говорить «нет», не слушаться, качать права.

– Что еще сильно может помешать ребенку стать успешным учеником?

– Вспомните картину: малыш учится ходить, или собирает пирамидку, или пытается залезть куда-то. У него не получается, он падает раз за разом и снова пытается. По сравнению со взрослым, который давно махнул бы рукой на свою затею, ребенок удивительно устойчив к неудаче, к разочарованию. Как же он обеспечивает себе эту выносливость? В какой-то момент после очередной неудачи – опять упал, ударился, все укатилось – запас прочности иссякает, и что делает ребенок? Бежит к родителям, плачет, просится на руки. Он обращается за тем, что психологи называют «контейнированием». Взрослый берет ребенка на руки, окружает его своим объятием, дает защиту и заботу. А ребенок тем временем, будучи в безопасном «коконе», может полностью сосредоточиться на своих переживаниях. Гормоны стресса выходят со слезами, происходит полное восстановление. Не остается последствий, не остается травм. И он снова готов идти осваивать мир: всюду залезать, все хватать и исследовать. То есть познавательную активность обеспечивает присутствие неподалеку родителей, которые в случае чего позволят пережить неудачу, боль, страх. Так происходит с ребенком, растущим дома. Но если у малыша нет своего взрослого, а те что есть говорят «справляйся сам», познавательная активность не развивается. Школьный возраст наступил, а ребенок не научился интересоваться тем, что происходит в мире. Педагоги могут разбиться в лепешку, изобретая интересные приемы, пробуждающие мотивацию, а ребенку этого не надо, ему неинтересно. Все силы уходят на преодоление стресса.

– Это безнадежная ситуация? Можно ли как-то расшевелить познавательную активность?

– Восстановить ее довольно сложно, если весь дошкольный период ребенок был постоянно в стрессовой ситуации. Развитие происходит не потому, что мы делаем что-то специально развивающее. «Развитие начинается с точки покоя» – есть такое положение в теории привязанности. Взрослый дает покой, безопасность, заботу. И если ребенок почувствует, что взрослый его всегда защитит и прикроет, то от точки покоя пружина интереса к миру начнет раскручиваться без всяких наших дополнительных усилий. Отсутствие покоя, уверенности, защищенности могут испытывать и домашние дети. Например те, кого постоянно таскают по всяким «развивалкам». Родители и сами неблагополучны внутренне, боятся выглядеть неуспешными, и ребенка вгоняют в постоянный стресс. Он посещает несметное количество занятий, но ни одно его не интересует.

– То, как чувствует себя ребенок в школе, сильно зависит еще и от стратегий его поведения. Наверняка тут тоже есть специфика.

– Из-за отсутствия «контейнирования» ребенок не только теряет познавательную активность, но и находится в постоянном стрессе. Мы социальные существа и расслабляемся только если окружающие «охраняют вход в пещеру», обеспечивают безопасность. И если ребенок долго живет без этого чувства, ему постоянно плохо, это постоянная травма. У него нет внутренних сил для противодействия неудаче. Нет нормальной реакции на трудности. Часто приемные дети испытывают такой страх перед неудачей, что даже не пытаются что-то сделать. Открыл тетрадку, представил, что не получится, и так и сидит над пустым листом. Это усугубляется боязнью рассердить приемных родителей и разочаровать учителя. Еще одна объективная трудность – очень скудный опыт общения с разными взрослыми и действий в большом мире. Словарный запас небольшой, и это сильно затрудняет понимание на уроке.

– И что же делать учителю, если на ребенка давит столько всего?

– Не винить ребенка в том, что у него «плохие гены», что делает назло. Не ребенок ненормальный – это просто его способы справиться с ненормальной, невыносимой ситуацией. И они, как реакция на стресс, могут сохраняться долго даже после усыновления, ведь они помогли выжить. Понимая это, легче взаимодействовать с ребенком. Тому, кто не умеет обращаться за помощью, предлагать ее до того, как ребенок впадет в отчаяние. Тому, кто привык доминировать с помощью агрессии, противопоставить свою доброжелательную силу, авторитет. И ни в коем случае не демонстрировать беспомощность. Со слабым, неуверенным взрослым такие дети идут вразнос. Есть те, кто очень мучительно переживает дефицит внимания взрослых. Они стараются привлечь его любыми способами, в том числе становясь классными шутами. Чтобы не доводить ситуацию до неприятностей и не закреплять эту модель поведения, можно почаще стоять рядом с ребенком, обращаться к нему, давать мелкие поручения. Одним словом, понимая причины проблем, можно сознательно подбирать способы взаимодействия с ребенком.

Беседовала Елена КУЦЕНКО

P.S. Короткий разговор может только наметить направление работы. Если вас искренне волнует эта тема, можно обратиться к сайту http://irsu.info/, на котором вы найдете много полезной информации и сможете посмотреть документальный фильм Ольги Синяевой «Блеф, или С новым годом» – о том, как влияет детский дом на психику ребенка.