Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №3/2013
Четвертая тетрадь
Идеи. Судьбы. Времена

ЛИНИЯ ЖИЗНИ


Шеваров Дмитрий

По его строчкам весело бежать глазами

12 февраля в Москве в Большом зале Центрального дома литераторов состоится вечер, посвященный 75-летию со дня рождения Юрия Коваля

Юрий Коваль появился на свет в Москве 9 февраля 1938 года. В октябре сорок первого эвакуировался с мамой в Саранск. 1 сентября 1945-го пошел в московскую школу № 657. 
После школы поступил на факультет русского языка и литературы МГПИ. В 1960 году по распределению уехал в село Емельяново Лаишевского района Татарской АССР, в местной школе преподавал историю и географию, русский язык и литературу, рисование и пение.
Сейчас от этой школы остались одни развалины. Но в Емельяново до сих пор помнят высокого красивого учителя, который и после уроков все время возился с ребятами: то в поход вел, то на этюды, то в волейбол с ними играл, то на гитаре. Песни его помнят.
В 1963 году Юрий Коваль вернулся в Москву и начал преподавать русский язык и литературу в школе рабочей молодежи №114. Вскоре вышли в свет книги – сборники стихов для детей «Станция “Лось”» и «Слоны на Луне». В начале 1970-х стали выходить книги в прозе Коваля: «Чистый Дор», «Алый», «Недопесок». Арсений Тарковский говорил: «Юрий Коваль – автор книги «Недопесок», одной из лучших книг на земле».
Повествуя о жизни Юрия Коваля, приходится через многие события перепрыгивать, потому что и толстой книжки не хватит, чтобы о них рассказать. К тому же Коваль был не только писатель и учитель, но еще и художник, и артист, и композитор, и исполнитель собственных песен…
Кстати, дом этот до сих пор стоит в деревне Цыпина Гора близ Ферапонтова монастыря. Там произошла с Ковалем одна удивительная история. Однажды… Впрочем, вот как сам Коваль рассказывал эту историю: «Я возвращался с тяги. Мы жили тогда на Цыпиной Горе вместе с Витей Усковым, это мой старый друг, фотограф, хороший очень человек… Ты знаешь, что такое тяга? Это вечерняя охота, а домой возвращаешься – уже глубокая ночь. Совершенно пустая деревня, заброшенная на горе стоит… Я подхожу.., где-то над горой небо светится. И тут я подумал: надо все это обязательно написать! Как эта гора, эти дома черные стоят, как на небе какие-то сполохи идут, бог знает что, и звезды, конечно… Тогда я и услышал тот самый странный голос, который мне сказал: «Юра, и про нас напиши». Я слышал голос и думал, что Витька Усков сидит на лавке перед домом и, может быть, ждет меня, встречает… Я это слышал несколько раз, пока шел: «Юра, про нас напиши, про нас, про нас напиши…» Прихожу?– Витька спит на печке…»
Так появился рассказ «Про них». Коваль закончил его такими словами: «Вот я и написал про них. А кто они такие – не знаю».
Коваль, в отличие от многих писателей, не торопился все назвать, все объяснить и над всеми «и» расставить точки. Куда важнее для него было тихонько так подсказать читателю: то, что мы видим, – это еще не весь мир. Это его, быть может, махонькая часть, заячий хвост.
В книгах Коваля повсюду чувствуется это удивительное почтение к невидимому, даже благоговение. Вот он идет по лесу со своим ружьем, которое у него никогда не стреляет, и даже трава под сапогами не приминается.
Так и строчки в его рассказах – они не мнутся от времени. Они упруги как свежеструганные доски. По ним весело бежать глазами.
Ковалю удалось написать о жизни в ее самых нежных и невыразимых прикосновениях. О том, что на секунду касается нас и отлетает, а мы, застигнутые врасплох, не успеваем порадоваться этому. Как же мы все-таки неповоротливы в радости!
Давайте сейчас вместе порадуемся письму о Юрии Ковале, которые я на днях получил в ответ на нашу публикацию о его близком друге художнике Николае Александровиче Устинове (см. «ПС» от 12 января). Это письмо прислала нам Татьяна Смирнова из деревни Варламово Харовского района Вологодской области.

«Здравствуйте, Дмитрий!
Мое деревенское детство пришлось на начало 1970-х. В нашей многодетной семье для нас, детей, выписывались «Мурзилка» и «Веселые картинки».
Писатель Коваль и художник Устинов шагнули к нам с «мурзилочных» страниц. Николай Устинов очень органично дополнял Юрия Коваля. Они казались такими же, как мы, простыми деревенскими людьми, потому что хорошо описывали непритязательный русский быт. Вспомните «Подснежники»!
Потом, уже на каникулах в 9 классе, все в той же деревне (хотя семья уже пере­ехала, но каждые каникулы я обязательно приезжала туда к тетушке в гости), так вот, как-то на весенних каникулах по радио передавали спектакль «Недопесок», который Юрий Коваль записал вместе с радиоволшебником Николаем Литвиновым. В течение пяти дней мы слушали его на одном дыхании. Прошло много лет, и спектакль этот вновь повторили по радио, и на счастье, его удалось записать.
Эти записи я приносила в библиотеку, где в ту пору работала. К нам детей приводили классами на мероприятия. Среди них мы рассказывали и о творчестве Юрия Коваля, включала запись его голоса. Чтоб нагляднее получался рассказ о недопеске (а многие ребятишки даже не представляли себе, как выглядит песец), я выносила из подсобки свое пальто с песцовым воротником. А потом все рисовали картинки к «Недопеску». Кассеты эти слушаем до сих пор. Они поднимают настроение, заряжают бодростью и оптимизмом, как и все творчество Юрия Коваля».

Когда я писал свои заметки, то обнаружил в бумагах пожелтевшую вырезку из «Литературной газеты» со статьей Юрия Коваля «Праздник белого верблюда». Мне кажется, его мысли о смысле творчества, о детской литературе совсем не устарели. Вот несколько отрывков из той большой статьи. 


«Кто рожден во тьме белеть…»

Забытая статья Юрия Коваля

Все-таки я, наверно, художник из «периода застоя». В это время написал главные свои вещи и, естественно, полагал, что они кому-то нужны именно в этот час. Такая мысль удерживала от опрометчивых поступков.
– Ты бывал на Западе и не остался там? Идиот! – говорил мне один старый знакомый.
– Пойми, мои книги нужны нашим детям сейчас, – запинаясь, пояснял я и жил этой идеей много лет.

Писать надо так, как будто пишешь для маленького Пушкина. Увы, многие работающие для детей относятся к читателю снисходительно, свысока. Это неизбежно ведет к провалу. Кто, скажите, знает, какая сногсшибательная личность читает сегодня «Мурзилку»? Я никак не уверен, что эта личность слабее моей. Нет, друзья, нам бы добиться ее снисхождения в будущем, а еще бы лучше – любви и доброй памяти. Когда мне редактор говорит: «Вы написали вещь не на возраст, взрословато», – меня берет тоска. Для кого «взрословато»? Пожалуй, для редакторского представления о ребенке как о недалеком человеке.

Еще давно я взял за правило: если редактор правит или выкидывает дорогую тебе страницу – напрягись и напиши лучше, только оставь главное. Иногда, как ни странно, получалось, но иногда доводило до полного изнурения, приходилось выкидывать абзацы, строчки, эпитеты, слова, страницы, сцены. Лишь в последнем издании удалось восстановить давние потери «Недопеска». Кто же это делал: правил, искажал? Я, конечно, знаю, но называть не тянет, а вот имена хороших редакторов, которых было так мало, с благодарностью назову: И.Скороходова, Л.Либет, М.Катаева. А «Полынные сказки» так и бродят в исковерканном виде. Что там за потери? А ничего особенного, просто удалены все упоминания о церкви, хотя школа, о которой я писал, – церковноприходская!
Не было церкви и нет! И сегодня некоторым хочется, чтобы ее как бы и вовсе не было в истории русской культуры.

Меня поражает до глубины души, почему детская литература и ее проблемы не интересуют общество с такой же силой, как другие вопросы сегодняшнего дня?! Руки не доходят в глобальном переустройстве страны?

Случайно, поверьте, совершенно случайно, гуляя по набережной Ялты, я составил вдруг три слова. Составил, посмеялся и тут же забыл. И вдруг проснулся ночью в холодном поту: как же я мог позабыть? «Праздник белого верблюда». Клянусь, не знаю, есть ли на свете такой праздник. Но для меня, оказывается, он есть. Своим друзьям-поэтам заказывал стихи на тему «Праздник белого верблюда». Кое-кто писал, кто-то отмахивался…
 Встретил я поэта Асара Эппеля и сказал:
– Прошу вас написать для меня шесть?– восемь строк на тему «Праздник белого верблюда». Поверьте, многие мои друзья, крупнейшие поэты уже сделали это. В антологии не хватает только вас...
– Кто именно написал? – спросил меня Асар.
Я ответил, сильно привирая.
Асар взволновался.
– Неужели и он? – спросил Асар.
– Да, – наврал я.
Асар работал несколько дней и однажды позвонил: «Несу». Он принес шесть строк. Когда я прочел их, на душе полегчало. Я обнял Асара.

Ночью мглу пустыни Гоби,
Черную, как мрак во гробе,
Тот сумеет одолеть,
Кто рожден во тьме белеть…

Точно не знаю, но думаю, что некоторые имена из названных сегодня мною оттуда?– из «праздника белого верблюда». Любой художник (и детский писатель) рожден именно для этого: «во тьме белеть».

«Литературная газета»,
26 октября 1988 года

Рейтинг@Mail.ru