Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №13/2012
Четвертая тетрадь
Идеи. Судьбы. Времена

КУЛЬТУРНЫЙ КОНТЕКСТ


Крыщук Николай

Огурцы, комары и бозон Хиггса

Летним вечером в каждом из нас просыпается человек, переживающий об устройстве мироздания

Крутится в голове песенка студенческих лет. Навязчивый мотив. Типичное проявление летнего бездумья: «Все приходит и уходит. Кануло и это лето в Лету. Просквозит по миру осень, сдует листья с веток, сдует кроны. Коронованным – погромы. Сядут на престол бродяги. Жизнь затихнет в захолустьях, и на площадь выйдет барабанщик». Ну и так далее. Романтическая риторика с капелькой философического подросткового уксуса. Если бы не эта пророческая для наших дней тревога, напоминающая о роковых днях разногодовых августов и первых месяцев осени.

Потому что барабанщик не просто ведь так поперся на площадь, чтобы продемонстрировать свое ритмическое искусство, а не иначе как сообщить серьезную новость затихшим захолустьям. Очередное ГКЧП или, там, дефолт. Но, видимо, мы привыкли к встряскам и чрезвычайщине, как тот народец из притчи, который веселится и гуляет, поскольку закрома пусты, о чем сборщики дани и доложат князю. Когда терять нечего, отчего не веселиться?
У нас в Стругах уже отметили День молодежи, отпраздновали ночь на Ивана Купалу – с кострами, купаньем, танцами и, разумеется, с пивом и шашлыками. Теперь готовятся к Дню города. Над несгораемыми крышами в полночь взовьется салют. Да и правда, стоит ли торопить время в угоду песенному подростку? Не осень еще.
Вот что я заметил: летний ум, почти у всех отдыхающих, работает как бы по необязательной программе. Добирает недобранное в школе. Задается детскими, либо слишком утилитарными, либо слишком общими вопросами. Фокус же в том, что и утилитарные вопросы неизбежно выводят к проблемам вселенским. Это, вообще говоря, именно та бытийная жажда, которую должна была возбудить и отчасти удовлетворить школа. Об этом не раз писал Симон Соловейчик: «Если нет ощущения «не знаю», то никогда не придет стремление «узнаю» и не принесет удовлетворения «узнал». Может быть, в школе надо представлять детям мир как загадку?» И еще: «Есть учителя, которые рассказывают, иначе говоря, отвечают на незаданные вопросы. Есть учителя, которые задают вопросы. Но есть, наверное, учителя, которые умеют пробуждать, вызывать к жизни вопросы, – может быть, это самое ценное?» И еще, еще: «Когда говорят «бесполезные знания», имеют в виду быт, только быт или некие практические, тоже по-своему бытовые действия. А кто выведет ребенка из быта в надбытовую жизнь? В этом смысл школы. Знания она дает между прочим, и никогда не понять, какие из этих знаний пригодятся, какие – нет. Но школа выводит ребенка из бытовой жизни, из бытовых интересов в другие миры».
Характерно, что несмотря на старания школы (или благодаря этим стараниям) бытийный интерес в людях и с возрастом не затухает. Ну что, казалось бы, им, сосредоточенным на семейном бюджете, ягодах, детях и профилактическом протапливании печки от сырости, какой-то бозон Хиггса, эта «частица Бога». Между тем обсуждают горячо, даже те, кто учился на твердую двойку: если все подтвердится, то физика закончится? А если спин окажется не нулевым, тогда, напротив, все придется начинать заново?
Не знаю, как вас, а меня это радует или, во всяком случае, забавляет. Все-таки какой-никакой, а взгляд в небо.
Кто-то после упоминания «частицы Бога» резко переходит к местоимению Он. И вопрос ставит под неожиданно острым углом: почему Бог мужского рода? Нет ли в этом изначально гендерной дискриминации? К чему вообще нужны антропоморфные признаки для начала всего сущего? Справедливее и разумнее, если бы оно было среднего рода.
Тут, конечно, кто-то вспоминает, что пора закрывать на ночь огурцы, но разговор прерывается ненадолго.


* * *

Вот, к примеру, зачем вообще на фиг комары? Разговор этот начинается непременно всякое лето, и непременно с чистого листа, как будто в прошлый год его и не было. Найдется, конечно, латентный профессор, который скажет, что комары необходимы для поддержания биосистемы, а именно являются кормом для ласточек и лягушек. А в виде личинок еще и для рыб. Вставит свое слово шутник: «Чтобы воспитывать терпение». Или циник: «Чтобы у создателей средств от комаров (фумигаторы всякие, спреи и прочая хрень) было бабло».
Но все это так, только затравка. Потому что (говорим серьезно): а) у природы все только «почему?» и лишь у человека «зачем?» б) кто-то предлагает истребить этих паразитов как класс. Но не стоит ли сначала задуматься о последствиях? Хотя прогнозы тут самые противоречивые.
Следует ряд подпунктов.
Питание для птичек. Это несомненно. Но вот энтомолог Макалистер, например, утверждает, что это все ерунда: не так уж много комаров находят в желудках птичек, ибо они малопитательны, птички предпочитают мошек. Кто-то то ли в шутку, то ли серьезно добавляет, что комары являются важным сдерживающим фактором, который не позволяет людям окончательно освоить и тем самым погубить все леса на планете.
Доводы самые разные, от смехотворных до обнаруживающих незаурядные знания. Вот бы так на уроке.
С одной стороны, есть сведения, что скоро будет истреблен последний на Земле гвинейский червь ришта – омерзительный паразит, заражающий человека из пресной воды и вырастающий в тканях до чудовищных размеров. До этого был уничтожен возбудитель черной оспы. И ничего после этого в экосистеме не пошатнулось. Исчезновение ришты тоже, судя по всему, природе не угрожает. Может быть, теперь настала очередь комаров? Нечего ждать милостей от природы.
С другой стороны, с исчезновением комаров могут измениться пути миграции северных оленей. Из каждого оленя комары за один день выпивают 300 мл крови – полтора стакана. Оленям это, разумеется, не нравится. Поэтому они прокладывают свои пути таким образом (по отношению к ветру), чтобы минимизировать контакт с кровососущими. Не станет комаров, представляете, какой бардак начнется?
При этом, правда, рост экономики некоторых африканских стран ускорится на 1,3%. Именно столько, по оценкам ВОЗ, они теряют из-за малярии. Однако, с третьей уже стороны, вы навсегда забудете вкус шоколада. Напрасно думают, что комары только кровь пьют, большинство комаров жрет нектар цветов. Какао-бобы, к примеру, в своем опылении зависят от комаров всецело. Нет комаров – нет какао – нет шоколада.
К тому же, добавляет кто-то, кровь пьют исключительно самки. «Совсем как у людей». Это снова шутник. Или циник. Ну и так далее.


* * *

Я пишу этот этюд с натуры и еще не знаю, что получится – пародия или притча. С одной стороны, так: мне казалось, что люди до последней степени оскоплены опосредованным общением с природой, с продуктами неведомо чьего производства, с властью, которая улыбается им, забравшись на вершину вертикали. Ум их скукожился до непосредственных забот. По Маяковскому: «дочка, дачка, водь и гладь». Но нет. Бозон Хиггса их тоже почему-то волнует, а турусы о комарах вызывают в памяти имя энтомолога Джейнета Макалистера.
С другой… Что-то мне эти вечерние разговоры напоминали. Вспомнил: беседу Обломова с Алексеевым. Обломов – понятно. А Алексеева Гончаров характеризует так: «Едва ли кто-нибудь, кроме матери, заметил появление его на свет, очень немногие замечают его в течение жизни, но, верно, никто не заметит, как он исчезнет со света… Весь этот Алексеев, Васильев, Андреев, или как хотите, есть какой-то неполный, безличный намек на людскую массу, глухое отзвучие, неясный ее отблеск».
Так вот, беседуют они с Ильей Ильичем. Расскажите что-нибудь, Иван Алексеич, просит Обломов. Все переговорили, Илья Ильич; нечего рассказывать, отвечает тот. Ну как нечего? Вы бываете в людях: нет ли чего новенького? Ну разве вот вчера у Алексея Спиридоныча сын, студент, читал вслух про англичан, что они ружья да пороху кому-то привезли. Алексей Спиридоныч сказали, что война будет. Понятно, что, кому привезли порох и с кем будет война, Алексеев не помнит.
Но Обломову скучно, хочется поговорить. Что еще нового в политике – спрашивает он, помолчав. Да пишут, что земной шар все охлаждается: когда-нибудь замерзнет весь. Вона! Разве это политика? Дмитрий Алексеич сначала упомянули политику, оправдывается Алексеев, а потом все сподряд читали и не сказали, когда она кончится. Я знаю, что уж это литература пошла.
Наши вечерние разговоры, пожалуй, потемпераментнее будут, но, в сущности, похоже. Не поймешь, где кончается политика, а где начинается литература. А главное, трудно сказать, то ли каждый в таких разговорах свою индивидуальность проявляет, то ли все они, как гончаровский Алексеев, только «безличный намек на людскую массу».
Заговорили об авторитетах. Нужны они нам или нет? С меня хватит, говорит одна дама, пожила половину жизни в лучшей в мире стране, где дедушка Ленин был добрейшим из людей, а «железный Феликс» рыцарем без страха и упрека. Кому быть нашими авторитетами, решали за нас. Пора жить собственными мыслями. Ну нет, возражают ей, тогда мы будем всю жизнь изобретать велосипед, а другие на нем ездить. Без авторитета невозможна преемственность знаний. И так далее.
И снова слушаю и думаю: а точно ли эта разность взглядов влияет на гибкость спины при встрече с начальством и на самостоятельность ума не в лабораторной, а в реальной ситуации? Не знаю. Нет, правда не знаю. Русские мальчики по Достоевскому тоже в трактирах о Боге и социализме говорили, а потом от разговоров перешли все же к делу, и мы знаем, чем закончилось. Во всяком случае, общие разговоры – черта не исключительно обломовская, но, кажется, все-таки чисто российская. Та черта, благодаря которой мы сами себе (да и многим на Западе) представляемся очень симпатичными и из-за которой часто так комически неловки в ситуации практической.
Похоже, только такие разговоры и могут еще нас стихийно и привычно объединить. Только в них мы свободны, непосредственны и умны. А как до дела, у каждого проявляется вдруг свой непримиримый подход. Ушло даже столько раз поэтически воспетое роевое начало.
Мой сосед вчера возил меня на свою пасеку. Жаловался: что-то случилось в это лето с пчелами. Разраиваются. То есть рой покидает свой дом и разлетается в разных направлениях. Он регулярно ездит в лес и с помощью испытанной технологии снова собирает рой и привозит в улей. А на следующий день улей снова оказывается пустым. В чем дело, неизвестно. Ульи полны меда, рядом цветет кипрей, тепло. Загадка.


* * *

Когда становится ясно, что мысли о сне занимают всех больше прочих, в чьем-то усталом мозгу непременно рождается тема, пришедшая совсем уж сбоку, а потому неподъемная, например: думают ли животные? Но на этот раз не то: зачем нужна философия? Математика или физика – спору нет. Не для всех, конечно, но специалисты необходимы. Живопись, музыка, литература… Надо же людям как-то развлекаться и отвлекаться. Не хлебом единым и пр. А философия? Десерт для праздного ума. Кому приятно – пожалуйста, отчего же и нет? Но, в общем, вполне можно обойтись.
И никому в голову не приходит, что они целый вечер только и делали, что философствовали. Потому что суть философии, как считают сами философы, заключается в удивлении и начинается она с детских вопросов. Если детские вопросы продолжают занимать и взрослых, то сколько же их у детей? Если с такого вопроса начинать урок, равнодушных в классе останется ничтожно мало. Тогда выходит, что философия является вообще главным школьным предметом?
Однако август. Вечер опускается быстро. Придется и нам отложить эту тему до другого раза.

Рейтинг@Mail.ru