ПРИМЕТЫ ВРЕМЕНИ

Воздух открытий и финансовый вакуум

Кто такие российские ученые? Чем они живут, что?привело их в эту профессию и что удерживает в ней, несмотря на то что российская наука уже двадцать лет находится в свободном падении? Социологическое обследование российских ученых, призванное внести ясность в эти вопросы, было проведено сотрудниками Института статистических исследований и экономики знаний НИУ ВШЭ. Автор исследования, Галина Китова, познакомила общественность с результатами… 

Зеркало. Не только для ученых

Известно, что высококвалифицированные кадры – ключевое звено в современной экономике. Надо ли говорить, что это касается не только ученых, но и всех педагогических работников страны. Тогда почему же эта «абсолютная национальная ценность» находится в состоянии стагнации?
Сначала о кадрах.
Опрошено три тысячи ученых, именно разработчиков (не теоретиков), занятых в государственном секторе науки. В выборку были включены представители разных возрастов, научных сфер, из разных организаций, включая вузы, РАН, государственные научные центры (ГНЦ). Последние, кстати, в оценке нынешнего состояния науки особенно пессимистичны: вероятно, причина кроется в судьбе этих организаций, на которые в свое время возлагались большие надежды, но теперь их положение заметно ухудшилось.
Основные блоки рассматриваемых проблем: общая оценка ситуации в науке, отношение к политике государства в области науки, желательные направления изменений, мобильность кадров, мотивации, удовлетворенность результатами собственной работы.
Но с первых минут доклада, после предъявления первых данных, хотелось воскликнуть: да это же касается всех работников системы образования! Данные достоверны для всех, проблемные – особенно.
Судите сами: ученые дали состоянию и перспективам своей сферы ожидаемую оценку. Кризисная. Ухудшающаяся. При том что мнение всего российского населения о состоянии науки и образования куда более оптимистично. Так же и со школой?– вопреки официальным докладам и оптимистичным заявлениям с трибун.

Тройка лидеров

Теперь о главном, о проблемах, названных респондентами. Лидируют три. Низкие зарплаты. Падение престижа профессии. Плохая оснащенность научных центров. Это не новость.
Но вот симптоматичный и тревожный фактор: ощущение ненужности своей работы, низкая удовлетворенность тем, как используются твои достижения, настороженность относительно того, что право на открытие в России до сих пор не передается исследователю.
Ученых, как и учителей, поглощают заботы о хлебе насущном, как и учителям, им некогда вникнуть в глубокие, истинно профессиональные проблемы, о них и поговорить-то некогда, время уходит только на внешнее обслуживание профессии, «второстепенные вопросы». Постепенно оказывается, что и не с кем.
Пресловутый «базис» и никакие вливания из госбюджета положение не улучшают.

Настоящих умных мало

Год от года повышается доля персонала, занятого в науке, но не имеющего соответствующего статуса. Иными словами, все больше подмастерьев и все меньше настоящих мастеров. Не об этом ли ежегодно с грустью заявляют менеджеры образования – школьное дело держится на горстке высококлассных учителей «старой закалки», но их остается все меньше, а замена молодыми кадрами проходит тяжело и не всегда с сохранением качества.
Омоложение ученых, как и учителей, проходит вяло и неравномерно. Средний возраст кандидата наук – 53 года, доктора?– 61, куда же деваются сотни и тысячи молодых амбициозных аспирантов?
Больше всего страдает «средний уровень» науки – как раз та сфера, где проходят прикладные исследования, актуальные разработки, результаты которых мы могли бы уже через несколько лет видеть в своей повседневной жизни.

Закрытый доступ

Еще одна общая проблема учителей и ученых – недостаточная информированность о государственной политике в своей области. Согласно статистике российские ученые проинформированы о нововведениях в области науки примерно так же, как в Европе и Японии – основная часть населения, не имеющая к науке никакого отношения. Из СМИ и через частные разговоры.
Вполне уместна гипотеза о том, что свою роль играет сознательное искажение информации административными органами. Трудно объяснить нехваткой сил и времени тот факт, что руководители не доводят до сведения сотрудников то, что им положено по закону. Или это «непрозрачная» поддержка со стороны государства: поди догадайся, что таким образом нам хотели сделать как лучше.

Сделайте уже что-нибудь!

По мнению респондентов исследования, для развития науки необходимо: финансирование из бюджета, повышение качества внутреннего управления, подготовка и переподготовка научных кадров.
В этих ответах прослеживается надежда на то, что ларчик откроется просто, но многим уже ясно: сколько ни заливай бюджетных средств в бездонную бочку – хоть образования, хоть науки, – дно у нее не появляется. Тогда приходит второй рецепт: постройте нас! Приведите менеджеров, пусть они всем эффективно управляют, и тогда дела пойдут на лад.
С учителями уже пробовали – не помогает. Организатор внешне приводит дела в порядок, а на деле ситуация только усугубляется.
Абсолютное большинство ученых положительно оценивают только повышение зарплат и развитие системы фондов поддержки науки. Что же касается всякого рода институциональных мер, таких как акционерный тип приватизации, ограничение хозяйственной деятельности бюджетных учреждений, то отношение к этому у людей резко негативное.
Это говорит о том, что научные организации так и не смогли приспособиться к новому типу экономики, «выплыть» на волне постсоветских реформ.

Фактор престижности профессии

Отдельного внимания заслуживает вопрос о карьере ученого. Материальные факторы, как известно, при выборе этой профессии – самая слабая мотивация. Главенствуют социальные и личностные факторы, главным образом – интересная работа. Ученые трудятся не за деньги, а за интерес, им нравится коллектив, привлекает возможность сделать что-то полезное, они чувствуют себя на своем месте?– зачем кривить душой ради выгоды?
Но отмечаются и другие факторы: аспирантура – логическое продолжение учебы в вузе, стремление продолжить научную династию. Хотя сегодня сами ученые не очень настаивают на том, чтобы их дети выбрали научную стезю – лучше бы выбрали что-то другое. Как это похоже на предостережения учителей своим детям: не суйтесь – сгорите!

Кто мы, фишки или великие?

Примерно тридцать процентов людей науки, по словам докладчика, выражают «осторожный оптимизм» – дескать, нынешнее состояние отечественной науки плачевно, но через некоторое время оно заметно улучшится. Однако за счет чего? За счет их собственных разработок? Тогда это прекрасно: здоровое, уважительное отношение к собственным достижениям, ощущение себя частью большого дела. А если это беспомощное ожидание «бога из машины», который придет и поднимет науку невидимой сильной рукой?
И тут мы выходим на важнейший момент: насколько люди, чья профессия в Росстате записана как «ученый», идентифицируют себя с наукой и всеми катастрофическими процессами, происходящими в ней?
Заметен ли ученым собственный вклад, чувствуют ли они стыд за неудачи и гордость за прорывы отрасли?
Ощущают ли себя, как пассажиры на тонущем корабле, или наблюдают за трагедией с безопасного расстояния?
Ответом на этот вопрос могли бы быть исследования, посвященные поведенческим практикам ученых, уровню их включенности или отчужденности от сферы науки. Да, в зданиях НИИ уже не висят плакаты типа «Что ты сделал для науки, НУИНУ?»?– но это не означает торжества пофигизма в отделах и лабораториях, люди которых корпят над новыми разработками.
Но образа типичного молодого ученого (также учителя) – с его амбициями, новаторством, мотивами, чаяниями?– социологи пока не создали. Тогда как могут инвесторы вкладываться в них? Сферы науки и образования станут по-настоящему приоритетны только тогда, когда государство и общество увидят в лицо тех самых «новых людей», которым придется поднимать свою профессию.

Не хватит ли с нас подтвержденных очевидностей?

А пока странная картина получается. Учителя, ученые, медработники, артисты-эксцентрики – все как один констатируют неудовлетворительное состояние своей сферы, указывают на плохое руководство и просят повышения зарплат и престижа профессии. И тут напрашивается единственный вывод: все мы являемся сегментами больного, умирающего общества. Эту грустную сказку исследователи могут длить сколько угодно. Но есть подозрение, что обнаружить реальные причины проблем нам помогут совершенно другие подходы к исследованию общества.
Не срезы и не мнения. Ключи к решению самых сложных социальных проблем лежат не там, где все решает машинный обсчет положительных и отрицательных ответов, а там, где начинается творчество ученого.
Так считает классик социологии Юн Эльстер: «То, что можно назвать аналитическим поворотом в социальной науке, основывается не на применении количественной методологии, а на почти маниакальной озабоченности ясностью и четкостью… Желание прояснить, уточнить рожденный в ходе исследования тезис?– главное условие изучения реальности. До тех пор, пока полученные данные для нас ничего не значат, они не приведут к решению проблем».
В противоположность крупномасштабным исследованиям французский социолог ставит изучение конкретных случаев. Там, где есть прецедент, но нет безликого массива данных, выше вероятность получить реальное, полезное, достоверное знание.