Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №21/2011
Четвертая тетрадь
Идеи. Судьбы. Времена

ДОМАШНИЙ АРХИВ


Шеваров Дмитрий

Страна мимино

Она осталась только в кадрах старого фильма и в записях из тетрадки командира взвода, где служили солдаты 16 национальностей

– Таня, а кто такая тетя Нина из Тбилиси – не знаешь?
– Нет.
– И я не знаю.

Из фильма «Мимино», 1976 г.


…И зеленый крокодил

Все труднее объяснить детям, что это было такое – Советский Союз. В телевизоре вспоминают парады и полеты в космос, вождей и Елисеевский магазин. Но ракеты и сегодня худо-бедно летают, парады чеканят шаг, тандем бронзовеет, а любой нынешний супермаркет – как сто Елисеевских магазинов. Значит, суть в чем-то другом.
А чтобы понять, в чем, надо попробовать говорить об СССР, не размахивая руками. Не цитируя то, что мы подобрали в интернете или услышали из телевизора. Общие слова к детям и так прилипнут. Единственное, чего дети нигде не найдут, – это нас. С нашей памятью, которая почему-то помнит то, чего не помнит никто другой.
К счастью, наше рожденное в 1960-х поколение миновали большие войны и репрессии. К тому времени, когда мы вышли из-под стола, батальное полотно уже было дописано и краска на нем высохла. Нам достались малые жанры: эскизы, зарисовки, карандашные наброски. В общем, почеркушки «застоя», мелкие обрывки грандиозных замыслов.
Говорить о такой жизни с пафосом – нелепо. Говорить с иронией – тут надо быть Довлатовым.
Приходится говорить с детьми, медленно подбирая слова. А дети не любят ждать. Любят, чтобы быстро и конкретно, реально, в тему. Только подберешь слова, а ты уже один. Все разбежались туда, где мониторы светятся и мобильники звенят.
Вообще я заметил, труднее всего – говорить тихо. Но только так можно расслышать, как потрескивала пластинка, кружась; как стучали деревянные решетки, на которых привозили хлеб в булочную; как пахло талым снегом в школьной раздевалке…
Приходится говорить о стране нашего детства и юности в связи с чем-то. Чаще всего – в связи с каким-нибудь фильмом «из того времени».
Но не так много фильмов, в которых схвачена суть. Один из них – «Мимино». Там за смешными ситуациями светится таинственная суть.
Недавно я вдруг понял, что жизнь вела меня по следам Мимино. Я побывал, никак к тому не стремясь, почти во всех местах, где происходит действие фильма: жил в гостинице «Россия», где встретились летчик Валико Мизандари и шофер Рубен Хачикян; в конце девяностых я гостил в Тбилиси; бродил по Телави, где в крохотной мастерской рядом с универмагом Кукуш шил кепки. На месте мастерской уже был обменник, а вот универмаг работал как комиссионка. Он до потолка был заполнен дорогими, но совершенно бесполезными вещами, оставшимися, очевидно, от былой «шикарной» жизни. Мраморные пепельницы, чугунные подсвечники, бронзовые Венеры, какие-то канделябры…
Я был даже в том самом немецком аэропорту, откуда Валико ездил в «центр», чтобы купить подзорную трубу и зеленого крокодила.
Но не о том речь. Речь о том, что была такая страна – Мимино. Политики могут называть ее как угодно, но мы-то знаем, что больше всего ей подходит именно это имя – Мимино. В нем есть недоумение о быстротекущей жизни.
Кто-то скажет, что фильм Данелии – это же миф, советская сказка. Что ж, пусть будет сказка. Как говорил Валентин Берестов: «Не бойся сказки, бойся лжи».

* * *


Из фильма «Мимино»:

– Рубен Вартанович, а зачем нам в аэропорт? Нам прямо ехать надо.
– Адрес хочу. Он раньше здесь работал.
– Кто?
– Один грузин, мой знакомый друг… Скажет: ва! как меня нашел, откуда? И ему будет приятно. Когда ему будет приятно, я буду чувствовать, что мне тоже приятно. А ты говоришь – прямо!


Тетрадка

В армию я попал после университета, лейтенантом. В моем взводе оказалось шестнадцать национальностей. Особенно широко были представлены Средняя Азия и Кавказ. Русских не было вовсе. Зато был один гагауз.
Когда в карауле я вслух читал ребятам газету (это называлось политинформацией), особенным успехом пользовались невзрачные заметки под рубриками «Отовсюду обо всем» и «Это интересно».
«В совхозе имени Бокомбаева Токтогульского района двадцать лет трудятся на ферме супруги Майтукеевы. Главу семьи зовут Москвой».
Недавно мне попалась под руки старая тетрадка по политподготовке. Когда-то она была общей, толстой, а потом, после армии, я вырвал из нее всякую дребедень про двадцать шестой съезд и оставил только несколько страниц – на память. Там список взвода и кое-какие выписки из личных дел.
Перелистав эти скупые записи, я так ясно увидел своих ребят. Как будто вчера с ними расстался, а не четверть века назад.

Дудук

«Ефрейтор Арутюнян Авик Багдасарович родился в 1966 г. в г. Спитак Спитакского р-на Армянской ССР. Отец – мастер на мукомольном заводе, мать – учительница. Комсорг взвода. Играет на музыкальных инструментах, участвует в самодеятельности. Письма из дома получает регулярно».
Авик с шести лет играл на дудуке. Когда его призвали в армию, то мать просила направить сына в какой-нибудь военный оркестр. В военкомате сказали, что в армии не предусмотрен такой инструмент, как дудук.

– Почему? – удивилась мама Авика. – Он же такой легкий и маленький.
– Дудук мешает боеготовности. От него плакать хочется.
– Тогда пусть Авику дадут кларнет, – попросила она.

«Кларнетов у нас хватает!» – отрубил майор и послал Авика на северный Урал, во внутренние войска.
В свободную минуту Авик приникал к радиоле и искал передачи из Еревана. Он так погружался в это вылавливание из шума и треска эфира родных сердцу звуков, что ничего не слышал вокруг себя.
Когда я, возвращаясь с проверки, видел пустой стол дежурного и спрашивал, куда девался Арутюнян, мне отвечали: «Ищет свое армянское радио».

Он и меня просил:

– Товарищ лейтенант, если я буду спать, а вы услышите по радио дудук – разбудите, пожалуйста, очень вас прошу!
– Я же не знаю, как он звучит, этот твой дудук.
– Когда вы его услышите, то сразу поймете, что это дудук.

Счастье

«Рядовой Тойчиев Адыш Мамасыдыкович родился в 1967 г. в с. Тепке Ак-Суйского р-на Иссыккульской области Киргизской ССР. Шестой ребенок в семье. Комсомольский билет и учетную карточку забыл дома. С русским языком плохо».
Как-то в мае часовой ворвался в караул с истошным криком: «Адыш застрелился!» Я рванул по тропе и вскоре увидел на горизонте ковыляющую фигуру. Тойчиев шел, подволакивая ногу, как подбитое крыло, и задрав к небу голову, болтающуюся на худой цыплячьей шее. Он был очень бледен, но блаженно улыбался.
Я подхватил теряющего сознание солдата. Левый сапог у него был полон хлюпающей крови. Качаясь от тяжести и ужаса, я тащил Адыша Мамасыдыковича метров пятьдесят, пока на помощь не подоспел мой зам, сержант Барлык Санджиев.
На другой день я навестил Адыша в медпункте. Он был совершенно счастлив. Картина же происшедшего была проста, как наскальный рисунок. У солдата, лишенного родного южного солнца и витаминов, начали гноиться ноги. Чтобы хоть на время прекратить мучения и не ходить в караул, уроженец села Тепке приставил автомат к сапогу и прострелил себе ногу в аккурат между пальцами. Крови получилось море, но косточки не задеты.
По выздоровлении Адышу грозил дисбат, но комбат ограничился крутым разносом для меня и внеочередным марш-броском для всей роты.


Cinema

«Рядовой Аскилашвили Важа Александрович родился в 1964 г. в д. Квирикети Чохагаутского р-на Грузинской ССР. С восьмого класса учился в Тбилиси. Знает французский лучше русского. После школы работал киномехаником».
Слово «кино» действовало на Важу магически, он весь расцветал: «Cinema!..» Сыпал именами: Закариадзе, Абашидзе, Даушвили, Чхиквадзе… Более всего меня удивляла даже не эрудиция Важи, а то, что он каким-то непостижимым образом получал новости закулисной киножизни, был в курсе творческих планов Параджанова. Когда мы шли по тропе наряда, утопая в грязи, он озабоченно делился: Софико Чиаурели пятый год не снимают, а Кахи Кавсадзе вообще задвинули в тень.
Еще мы с Важей вспоминали наших мам, что они любят готовить и как это вкусно. Важа вспоминал прохладное мацони, а я – шарлотку яблочную и пирог со смородиной… А помнишь, Важа, как мы играли в реки? Я говорил – Днепр, а ты – Кура, я – Волга, а ты – Псоу, я – Сухону, а ты – Губазоули, по мосту через которую ты ходил в школу в соседнее село Бондисхиди… А еще ты говорил, что у грузин пять самых уважаемых профессий, и загибал пальцы: артист, повар, шофер, поэт и – самая важная! – киномеханик.
Важа-Важа, где ты сейчас?..


Мелодия

«Ефрейтор Мамедов Ильгар Сардар-оглы родился в г. Шуша Азербайджанской ССР. Комсомольский билет и учетную карточку забыл дома. Участвует в самодеятельности. Письма получает редко, хотя сам пишет часто».
Весельчак и фантазер. Ильгар уверял, что его родная Шуша так высоко в горах, что днем со всех сторон окружена облаками, а ночью – звездами. Рассказывал, что когда был маленький и по вечерам смотрел в окно, то ему казалось, что внизу, в долине, тоже звезды. Потом вырос и узнал, что под горой светятся огни селений, а далекие звезды – это огни Степанакерта. Рассказывал, что жители его родного города не делятся на азербайджанцев, армян и русских, а называют себя шушинцами. «Я пошел в армию, а перед этим стричься надо, правда? Так вот мой друг Арэвик заплатил за меня в парикмахерской!»
В самодеятельности Ильгар подражал Магомаеву. В новогоднюю ночь он исполнил, к общему восторгу:

Ты моя мелодия,
Я твой преданный Орфей…
Дни, что нами пройдены,
Помнят свет нежности твоей…

Мамедов пел, беззащитно раскинув руки и прикрыв глаза, а вокруг собрался весь караул.

Все, как дым, растаяло,
Голос твой теряется вдали…
Что тебя заставило
Забыть мелодию любви?..


Письмо

В тетрадке еще был листок. Пожелтел, бедный.

«Здравствуйте, товарищ лейтенант!
Получили от вас первую весточку – очень этому рады. Спасибо, что не забыли. Мне, отдавшему Вам частичку сердца, трудно было после Вашего отъезда. У меня все нормально, могу похвастать своими наградами. Мне дали крест первой степени, звание старшего сержанта и, самое главное, благодарственное письмо на родину.
Ваше место теперь принадлежит молодому лейтенанту Галышеву. Боевитый товарищ, но ошибается по неопытности – это не только мое мнение. Сафретдин Малаев все так же заступает начальником караула во второй, а я – в четвертый. Он Вам шлет огромнейший привет.
Порой невеселые мысли на меня находят. Почти нет людей, которые меня понимают. Может быть, я такой плохой человек и поэтому столь плачевный результат. Но я не хочу и не могу быть похожим на других. Чувствую, что много ною, и поэтому прекращаю это дело. Буду, как вы советовали, расширять кругозор своих знаний, повышать любознательность и побольше читать.
Шлю Вам фото. Это будет для Вас эхом прошлого.
Не хотел бы Вас терять совсем навсегда.
Ваш Барлык. 30 сентября 1986»

Рейтинг@Mail.ru