Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №19/2010
Вторая тетрадь
Школьное дело

ЧТЕНИЯ. ДЕНЬ ВТОРОЙ


Иванов Дмитрий

Круглый стол «Спасите школу от утопий»

«Воспитание школы: проверка временем» - взгляд из 90-х в 2000-е.

Вопросы ведущему обычно начинают задавать, дождавшись окончания встречи. Обычно, но не на этот раз. Поскольку Дмитрия Иванова наши читатели и участники чтений знают как автора брошюр, изданных «Первым сентября», они начали подходить с вопросами еще до начала общей дискуссии.
Впрочем, начался разговор с того, что присутствующие очертили круг своих представлений о том, что такое утопия.
Очень быстро на доске, где фиксировались высказывания, появился целый спектр разных трактовок понятия «утопия»: несбыточная мечта, заблуждение, тупик, необоснованное ожидание, обман других, самообман, иллюзия, далекая от практики научно-философская придумка…
Когда доска была заполнена, ведущий внес свой вклад – определение, взятое из словаря и добавляющее некоторые важные смыслы. Из него следовало, что утопия предполагает критику существующей действительности, претендует на окончательное решение проблем и внедряется путем насилия над людьми. Кроме того, утопия не учитывает реальности.
После этой короткой теоретической разминки разговор быстро перешел к школьной действительности и обрел предметные основания. Один из участников определил как полную утопию бытующее в образовании представление о том, что мы ученика в школе учим и воспитываем, «я же считаю, может, это моя личная утопия, что дети приходят в школу общаться». В ответ на эту реплику зал заволновался.
– Но ведь ребята общаются в определенной среде, созданной в школе. В ней же происходит образование и воспитание.
– Когда я на уроке объясняю закон Ома, ученики тоже общаются, но параллельно с моим объяснением, не в той среде, которую я организовал.
– Сильный тезис, – подвел итог этого короткого диалога ведущий. – Среда вынуждает детей учиться. Но этот процесс не имеет отношения ни к каким учебным предметам и нашим благим пожеланиям. То есть все наше сегодняшнее образование – это полная утопия.
Из этого мрачного тупика разговор вывела другая участница дискуссии:
– А по-моему, утопия должна присутствовать в школе. Как в школе Тубельского: свобода, встреча с человеком, развитие ребенка. Ведь без идеала жить нельзя. На уровне целей и перспектив должен быть идеал. Но есть другая утопия, лживая и бесплодная, та, что живет в нашей повседневной школе: подготовка к ЕГЭ, критерии оценки учителя…
– Можно ли понять вас так, что в школе Тубельского был идеал? А в современной российской школе его заменяют указания и методички?
– Пожалуй, да. Есть только желание подчиниться и влиться в движение по созданию иллюзии хорошей школы.
– То есть вместо идеала – идеология. А идеала в нашей школе нет?
Конечно, зал тут же отреагировал:
– Неправда, есть. В работе каждого учителя есть моменты, когда с ребенком что-то важное происходит и в собственном развитии педагога тоже. Это и есть идеал. Мы просто далеко не всегда можем это заметить.
– Вам не кажется, что здесь противоречие? Если идеал есть, то он есть. А если мы его не видим, значит, его нет? Нет средств, с помощью которых учитель, профессионал, может увидеть, что происходит с учеником.
– А как вы можете увидеть суть, если вам навязали очки утопии?
– Ну какая же утопия, если это происходит каждый день? Это реальность… – возразила еще одна участница дискуссии.
И как только речь зашла о повседневной реальности, которая то ли утопия, то ли нет, реплики посыпались одна за другой.
– Я прихожу в класс и каждый день работаю на оценку, на выполнение программы, на заказ государства и родителей. А то, что государству нужны творческие учителя, – это утопия, хотя слова эти повторяются постоянно.
– Еще одна утопия, совершенно противоречащая реальности, состоит в утверждении приоритета воспитания, я восемнадцать лет это слышу. И утопичность заложена уже в том, как измеряют воспитательную работу: сколько мероприятий проведено, какие места в конкурсах заняли ребята. А то, что никто из них не курит в школе и только один из двухсот семидесяти состоит на учете в детской комнате милиции, – это результатом не считается.
– Я сейчас вот подумала: а для меня самой воспитание – приоритет? И мое отношение может повлиять на реальность?..
– Да о каком воспитании можно говорить, если нас постоянно заставляют посылать детей на разные конкурсы, где все места распределяются заранее. Что при этом чувствуют дети? И как мы должны им это объяснять?
– Так воспитательная ситуация налицо, – подливает масла в огонь ведущий, – дети видят все это и делают выводы. Только воспитание происходит не в запланированную сторону. Потому что конкурсы организуют не для детей. Там ими манипулируют ради бюрократических заморочек.
– И как же воспитывать в таком случае?
– По-моему, воспитание – это совместный поиск смысла, – предположил ведущий, – только искренне, по-настоящему, без заранее запланированных правильных ответов. Вот мы сейчас с вами чем занимаемся? Поиском. И высказываете разные смыслы вы сами. Я лишь создал ситуацию, в которой это стало возможным. Потому что мне тоже это интересно. И я не корректирую ваши мнения, а только дополняю. В этом мы с вами равноправны.
Эта реплика будто встряхнула зал, заставила переключиться с извечных учительских сетований на анализ своей позиции.
– Я только что подумала: мы все время говорим о том, что нам не нравится. Только это для нас и значимо, то есть, даже возмущаясь, мы против воли продолжаем играть в их чиновничьи игры.
– Значит, у вас нет идеала? – коварно спрашивает ведущий.
Такого наступления аудитория пропустить не может и бросается в контратаку.
– А вы верите, что можно создать внутришкольную систему мониторинга качества образования? – напористо интересуется участница разговора, помахивая перед собой брошюрой, где именно эта система и описана. Она явно ведет к тому, что автор сам пропагандирует типичную утопию. Но…
– Не верю, – иезуитски отвечает Иванов, – не верю, что она сегодня реализуема в массовой школе.
– Какой же тогда в ней смысл, если это полная утопия? – не сдается оппонентка.
– Смысл в том, чтобы рассказать о мировом опыте. Не зная совершенного, невозможно создать хорошее. И потом, Кампанелла писал «Город солнца», сидя в тюрьме.
Такая сильная аналогия смутила атакующих, а ведущий, выйдя из образа несчастного узника, наступал:
– Неужели вы в самом деле верите, что дети получают в школе какие-то знания, когда ими постоянно манипулируют учителя, которые сами постоянно становятся жертвами манипуляций?
– Так мы же ничего не решаем, нам все диктуют сверху.
– В том-то и дело. А воспитывать может только тот, кто сам себя ценит и считает значимым. Так было в школе Тубельского. И это была в каком-то смысле утопия. Он ощущал себя счастливым человеком.
–Так просто?
– Совсем не просто. Когда он пришел в сложившуюся школу и начал преобразования, один класс вместе с учителем в полном составе вообще ушел из школы. И родителям он не раз говорил, что знания в привычном понимании здесь давать не будут. Зато каждый ребенок сможет проявить себя в пространстве свободы. Можешь мастерить что-то или заниматься керамикой, решать интегралы или танцевать, играть в театре, выпускать газету. Это относилось и к педагогам. Мы пришли туда добровольно и работали не на Тубельского, а на себя, делали то, что каждому было интересно. И расхождения были, и спорили мы с ним. До сердечных приступов. Но это была ситуация свободы. Она переносилась и на ребенка: скажи, чем ты хочешь заниматься, но обоснуй. А мы поможем тебе реализовать твои замыслы. Однако сначала нужно было научиться ценить это.

Если судить формально, то лишь небольшая часть встречи непосредственно касалась школы Тубельского. Но, по сути, вся дискуссия с первой до последней минуты напоминала те жаркие и бескомпромис­сные споры, в которых школа рождалась двадцать с лишним лет назад. Иногда даже казалось, что сам Александр Наумович с удовольствием заварил весь этот горячий спор без чинов и званий. И на минутку вышел покурить. И вот-вот вернется.

Записала Елена КУЦЕНКО

Рейтинг@Mail.ru