СИМОН СОЛОВЕЙЧИК. СТАТЬИ ДЛЯ СВОЕЙ ГАЗЕТЫ

Школьные хроники 2000-х. Из писем и откликов наших читателей

«У нас с первого августа введен комендантский час для несовершеннолетних. Дети до 7 лет не могут находиться в общественных местах без сопровождения родителей круглосуточно, до 14 лет – после 21 часа, до 18 лет – после 22 часов. Но дело в том, что моя 13-летняя дочь много лет занимается в спортивной секции, давно ездит на занятия самостоятельно, и что теперь делать, если тренировка только начинается в 18.00? Я работаю в сменах и не всегда могу ее встречать после 21.00. Приказать ей сидеть дома?»

***

«Мы говорим о школе, какой она должна быть. Так вот, теплой она должна быть. Теплой не в температурном смысле, а в человеческом. У нас в школе нет дежурных. В семье ведь нет дежурных? И нам они не нужны. Люди живут в школе обыкновенной жизнью, их никто не одергивает. Бежал мальчишка по школе, задел цветок, уронил. Тут же остановился, собрал.
Ему не страшно, он не убегает и не скрывается. И если учитель идет в школу со страхом, заранее ждет неприятностей – а вдруг его проверят, а вдруг накричат, то это не школа».

***

«...И главное, ни по какому вопросу добиться справедливого решения невозможно. Все молчат: проволочки ли по вине администрации, ущемление ли человеческого достоинства или нечистые денежные манипуляции – тишина. К сожалению, эту «феодальную» школу модернизация никак не затронула, разве укрепила. А вот на детей она выплеснула ушат помоев. Они оказались отрезаны и от культуры, и от традиции, и от учителя – все это объявлено старым, плохим, не соответствующим требованиям современной экономики... Что же дальше? Их бросить нельзя».

***

«Недавно я стала свидетелем такой сцены: в автобус впорхнула милая девчушка лет 10–11 тут же громко заговорила по телефону: «Мама, я уже еду из парка, представляешь, я столько раз прокатилась на аттракционах бесплатно, я так их обманула, столько раз, представляешь, просто класс!» Выключив телефон, она со счастливым выражением лица проехала еще несколько остановок. Признаться, некоторым пассажирам, как и мне, было неудобно. Так громко, так уверенно – про некрасивый поступок?»

***

«Везде говорят о том, что дети ничего не учат, все знают о катастрофически снижающихся показателях психического, физического
и нравственного здоровья детей. И на этом фоне постоянно увеличивается объем выдаваемой школой информации (мы ничего не уменьшаем, мы только добавляем).
Из-за слабой учебно-материальной базы уменьшается число практических работ, а следовательно, и практических навыков. Вместе с этим высшие учебные заведения поднимают планку требований к абитуриентам. Мы находимся в каком-то порочном кругу».

***

«...Не успел войти в учительскую – «Срочно напишите на бумажке, кто из ваших куда поступил». Первое распоряжение в новом учебном году – для отчета, и приходится объясняться по поводу двух способных девушек, которые никуда поступать не стали, а решили «подумать». Из-за них с меня взыскивают за то, что я «порчу процент поступаемости и подвожу школу». Ни больше ни меньше».

***

«...Для меня критерием оценки работы директора всегда была мера его соучастия в жизни детей. Если это соучастие есть, если директор ориентирован на проблемы детей, если умеет жить детскими интересами, все остальные проблемы решаемы. И так получилось у нас в районе, что подобрались директора-единомышленники, которые поставили во главу угла интересы ребенка, а не какие-то вопросы карьеры или престижа. Мера соучастия, мера сопереживания, развитость совести – вот что было определяющим. А все остальное – это были уже технические вопросы, где директору нужно было помогать. У кого-то лучше хозяйственная хватка, у кого-то хуже, но совсем не это, повторяю, является главным в деятельности директора. Это моя глубочайшая убежденность. Главное, что определяет хорошего директора, – это совесть. И искренняя заинтересованность в детях. Если директор эгоистичен, груб и равнодушен к детям – ему ничем не поможешь, каким бы хорошим хозяйственником
он ни был и как бы хорошо он ни исполнял всякие инструкции».

***

«Когда я был маленьким, когда мне было еще 5–7 лет, у нас дома постоянно собирались директора школ. И я запомнил их как людей неспешных, неторопливых, великодушных и мудрых. Как людей, знающих себе цену, уверенных в себе. Как людей, способных рассуждать, философствовать. Это были люди, к которым прислушивались, в том числе – в обществе. Это были значимые фигуры, уважаемые люди. Да и в школе у них была немного другая роль. Они были не столько администраторами, сколько «главными учителями», а заодно и школьными психологами, к которым шли на исповедь. А сегодня к школе и к директору зачастую относятся как к «сервисной службе», как к техническому средству.
Сегодня все более значимой становится безликая инструкция, которая пытается заменить директора как личность. И оценка труда директора идет не по его педагогическим воззрениям, не по его философскому какому-то осмыслению происходящих в школе процессов, и даже не по уровню управления, а чаще всего по тому, как он исполняет инструкцию».

***

«Главный методический и административный прием директора – это все-таки душа. Если нет души – тогда учи инструкции. Но как бы ты ни учил инструкции, ты через них не обретешь способность делать добро. А я убежден, что человек может работать директором только в том случае, если ему в достаточной мере отпущена способность делать добро и делиться добром.
Быть щедрым. Уметь сопереживать и сочувствовать».

***

«...Самое страшное в школе – это публичное унижение. Я тут делилась с одной опытной учительницей тем, как у нас проходят педсоветы, а она мне говорит: я во многих школах работала, и только в одной учителей не унижали на педсоветах. А так учителя уже настолько привыкли к тому, что на них кричат, что когда идет очередной разнос, они просто смеются. А как не смеяться?
Час кричали о том, что мы не умеем работать, а в конце: «Ну идите работайте!» А как же работать, если не умеем? Помощь никто
не предлагает, а клеймо поставить – это пожалуйста».

***

«Волевые учителя еще и тем опасны, что вырабатывают в ученике привычку подчиняться. А если в жизни ему встретится сильная отрицательная личность? Он не сможет сказать ей «нет». Остро требуется учитель, способный работать без подавления воли ребенка, по его интересам и образовательным запросам. Организовывать групповую, индивидуальную – самую разнообразную работу. Но их нет, а переучивать очень трудно».

***

«Мне пришлось прочитать несколько Программ развития образовательных учреждений. И есть там раздел с совершенно фабричным названием «Модель выпускника». В нем перечисляются знания, умения, навыки, личностные качества – так называемые компетенции, которые должны быть «на выходе» из школы у того, кто не сбежал из нее через окошко или черный ход. Учителю отводится роль мастера кройки и шитья, человека, вооруженного ножницами, сантиметром и мелом, шьющего на заказ».

***

«...У нас все построено на двойной бухгалтерии! Для школы липовые журналы выгодны, потому что по журналам она подгоняет успеваемость. Для вышестоящих органов удобно контролировать – не надо думать о том, что происходит на самом деле, достаточно контролировать состояние отчетности…
Вот и получается, что с учителя требует администрация, со школьной администрации – более высокая администрация, с нее – еще более высокая. А на самом верху сидят, наверное, люди, которые если и имели отношение к школе, то только в глубоком детстве. Отсюда и все проблемы. Отсюда и искусственная отчетность, порочный круг. И вообще у учителя масса времени уходит на бумажки. И получается, что эта двойная бухгалтерия кому-то выгодна».

***

«...Ну и конфликты с администрацией тоже на детях сказываются. Если тебя с утра начинают «заводить», если с утра напряженно ждешь появления начальства – в каком оно состоянии и что тебе от него ждать, какое может быть творчество? Иногда учителя стараются с утра подальше обходить кабинет директора, чтобы не дай бог не столкнуться и не испортить себе на весь день настроение. Любая твоя нервозность сразу чувствуется детьми, и они тебя сразу отталкивают».