Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №20/2008
Четвертая тетрадь
Идеи. Судьбы. Времена

ИМЯ И СЛОВО


Шеваров Дмитрий

Притча о Серой Шейке

Почему после первой публикации рассказа Мамин-Сибиряк изменил его финал

Публикация статьи произведена при поддержке интернет проекта Englishon.Ru. Посетив сайт проекта Englishon.Ru, Вы сможете пройти эффективные уроки по английскому языку онлайн бесплатно. Большое количество учебных материалов, представленных на страницах сайта Englishon.Ru, позволят в комфортной обстановке и в удобное для Вас время освоить английскую грамматику, орфографию, синтаксис, и попрактиковаться в составлении тем на английском языке. А так же к Вашему вниманию обучающие онлайн фильмы, тесты, учебники английского языка, статьи с разговорным английским, и многое другое.

Дмитрий Наркисович Мамин (псевдоним Мамин-Сибиряк) родился в уральском поселке Висим 25 октября 1852 года в семье настоятеля церкви Висимо-Шайтанского завода. Фамилия Мамин когда-то произносилась, очевидно, с ударением на последнем слоге, поскольку происходит от татарского имени Мамин или башкирского Маминь. Предки писателя по линии отца, Наркиса Матвеевича, были православными священниками на границе с Ордой. В тех местах и сейчас встречаются деревни и села с названиями Мамино и Маминское. Род матери, Анны Семеновны Степановой, восходил к шведскому солдату, взятому в плен под Полтавой.

* * *
В центральном екатеринбургском книжном магазине ищу Мамина-Сибиряка. Говорят, уже вышли четыре тома нового (двадцатитомного!) Собрания сочинений. Очень хочется если не купить, то хотя бы полистать. Но найти Мамина в такой чаще книг очень трудно. Зову на помощь девушку-консультанта. Мы ищем вместе, то приседая к полу, то задирая головы к верхним полкам. Наконец находим Мамина под самым потолком. Пробуем дотянуться, но где там – ростом не вышли.
Находчивая девушка приносит стул, я лезу – и вот четыре неброско изданных тома у меня в руках. Сажусь на стул, листаю книги и забываюсь: сколько мне незнакомого, а вслед за тем, что знакомо, идут рукописные варианты, комментарии, приложения. А в начале первого тома – какая фотография юного Дмитрия Мамина! Чуть взлохмаченный молодой человек с красивыми и дерзкими глазами. Абсолютно современное лицо. Взгляд авантюриста и эстета. Сразу видно: парень знает себе цену.
Странно даже: почему издатели не догадались дать этот снимок на обложку? Девушки хотя бы из любопытства непременно вертели бы в руках этот том, а может, и покупали бы вместо гламурных книжечек-однодневок.
А сделана эта фотография в ту пору, когда сын священника бросил Пермскую семинарию и в согласии с «духом времени» решил учиться на хирурга. Поступил в Петербургскую медицинскую академию. Впрочем, взяли его лишь на ветеринарное отделение. Перспектива резать столь любимую им с детства живность Дмитрия не увлекла, зато театры, студенческие пирушки и нигилистические кружки – все это так затянуло вырвавшегося на свободу бывшего семинариста, что родители месяцами не могли дождаться от сына никаких вестей. Отец писал сыну о своих переживаниях: «А ты тут думай: жив ли он, не в крепости ли, не в Сибири ли, не на каторге ли, не на дне ли Невы?..»
А Дмитрий тем временем бросает медицину, поступает на юридический факультет, подрабатывает репортером, сочиняет криминальный роман «В водовороте страстей» из жизни обитателей столичного «дна», рассчитывая, как он в шутку признавался друзьям, получить «по 10 рублей за каждого убитого человека».
В результате на дно жизни падает сам автор. Больной туберкулезом, совершенно опустошенный и духовно, и материально, несостоявшийся ветеринар и юрист возвращается домой как блудный сын. Вскоре умирает отец и наступает окончательное отрезвление. Дмитрий Мамин будто впервые видит и своих близких, и свою родину. Он даже природу видит вдруг глазами человека, вернувшегося из долгой и мучительной эмиграции.

* * *
Мамину приходится взять на себя заботу о матери, о младших братьях и сестрах; по двенадцать часов в день он дает частные уроки. Но при этом Дмитрий уже ясно чувствует истинное призвание и пишет по ночам свои главные вещи: романы «Приваловские миллионы», «Горное гнездо», «Дикое счастье»…
Дар художника удивительным образом сочетается у Мамина с трезвостью аналитика, проницательностью психолога, дотошностью экономиста. Никто в ту пору не исследовал молодой российский капитализм и особенности российской коррупции так глубоко, как Мамин-Сибиряк. В рассказе «Верный раб» лакей, обобравший своего барина, через много лет признается тому: «Ведь я как брал, ваше превосходительство: видеть не мог живого человека, чтобы не обобрать его. Жадность во мне страшная объявилась. Беру, а все мне мало, все мало. Прямо сказать: прорва, ненасытная утроба… Все ко мне бросились, все понесли, а я еще больше ожаднел…»
Нет, Мамин-Сибиряк не был социалистом и даже народникам не очень симпатизировал. Да и как мог быть врагом рыночной экономики человек, который, уже занимаясь писательством, пробовал себя в предпринимательстве, причем самом рискованном. Мамин искал месторождение золота, мечтал открыть прииск. Однажды проба на золото оказалась удачной, и на пару со своим другом писатель арендовал у башкир золотоносный участок земли. Правда, вскоре Мамин неожиданно отходит от дел. Золотопромышленником Дмитрий Наркисович так и не стал. Быть может, именно потому, что лучше многих своих современников понимал, как гибельны для человека шальные деньги, как помрачают они рассудок и растлевают все вокруг. И не потому ли сейчас книги Мамина мы норовим сослать куда-нибудь под потолок, на дальние полки или вовсе в кладовку? Не правда ли нам глаза колет?..
* * *
Лишь дети принимают Мамина-Сибиряка безоговорочно и готовы слушать и слушать «Аленушкины сказки». Как
детский писатель Мамин-Сибиряк родился 21 марта 1892 года. В этот день на свет появилась его дочка Аленушка. Через сутки после тяжелых родов умерла жена писателя, и Дмитрий Наркисович остался один с малышкой, у которой вскоре обнаружилось неизлечимое заболевание. За спиной Мамина поползли глухие разговоры (при нем-то никто бы не посмел), что девочка не жилец, что Дмитрий Наркисович сам не очень здоров и вскоре сдаст девочку в какой-нибудь приют.
Но Мамин не только не отдал никому Аленушку, но и сразу проявил себя невероятно заботливым отцом. Он стал для нее всем – и матерью, и бабушкой, и дедом, и нянькой, и учителем. Когда Аленушке не было еще и трех недель, Мамин навсегда определил цель своей жизни: «Буду жить для этого маленького существа, буду работать для него и буду им счастлив…»
Когда издатели детских сказок просили Мамина дать какой-нибудь его портрет для книги или журнала, он давал ту фотокарточку, где он вместе с Аленушкой, и всегда требовал, чтобы печатали именно этот снимок.
«…Серой Шейкой они называли свою калеку дочь, у которой было переломлено крыло еще весной…» «Серая Шейка» впервые была напечатана в журнале
«Детское Чтение» через полтора года после появления на свет Аленушки.
Что это – сказка, притча, рассказ, быличка?.. Самое глубокое из детских произведений Мамина-Сибиряка принято помещать в разделах «Рассказы о животных» или «О природе». Но разве только о водоплавающих повествует «Серая Шейка»?
В журнальном варианте история Серой Шейки завершалась трагически. Следуя «правде жизни», Мамин так закончил рассказ: «Утром, когда было особенно холодно, Заяц прибежал напиться к полынье; но она уже замерзла, а от бедной Серушки осталась на льду кучка перьев…»
Эта страшная кучка перьев лишила маленького читателя всякой надежды на спасение несчастной уточки. Сказка превратилась в банальный охотничий рассказ.
Аленушка была в ту пору еще слишком мала и о такой развязке, к счастью, не узнала. Вскоре после выхода журнала Мамин, узнав о читательской реакции, о море детских слез, невольно им вызванных, срочно переписывает финал. У сказки появляется новая, четвертая глава, где на помощь Серушке автор посылает старичка Акинтича. Старик-охотник появляется на горизонте в тот критический момент, когда лед уже почти сомкнулся вокруг уточки, а Лиса уже ползла к полынье, чтобы схватить беззащитную жертву. И тут звучит спасительный выстрел старичка. Дробь улетает куда-то в снег, никого не задевая. Лиса убегает, а старик вылавливает из ледяной воды Серую Шейку, прячет ее за пазуху и несет домой внукам: «Вот-то обрадуются… А весной ты старухе яичек нанесешь да утяток выведешь…»
И тут уже совершенно не важно ни Мамину, ни читателям, откуда взялся в безлюдном краю чудесный старичок (за несколько страниц до этого автор утверждал, что дело происходит в горах, покрытых густым лесом, где «никакого жилья кругом»).
Какое счастье узнать о спасении Серой Шейки вместе с детьми и увидеть, как набежавшие слезы сменятся счастливой улыбкой! Такие минуты сопереживания и радости драгоценны и для ребенка, и для взрослого.
ХХ век заставил увидеть в Серой Шейке образ несвободы, скованности обстоятельствами, образ терпения, ожидания и упования на чудо. В какие-то моменты притча о Серой Шейке становилась созвучной миллионам людей. В образе увечной уточки виделась сокровенная эмблема эпохи. Эта эмблема обозначала трагедию личности, оставленной или отторгнутой стаей.

* * *
История Серой Шейки перекликается с одним из ранних рассказов Мамина. Однажды молодой писатель плыл с бурлаками на барке по Чусовой. Дело было осенью, шел мокрый снег, и тут на барку сели перелетные дикие гуси. Мужики, недолго думая, стали их ловить. Только один из бурлаков, балагур и забулдыга Яшка, отчаянно вступился за птиц как за братьев и сестер своих меньших…
«…Над баркой с гоготанием тяжело кружились дикие гуси. Обессилевшая птица, застигнутая ранним снегом, падала в реку. До десятка гусей с какой-то отчаянной решимостью сели прямо на барку…
– Лови, робя, бей!.. – галдели бурлаки, гоняясь за обессилевшей птицей.
Работа была брошена, и на барке происходила настоящая свалка. Меня поразил отчаянный вопль Яшки, который бегал по барке, как сумасшедший.
– Братцы!.. Родимые мои!.. Што вы делаете?.. Ах, варнаки... ах, подлецы!.. Братцы, миленькие, не троньте божью тварь!.. Разе можно ее трогать в этакое время?.. Очумели вы, галманы отчаянные!.. Креста на вас нет… Ах, братцы, грешно! Вот как грешно!..
– Да ведь это харч, – нерешительно заявил один голос из сбившейся кучки бурлаков. – Такое бы варево заварили...»
Сейчас, когда миром правят лишь соображения «харча» (или «сырья» – в современной терминологии), самое время перечитать книги Дмитрия Наркисовича Мамина-Сибиряка.

Рейтинг@Mail.ru