ИТОГИ УЧЕБНОГО ГОДА: УЧИТЕЛЬСКИЙ ДНЕВНИК
«Я пытаюсь говорить с ними о вечных вопросах»
Уехав в Германию 10 лет назад, я почему-то не бросила учительство. Работаю в школе для детей-мигрантов из России. Веду занятия по русскому языку и литературе для тех, кто по приблизительным подсчетам мог бы учиться в России в шестом классе. Пять, иногда больше насмешливых девочек, болтающих между собой на немецком языке, вместо класса – обычная комната. Они приходят раз в неделю с плеерами, наушниками и журналами для девочек. Они не признают домашних заданий и не читают русских книг. Уже не говоря о том, что они вообще не читают.
…Итак, выкидываем из программы (эй, повежливее! просто откладываем до времен, когда мы будем встречаться чаще, чем раз в неделю) то, что они могут прочитать на почти родном им немецком языке: мифы Древней Греции, мифы Древней Индии. Начинаем с самого главного, с «нашего все», с Пушкина, с того, что называется официальным словом «биография». «Lebenslauf!» – радуются девочки знакомому слову. Приношу роскошный альбом, посвященный пушкинскому Петербургу, пушкинской России. Вот это комната Пушкина в лицее. «Ой, какой секретерчик!» Начитавшись о бурной лицейской жизни, я хочу сказать им: давайте писать стихи и рассказывать друг другу! Давайте ходить друг к другу в гости на литературные вечера! Давайте будем издавать рукописный журнал! Ладно-ладно, возвращаюсь я на землю, давайте выучим хотя бы одно – одно! – стихотворение Пушкина и будем иногда читать его друзьям. Хотя бы вот такие слова: «Мой первый друг, мой друг бесценный!» По-моему, прикладной аспект их устраивает. Идем дальше. «Повести Белкина», «Метель», излюбленная миниатюра, овеянная музыкой Свиридова. Делаю копии текста на компьютере, даю читать домой, чтобы привыкли к тексту, к незнакомым словам. Начинаем читать: «В конце 1811 года в эпоху достопамятную...» Да уж, достопамятная! А что это вообще значит? Толковать приходится почти каждое слово. «Предмет, избранный ею, был бедный армейский прапорщик...» Милый Пушкин! «Гробовщика» удачно читаем накануне Дня всех святых, Хэллоуина, так что тема, можно сказать, почти актуальна. Мертвецы, танцующие на балу, – что тут необычного, каждый год такое видят! Правда, у Пушкина это был только дурной сон...
После Пушкина, в соответствии с историческим принципом преподавания литературы, которого я стараюсь придерживаться, идет Лермонтов. У меня есть кассета: Олег Даль читает Лермонтова, горькие, полные сарказма и боли строки о «нашем поколении». Для меня и Олег Даль, и его чудесный голос, и эта кассета – предметы культа. Мои ученицы слышат только незнакомый голос, странно растягивающий слова, и мрачную музыку фона. «А почему он такой несчастный?» Действительно, почему?
С «Вечерами на хуторе...» Гоголя нам крупно повезло: в Новый год русское телевидение показало новую версию повести. Это большой плюс, фильм можно обсуждать, а там, глядишь, и до повести доберемся.
Николай Лесков. Печатаю что-то вроде воззвания. Люди! К вам обращаюсь я! Помогите прочитать! Мелкоскоп, долбица умножения? Текст Лескова – как волшебная шкатулка, чудо, сотворенное русским умельцем. Читаем эпизод, когда Левше предлагают остаться в Англии. Вдруг становится очень интересно, чем можно ответить на «Оставайтесь у нас, мы вам большую образованность передадим... вы обвыкнете, наш закон примете, и мы вас женим». А ответить можно так: «Мы к своей родине привержены, и тятенька мой уже старичок... и привыкши в свой приход в церковь ходить, да и мне тут в одиночестве скучно будет!» Вот так, все эмигрантские проблемы как на тарелочке поданы, а я и не понимала раньше!
Читаем небольшие повести о детстве: «Конь с розовой гривой» Виктора Астафьева, «Уроки французского» Валентина Распутина, «Тринадцатый подвиг Геракла» Фазиля Искандера. Мне приходит в голову, что их объединяет не только тема, но и какое-то советское отношение к детству. Детство по-советски – это не приключение, не удовольствие, не жизнь, а урок, урок доброты или горький урок обмана и разочарований. Как Фрейд искал корни всех человеческих комплексов в ранних детских переживаниях, так советские писатели искали в детстве истоки взрослой морали. Лестница фантазии прочно стоит на земле. Я стараюсь, чтобы в тексте засверкали крупицы правды: «Я глотал глазки проросшей картошки и зерен овса и ржи, чтобы развести посадки в животе…» «Не было в ее лице жесткости, которая, как я позже заметил, становится с годами чуть ли не профессиональным признаком учителей, даже самых добрых и мягких по натуре». Тут не до фантазии. Выжить бы.
По сравнению с этой литературой рассказы Рея Брэдбери – чистая игра воображения. Девочки записывают имя автора, который им так понравился, и тут же собираются бежать в библиотеку, брать его книгу на немецком языке.
…Я пытаюсь говорить с ними о «самом главном», о «вечных вопросах», которые так волнуют каждого, русского душой. Здесь, в Германии, литература не учебник жизни, а способ приятного проведения свободного времени.
«Марина, вы прямо как психотерапевт», – слышу я. Да, пожалуй. Здесь «забираться в душу» называется психотерапией. А в России так преподают литературу.
Теперь пишем по-русски! Сколько ошибок можно сделать в слове фиолетовый? ФЕолетовый, фиАлетовый, даже Хиалетовый! Один час посвящаем теме «Вежливое Вы». Оказывается, вежливое Вы требует множественного числа краткого прилагательного и единственного числа полного прилагательного. То есть говорить комплименты надо примерно так: «Вы умны и начитанны», но: «Вы умный и начитанный». Может пригодиться при знакомствах! Без конца спорим, можно ли говорить «сколько время», «ихний». Самый сильный аргумент – «так говорит моя бабушка!». Советую оставить бабушку в покое, zufrieden, и научиться говорить правильно. В конце года прошу ответить на вопрос, для чего мы учим русский язык. «Потому что это мой родной язык… мне надо общаться с друзьями и родственниками, которые не понимают немецкого… чем больше языков, тем лучше». Все правильно. Мы встретимся снова. После не таких долгих, как в России, но все равно прекрасных каникул.