Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №4/2008
Вторая тетрадь
Школьное дело

ШКОЛЬНЫЕ ЛОВУШКИ


Леонтьева Ольга

Опять сорвали урок...

Что же посоветовать учителю в этом случае? Может быть, стоит пересмотреть свою стратегию поведения?

У каждой учебной четверти свои особенности, свои плюсы и минусы. Третья по традиции считается самой тяжелой: зимняя, длинная, тягучая. Конец года еще далеко, угроза экзаменов и годовых контрольных кажется детям призрачно далекой. И они вовсю пользуются этим, разнообразят по мере возможностей размеренную, скучноватую школьную рутину. Классные руководители то и дело слышат жалобы предметников: то контрольную сорвали, то замок в кабинете заклинили, то довели молодую учительницу до слез шуточками и дурацкими репликами. Самое удивительное, что учителя, даже опытные, раз за разом поддаются на эти коварные уловки. На радость маленьким интриганам они демонстрируют предсказуемую реакцию и потом корят себя за то, что не смогли достойно выйти из нелепого положения. А что, если сломать этот стереотип, удивить и обескуражить, не поддаться на провокацию? Ведь это гораздо симпатичнее, чем кричать, вызывать родителей или просто растерянно молчать.

Кто виноват?

Жалобы некоторых педагогов на плохую дисциплину похожи: «Дети не сделали... Не слушаются... Хулиганят...» Создается впечатление, будто ход урока зависит только от учеников, а вовсе не от педагога.

Другие учителя никогда не жалуются на дисциплину, хотя ученики у них самые обычные. Зато отношение этих педагогов к разворачивающимся на их уроках ситуациям принципиально иное: «Я сказал сделать, но дети не выполнили – видимо, сказал непонятно. Мои попытки руководить оказались несостоятельными; я не смог сделать так, чтобы меня послушались... Дети придумали смешную штуку, а я рассердился, повел себя неадекватно».

Первая педагогическая позиция, при которой учитель обвиняет детей в нарушении дисциплины, тупиковая. Нельзя изменить ситуацию, требуя изменений от других, но не от себя. Учителя, у которых на уроках нет проблем с дисциплиной, поступают иначе: они анализируют не только детей, но и себя, собственные профессиональные навыки, собственный опыт. Эти педагоги готовы к признанию своих ошибок, к изменениям способов общения с детьми и методов работы.

Тест для учителя

Прежде всего хотелось бы реабилитировать в глазах педагогов всех детей, нарушающих дисциплину на уроках. По-другому ребята просто не могут себя вести по одной простой причине: это способ оценить и понять взрослого человека, поставленного руководить их группой на время урока. Такие проверки неизбежны в любом искусственно созданном коллективе.

Дети не выбирали преподавателя, как не выбирали ни класс, ни одноклассников, ни тему занятия. Кто-то без их ведома определил, что в данный момент времени каждый из них вместе с 20–30 сверстниками должен подчиняться требованиям и наставлениям одного взрослого человека (все это делается, разумеется, ради блага детей!). Кто-то за них решил, что подчиняться взрослому они должны дружно, радостно, причем поведение их будет оцениваться тем же самым взрослым. Не противиться такой ситуации просто невозможно!

Но такие школьные «бунты», как правило, шутливы. Доска, натертая мылом, стулья, развернутые от доски, десяток-другой «инновационных шалостей» – не более чем тесты для учителя. Конечно, дети это так не воспринимают: они просто живут, кого-то любят, кого-то – не очень. Они спонтанно и эмоционально реагируют на ситуацию, созданную педагогом. Помнить и знать о том, что их поведение – тест на профессиональную пригодность, должны не они, а мы, учителя.

Среди детских «тестов» есть не только намеренные провокации, но и обычные недоразумения: «Я хотел ластиком в муху у доски попасть, а учительница резко повернулась, сделала шаг, и я попал ей прямо в лоб… Ужас!» Тем не менее от того, как поведет себя учитель даже в этой не кажущейся взрослому человеку смешной ситуации, зависит отношение к нему учеников. Накричит? Обидится? Засмеется? Поймет и простит?

Как пройти тест?

Самое простое решение, которое выбирают учителя, – применение силовых методов воздействия: они пытаются «подавить восстание», вызывают родителей, стремятся общими усилиями пресечь «безобразие». Не стоит думать, что результат такого воздействия нулевой. Дети многому учатся во время таких педагогических репрессий. Учатся тому, что «правда» всегда на стороне того, кто сильнее; учатся молчать и подчиняться диктатуре. Те, кто научиться не может, становятся «плохими» учениками, у них снижается успеваемость (кто же будет ставить хорошие оценки грубияну?).

Альтернативные решения бывают разнообразны.

Можно принять поведение детей как должное, спокойно отреагировав на него. Ученик залез в вытяжной шкаф? «Ты знаешь, что это? Ах, ты думаешь, что это аквариум... И тебе там больше нравится? Ну что же, сиди себе на здоровье» – и продолжать вести урок как ни в чем не бывало, лишь бы администрация не заглянула. Отсутствие агрессии, спокойное отношение к детским «выкрутасам» – очень действенное средство.

Можно присоединиться к детской шалости, улыбнуться, тоже пошутить. Стулья повернуты от доски? Тогда и учитель поставит свой стул в конец класса, да еще и сядет спиной к детям. Сколько они продержатся? Дети мычат на уроке? Улыбнуться, рассказать, как сам когда-то проделывал нечто подобное со своими учителями, а вот теперь и над ним подшучивают...

Можно не замечать шалостей или сделать вид, что не замечаешь. Это, пожалуй, самый сложный вариант. Сложный, потому что искусственный. Педагог, сделав вид, что не замечает, как бы предлагает ребятам одуматься, самим прекратить то, что они же и начали. И приходится ждать, причем иногда так долго, что все привыкают к нерабочей обстановке…

Верить в себя и в детей

Один молодой ученый, убежденный сторонник демократических взаимоотношений с учениками и свободной неклассно-урочной системы образования, решил стать учителем. Он проработал год и заметил, что изменил собственным взглядам: «Понимаешь, я раньше думал, что детям нужно давать свободу, и тогда они научатся ею распоряжаться. Поэтому я не одергивал своих учеников, не призывал к порядку на уроках, ждал, что они перестанут провоцировать, успокоятся, повзрослеют. Прошел почти год, но ничего не изменилось. Лукавлю... Стало гораздо хуже: ребята просто игнорировали меня, разговаривали между собой, никто не работал на моих уроках. И тогда я предложил им ответить на анонимную анкету, в которой спрашивал, что, по их мнению, нужно сделать, чтобы они могли заниматься. Я думал, они заговорят о правилах, о демократических отношениях. А они написали, что ждут от меня, то есть от учителя, помощи. Один мальчик написал: «Я прыщавый, худой, в очках. Надо мной все смеются. Я хочу учиться, но если я не буду хулиганить, как все, надо мной будут смеяться еще больше. Я жду помощи от Вас. Если Вы не можете ничего сделать, не способны изменить ситуацию, как мы можем на нее повлиять?!» И тогда я решил прекратить безобразие. Я не начинал занятие, если меня не слушал хотя бы один человек. Никого не наказывал, просто ждал... Наверное, я стал авторитарным учителем, но иначе было нельзя: меня откровенно попросили о помощи».

Этот рассказ поразил меня. В нем описана еще одна технология успешного прохождения теста на педагогическую профпригодность. Учитель ждал (чего? когда дети перестанут быть детьми?), потом обратился за помощью и подсказкой к ученикам (почти беспроигрышный ход, который показывает силу, а не слабость учителя), сумел услышать их просьбу и изменить свое отношение к ситуации. Терзания по поводу собственной авторитарности в этой ситуации очень логичны, но именно они – гарантия того, что этот педагог не позволит себе авторитарно-диктаторские методы в ответ на детские провокации.

Потому что у него есть главное – зеркало, в которое он смотрит на себя как на профессионала каждый день. Это зеркало – его ученики, доверяющие ему сегодня гораздо больше, чем год назад.

Рейтинг@Mail.ru