Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №12/2006

Четвертая тетрадь. Идеи. Судьбы. Времена
Четвертая тетрадь
идеи. судьбы. времена

НОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬ

Eажется, в третьем тысячелетии домашние животные окончательно получат официальный статус членов семьи. По крайней мере случаи закрепления за ними права наследования уже нередки. Гигантская индустрия работает на производство кормов, ветеринарных препаратов, аксессуаров, моющих средств, игрушек, даже одежды и украшений для животных. Можно посчитать всё это очередной блажью или кознями той самой индустрии, которая программирует спрос. Или всё не так просто, как кажется?
«Мы не знаем, почему животные созданы и кто они такие», – честно признался в середине прошлого века автор «Хроник Нарнии» и по совместительству великий христианский моралист Клайв Стейплз Льюис. Не значит ли это, что, заводя кошку или собаку, мы впускаем в свой дом неведомое? А учась жить рядом с неведомым, не познаём ли тем самым самих себя?

Ольга ЛЕБЁДУШКИНА

Потребность в идеальном Другом

Может быть, мы берём животных к себе в дом именно потому, что они слишком не похожи на нас

За тысячелетия существования рядом с нами мы окружили их мифами и предрассудками. Самый древний и постоянный из этих мифов – «животное-вещь», предполагающий прагматически-рациональную философию жизни. Сначала он выглядел так: мы приручили их для того, чтобы они выполняли определённую работу: собаки должны охранять жилище и помогать охотиться, кошки – ловить мышей, ну и так далее. Эту суровую жизненную правду до сих пор хранит деревенский быт, где каждое не избалованное судьбой животное – вечный труженик, будь то лошадь, корова, собака или кот. Вроде бы жизнь городская, в которой квартиру охраняет сигнализация, а с мышами борется санэпиднадзор, должна уничтожить миф о животном-вещи окончательно, но на деле всё происходит наоборот. Для нашей высокотехнологичной цивилизации обычное дело – всякую вещь воспринимать в первую очередь как знак и только уже потом – как вещь саму по себе. И животные тоже превращаются в знаки. Собака с родословной, экзотическая рыба в аквариуме, голая кошка с египетскими глазами – все они становятся такими же символами престижа, как машина определённой марки или швейцарские часы, а зачастую и стоят ненамного меньше. Главный их враг – мода, которая меняется гораздо быстрее, чем они успевают состариться и умереть. Знаю историю одного питбуля, которого «слишком поздно купили», – так выразилась хозяйка, узнавшая, что эпоха бойцовых собак в богатых домах закончилась и все приличные люди заводят тойтерьеров. Вышедшего из моды пса едва не усыпили. Хорошо, что его забрала студентка, которая подрабатывала в доме няней.
Впрочем, и закон работает всё на тот же миф. На языке юриспруденции животное обозначается как «имущество» или «собственность», ничем не отличаясь от неодушевлённой движимости-недвижимости, которая может человеку принадлежать…
Другой обиходный миф, не менее пошлый, – «животное-эрзац». Дескать, домашних питомцев заводят от безысходности, чтобы скрасить одиночество, реализовать нереализованные семейные или дружеские инстинкты. Именно сила этого мифа заставляет людей «серьёзных и глупостями не занимающихся» понимающе переглядываться за спиной одинокой соседки, у которой есть кошка: ну да, надо же, чтобы рядом кто-то был. Ужас этого безликого «кто-то», когда всё равно кто – муж, жена, ребёнок, животное, – мифом в расчёт не принимается: «главное, не быть одному». Впрочем, миф – сам порождение коллективного разума.
Прибавим к этому самый главный миф. О человеке – царе природы. Объясняющий, насколько мы важнее, сильнее и умнее кошек, собак и прочих тварей, что даёт каждой человеческой особи изначальное право гордиться собой и успокаиваться, сравнивая…
Но – нравится нам это или нет, – мы живём в эпоху разрушения жёстких иерархий. Или, может быть, иерархий ложных, которые должны быть разрушены во имя тех, которые нам пока неведомы. Чтобы из-под обломков вдруг проступило настоящее лицо человека. Не застывшая образина предубеждения…
Это правда, антропологические исследования говорят о том, что человеку как представителю определённого вида свойственно бояться и ненавидеть всякое существо, не похожее на него, а если не бояться и не ненавидеть, то стремиться либо подчинить, либо использовать. На этом строилось стадное чувство первобытности, заставлявшее объединяться ради противостояния окружающему миру как великому и опасному Чужому. С другой стороны, скептический разум нашего времени давно уже открыл для себя то, что наука обслуживает в первую очередь не истину, а господствующий в обществе миф, так что всякому научному прорыву предшествует разрушение мифа. Поэтому, может быть, прав создатель как раз иной антропологии – антропологии любви и диалога – Мартин Бубер, считавший, что в основу человеческого в каждом из нас положен инстинкт контакта. Возможно, на самом деле каждый из нас несёт в себе вовсе не страх перед смутным Чужим, а врождённую потребность в Другом, в том, кого Бубер зовёт Ты именно потому, что Другой существует независимо от нашего Я. В великом трактате «Я и Ты» можно прочитать и такое: «Дерево – не впечатление, не игра моей фантазии, не источник настроения – оно телесно противостоит мне и имеет со мной дело, только по-другому». В этом смысле животное – ещё более идеальный вариант Ты. Как мир. Или как Бог.
Может быть, мы берём их к себе в дом именно потому, что они слишком не похожи на нас. С ними легче, чем с людьми, ощутить собственную нужду в чужой непохожести. Общаясь с ними, мы готовимся к новым встречам с очередным Ты. Потому что, по Буберу, «всякая подлинная жизнь есть встреча».
…А иначе, наверное, не объяснить, почему моя добрая знакомая недавно принесла с Птичьего рынка двухмесячную французскую бульдожку Жанну. Ни одна из форм обыденного здравомыслия не поможет. В многолюдной квартире, постоянно полной гостей – друзей и родственников и где вдобавок через несколько месяцев ожидают появления младенца, думается, недостатка в общении нет. На полках и в шкафах полным-полно замечательных книжек, в которых рассказано достаточно о том, что престиж всего лишь символическое понятие. Правда, слегка подросшая Жанна сейчас всё чаще и чаще выбирается поближе к прихожей и пытается улечься на коврике: оказывается, французские бульдоги – сторожевые собаки. Но спотыкающиеся хозяева и гости этих её полезных качеств не одобряют… Конечно, сначала моей знакомой пришлось выслушать немало дружеских упрёков, апеллирующих к тому, чтобы всё как раз было «как положено»: «ты же без пяти минут бабушка, в доме будет ребёнок, а ты ещё и щенка завела – с ним столько же возни, как с младенцем, да ещё и пол пачкает…» Ответ был вполне в духе «Я и Ты»: «Я её увидела и поняла, что она моя».
«Любовь случается», – это уже Бубер. Нет сомнения в том, что ребёнку, который родится, будет хорошо в доме, где есть мама и папа, бабушка и дедушка, кошка Варвара и собака Жанна, – в доме, где с ним ждут встречи.



Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru