Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №86/2005

Вторая тетрадь. Школьное дело

УЧЕБНИКИ № 91 
 

Александр ВЛАДИМРСКИЙ

Путь русской литературы

Виноградов И.И. Духовные искания русской литературы.

Виноградов И.И.
Духовные искания русской литературы.
М.: Русский путь, 2005
Известный критик и исследователь русской литературы, главный редактор журнала «Континент» Игорь Виноградов, один из ближайших соратников Твардовского в «Новом мире», подводит итог своего многолетнего труда. В книгу включены статьи 1964–2004 годов, часто в значительно дополненном и переработанном виде. Автор рассматривает в первую очередь творчество своих любимых писателей, Достоевского и Льва Толстого, чьи художественные и духовные искания, по его убеждению, определили пути развития русской литературы и ее вклад в мировую цивилизацию. Но при этом не забыты и многие другие – Лермонтов, Булгаков, Солженицын.
Виноградов, в частности, довольно оригинально и в целом верно определяет вклад автора «Одного дня Ивана Денисовича» в мировую литературу: «Вселенная, в которой Александру Солженицыну выпало жить и выжить, всегда, какими бы чудовищными безднами ни разверзлась она перед ним, – всегда имела и имеет для него в себе такой же, как и для Достоевского и Толстого, Абсолютный Божественный Центр и Источник Бытия». При этом «центральная духовная ситуация его художественной прозы – это конечно же ситуация не поисков и обретения веры, а ситуация жизни в вере». Виноградов указывает на «совершенно особую, резко акцентированную повернутость художественного творчества Солженицына к тому, чтобы быть всегда и прежде всего предельно правдивым, точным, щепетильно верным действительности. То есть в сущности (и фактически) – почти документальным свидетельством о жизни». Оригинальность же Солженицына заключается в том, что у него способ художественного видения человека в мире, предложенный Толстым и Достоевским, «начинает вбирать в себя уникальный религиозный опыт отчаянного и страстного “стояния в вере” на краю адских бездн XX века». Тогда «старые формы наполняются и преображаются энергией нового духовного опыта, подлинность и сила которого парадоксально удостоверяется всякий раз как победами, так и поражениями того индивидуального художнического дара, который принимает на себя миссию выразить этот опыт».
Виноградов определяет свою главную задачу в том, чтобы выразить как мировоззренческие искания русской классики, так и духовный опыт своего поколения. Он подчеркивает, что творчество Достоевского и Толстого было ответом на «тотальный, всемирно-исторический кризис религиозного сознания», достигший своей высшей точки во второй половине XIX и в XX веке. Тогда появилась потребность «заново, самостоятельно, на путях “чистого разума” ответить на все самые первые, самые «проклятые» нравственно-философские вопросы человеческого бытия». У Достоевского, по мнению автора, «не всякий человек способен испытывать наслаждение своей свободой во зле. Это искушение рождается в душе, почему-либо утратившей уже или утрачивающей ощущение нравственной непереступаемости границ зла. Но встав на этот путь, человек способен зайти так далеко, что само зло перестанет считать злом, и оно займет в его сердце место добра, станет его “добром”. Достоевский вовсе не склонен к каким-либо в этом отношении прекраснодушным иллюзиям насчет так называемой природы человека; тема зла, способности человека ко злу – одна из сложнейших и особенно важных в его творчестве, и разрешает он ее отнюдь не идиллически. Но до тех пор, пока человек сознает зло именно как зло; пока позор, бесчестье, подлость, унижение сознаются им именно как позор, бесчестье и подлость, и он знает, что то, на что он покушается, – это именно зло и преступление, – до тех пор “сок странного наслаждения”, который он пьет в этих своих покушениях на зло, рождается вовсе не злом, а именно “дерзостью” своей на него решимости, своей свободой во зле. Само по себе оно источником этого наслаждения никогда не бывает и не может быть… Все эти и подобные им страницы, сцены, образы, на первый взгляд говорящие как будто бы об эстетической привлекательности зла, утверждающие эстетику зла, на самом деле являются в сущности у Достоевского глубокой и всесокрушительной художественно-философской демистификацией идеи эстетической привлекательности зла, снятием и отрицанием эстетики зла».
Насчет же автора «Войны и мира» Виноградов замечает: «Особое, не раз отмечаемое Толстым чувство восторженной радости, испытываемое нами от нашего преображения в искусстве, и есть, может быть, одно из самых убедительных подтверждений тому, что он действительно совершенно точно видит и самую суть того, что происходит с нами в искусстве, и то, почему столь экзистенциально значимо для нас это освоение, вбирание в себя, присвоение через искусство духовного опыта другого – и именно во всем его особом, личностном своеобразии». Книга Виноградова, безусловно, будет очень полезна учителям литературы, в том числе и своим нетривиальным взглядом на русских классиков, попытками в диалоге с читателем осмыслить философскую суть русской литературы.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru