Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №79/2005

Четвертая тетрадь. Идеи. Судьбы. Времена

ИДЕИ XXI ВЕКА 
 

Михаил КАГАН,
доктор философских наук

Завоеванная трагедия

Пока время древности шло по кругу, у человека всегда было утешение: все пройдет и все вернется на круги своя. Стоило времени вытянуться в стрелу, направленную из прошлого в будущее, как нам пришлось смириться с необратимостью каждого мига и всей жизни в целом.

Восприятие мира и мышление традиционных культур, выраставших из земледельческого способа существования, были ориентированы на пространство, и время воспринимали тоже как пространство, как смену сезонов и сельскохозяйственных работ, то есть циклически. Тем самым снималась сама драматическая суть неразрешимой проблемы – необратимость «стрелы времени». Признание библейского «Все возвращается на круги своя…» лишает время его главного отличия от пространства, в котором все точки равны и ничего не стоит вернуться в точку, из которой ты ушел. Даже ренессансный переход от религиозно-мифологического сознания к научному начался с открытий астрономии, предметом которой была пространственная организация космоса и циклическое возвращение уходящего времени.
Зародившееся в Древней Греции научное мышление было прервано почти на две тысячи лет господством религий. Потому и проблема времени в общественном сознании не присутствовала. Гераклитова формула динамической сути бытия не могла быть осмыслена в эту эпоху.
Хотя на смену традиционалистской культуре шла культура личностная, персоналистская, уровень и энергия самосознания личности еще несколько веков будут недостаточно высокими для того, чтобы сделать переживание и осмысление времени самостоятельной проблемой, предметом научного, художественного, философского постижения. Она стала таковой, когда человечество от стабильных, казавшихся вневременными форм существования перешло на Западе к непрерывно и все быстрее менявшимся формам бытия в XIX веке.
Это было оборотной стороной процесса, в котором общественное сознание освобождалось от мифов, переставало быть в основном религиозным. Переживание и ценностное осмысление бытия переориентировались с небесного на земное, с астрономического на антропологическое, с надперсонального на личностное. Культура Запада вернулась к открытой античностью «мере всех вещей» в Человеке, а не в Боге.
Неудивительно, что у самых истоков культуры ХХ столетия А.Бергсон признал динамизм законом существования человеческого мира: «…в становлении имеется больше, чем в бытии» – и что другой классический представитель философского мышления ХХ века, М.Хайдеггер, соотнес анализ бытия именно с временем. Это зафиксировано уже в названии его знаменитого труда «Бытие и время»: бытие сопряжено здесь, как видим, не с тем, что ожидается как логическая антитеза, – небытием, а именно с временем, а время не с пространством, а с бытием. Еще один выдающийся мыслитель этого века, Илья Пригожин, совсем не интуитивист, как А.Бергсон, и не экзистенциалист, как М.Хайдеггер, понимал бытие как процесс самоорганизации сложных систем и счел основным достижением своего научного направления – синергетики – именно трактовку времени.
Новое отношение к времени проявилось во всем. В эстетическом заклинании Фауста «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!». В возражении Иосифа Бродского: «Остановись, мгновенье. Ты не столь / Прекрасно, сколь неповторимо». В творчестве сумевших действительно останавливать мгновения импрессионистов. В прозе экономики – «Время – деньги!» В гедонистическом призыве «Лови мгновение», придавшем античному высказыванию масштаб руководящего жизненного принципа в «культуре потребления». В психологическом «поиске утраченного времени» Марселя Пруста… Признание ценности мгновения было подтверждено рождением фотографии и местом, которое она заняла в культуре ХХ века.
Новое восприятие времени – переход от циклического его понимания к стреловидному – создало проблему и в отношении человека к двум моментам временного потока: к прошлому и к будущему. Для циклического понимания времени это не проблема, поскольку «все возвращается…» и тем самым нет ничего трагического в динамике жизни и нет ничего уникально-неповторимого в каждом ее состоянии. Не трагично восприятие времени и религиозным сознанием, поскольку моя земная «жизнь во времени» – лишь преамбула к моему вечному бытию в лучшем, горнем мире, в котором вообще нет власти времени над бытием. Наиболее последовательно это выражено в отношении к смерти самураев, мусульманских смертников или сжигавших себя христиан. Только утратившее эту фантастическую веру в загробную вечную жизнь экзистенциалистское сознание, видящее в бытии человека лишь бессмысленное «бытие-к-смерти», могло признать время главным врагом человека.
Уже в XVIII веке начали осознавать специфическое значение времени как измерения социокультурного бытия человечества, то есть истории. И социокультурного становления личности, то есть педагогики. А в следующем столетии историзм в одном масштабе и биографизм в другом стали основой основ гуманитарного знания, отражая динамизм вырвавшегося из тысячелетней стабильности бытия феодального общества.
Особенно важно, что линейно-трехфазное (прошлое – настоящее – будущее) понимание времени было с бытия отдельного человека распространено на бытие народов, а затем и всего человечества – это породило, с одной стороны, историческое мышление, а с другой – потребность объективно-научного постижения будущего.
Все делавшиеся и делающиеся ныне прогнозы несовершенны – в конце концов, даже в предсказаниях погоды, магнитных бурь и землетрясений, урожая и течения болезни, то есть процессов чисто материальных, природных, прогнозы имеют вероятностный характер. Тем не менее без них в наши дни не производится ни одна серьезная социальная акция – от коммерческих до политических. Образ будущего, складывающийся не из гаданий оракула, но из научных исследований, все более определяет наше настоящее.


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru