ДЕВЯТЫЕ СОЛОВЕЙЧИКОВСКИЕ ЧТЕНИЯ
Тема чтений «как нам сегодня воспитывать детей?»

Возможно ли свободное воспитание в школе?

Ведущий – Александр ТУБЕЛЬСКИЙ

Утверждение, с которого Александр Наумович Тубельский начал эту дискуссию, звучало так: «В России невозможно построить по-настоящему свободную школу, потому что свободная школа – это школа, в которой сам ребенок выбирает, где, когда, у кого и чему учиться. Никто в нашей стране не доверит ребенку право такого решения».
И сразу попросил зал разделиться на две группы: на тех, кто согласен с его утверждением, и тех, кто не может с ним согласиться.
И битва идей началась.

– Я не могу решить даже для себя, возможно или невозможно свободное образование в нашей школе. Аргумент в пользу «невозможно» у меня такой: а нужны ли нашему государству свободные люди? Не станут ли они потом несчастными от своей свободы? Свободному человеку может быть очень сложно в жизни. Ведь несвобода – это жизнь по чужим правилам. И человек несвободный – тот, который живет по этим правилам и не задумывается о своей несвободе, – вполне счастлив.
– Я убежден, что никакому государству не нужны свободные люди. Потому что государственная организация создана для того, чтобы люди выполняли уже созданные законы. Но мы не можем решить эту проблему, поэтому я предлагаю поговорить о школе: можем ли мы создать свободную школу.
– Думаю, нет, потому что мы постоянно разводим термины «обучение» и «воспитание». Нам так проще: мы считаем, что свободного человека мы будем воспитывать после уроков: после того, как в жестких приказных рамках научим его математике, физике, английскому. А уж в оставшееся время займемся его воспитанием как свободного человека. Но ведь на уроках дети тоже воспитываются, и они прекрасно понимают: они несвободны, потому что им постоянно приказывают, чем нужно заниматься, у какого учителя и сколько знаний им необходимо усвоить, чтобы перейти в следующий класс, сдать выпускные экзамены. И эту несвободу они усваивают с самого детства, какие бы сказки про свободу мы им потом ни рассказывали.
– Хочется привести цитаты из Симона Львовича: «С первых классов школа насаждает страх. Не многим удается выжить и выйти на свободное учение». «Оттаскивание человека от его естества люди называют образованием».
– Уверена, что образование, которое у нас есть, – уже свободное. Каждый ребенок сам выбирает то, что ему нужно. Он сидит на уроке, работает в интернете или в библиотеке, выполняет или не выполняет домашнее задание, а при этом на самом деле решает для себя: что учить, где и когда. В одном из номеров «Первого сентября» была напечатана удивительная сказка о том, как гусь учил летать гусеницу и червяка. Гусеница была небрежной ученицей, она ничего не делала, а потом вдруг раз – и полетела. А червяк был ответственным учеником, но... Да, нельзя полностью решить проблему образования свободного человека, но мы уже сегодня можем создать островки свободы. Я – завуч по воспитательной работе. Для себя я давно поняла, что на уроках мы ничего не можем сделать, но в наших силах воспитывать детей свободными во внеурочной деятельности, например, создать школу-клуб (о которой говорил Олег Семенович Газман), в которой ребята выбирают, где, чему и у кого учиться. Кстати, так можно изменить и сознание учителя: после работы в таком клубе он приходит на уроки совсем другим человеком.
– Получается, что мы ничего и не должны делать, потому что каждый ребенок все равно берет только то, что может? Я с этим не согласен! Я за свою ученическую жизнь сменил восемь школ, а образование получил совсем не в школе, а в театральных студиях. Если бы я думал, что чтение – это то, чему нас учили на уроках литературы, я, наверное, никогда не научился бы читать. Но не лучше ли было бы для меня не тратить даром столько времени на школу?
– Я работаю в центре детского творчества. Если мы у себя даем ребенку право выбора: куда пойти, чем заниматься, сколько времени на это потратить, но при этом на уроках он совершенно не учится свободно мыслить, свободно говорить (а это, на мой взгляд, главное, что должно происходить в школе), – то вряд ли наши дети вырастут свободными. У нас в лагере ребята спросили: почему они там – свободные, а в школе им постоянно приказывают? Мы ответили: «У вас всегда есть выбор, идти в школу или нет, выполнять задания или нет. Конечно, каждое решение будет иметь некоторые последствия, ведь у любой свободы есть последствия. Но если ты выбираешь свободу – объясняй, борись, отстаивай свои права, будь свободным. А если не хочешь – смирись, будь несвободным. Выбор каждый делает сам!»
– Да, можно оставаться свободным и в несвободной школе. Но это будет свобода не «для», а «от». Мнимая свобода. Да и не свобода это вовсе, когда ребенок решает, у кого он не будет учиться, но не решает, у кого будет.
– А может быть, формами свободного образования являются экстернат, домашнее образование, профильная школа?
– Мне кажется, свободным образование станет довольно скоро, но не потому, что мы как-то по-новому начнем учить или изменим школу, а потому, что подрастет новое поколение. Ведь дети сегодня совсем другие, не такие, как раньше. Они готовы свободу себе взять сами: например, уйти в экстернат и учиться у тех, у кого им хочется, и столько, сколько им надо. Число таких ребят велико, и их силами, возможно, это время будет приближено.
– Есть в жизни каждого учителя такие моменты, когда он должен сделать выбор и помочь своему ученику. Я не знаю, свобода это или нет. Вот такой случай. Был мальчик невероятной медлительности: он никогда не напишет сочинение на аттестат зрелости за шесть часов, потому что ему нужно двадцать шесть. И вот я заранее договорилась с директором школы, а мальчику сказала, чтобы он не волновался, писал спокойно, и мы с ним будем в школе ночевать. К утру я уже спала, а он написал свои две страницы и благодаря этому школу закончил. Называется это свободой? Думаю, да. Потому что я нашла выход из положения. А свобода – это тогда, когда от нас что-то зависит.
– Свобода, о которой мы говорим, была бы возможна, если бы учитель в себе постоянно пестовал эту внутреннюю свободу, брал на себя ответственность и мог бы этим компенсировать официальное отсутствие свободы. Потому что, даже когда нет прямых ограничений и запретов, мы часто сами накладываем их на себя.
Двадцать лет назад, когда я пришел в школу, помню, веду урок, задаю вопрос, дети высказывают свои мысли, а я думаю: «Подожди, ты же им не дал программу якобинцев… А потом сам себе же и говорю: ты же директор школы, кто с тебя эту программу будет спрашивать? Веди урок, ведь детям это нужнее!..»
Здесь много молодежи – кстати, непонятно, они пришли сюда сами или ради зачета? – и у них хочется спросить: откуда у них-то берется этот менторский тон при работе с детьми? Кто их этому научил? Даже дети, закончившие нашу школу и вернувшиеся к нам учителями, часто превращаются в старых зануд, пыжатся и стараются в свои 25 лет быть «мэтрами».
– Во-первых, это распирающее чувство важности: ты приходишь в школу, а там сидят маленькие и слушают нас. А ведь до этого нас никто не слушал... И сразу кажешься себе таким умным, причем не только в школе: учить хочется везде и всех. Но ничего, мы наиграемся, а потом станем нормальными. Но я хотела бы о другом сказать. Мы часто говорим о предметах, на которых дети должны учиться, иначе никакого результата не будет... Ошибка в том, что мы говорим: дети что-то должны. Ничего они нам не должны!
– А как вы думаете, почему старые методические средства, которые, как мы все знаем, совершенно не работают, так легко воспроизводятся в деятельности молодых, повторяются снова и снова? Что же мы должны делать, чтобы молодой педагог начинал свою работу с ценности свободы ребенка, с ценности понимания его Я?
– А что вы хотите? У нас в вузе проводится педагогическая олимпиада. Вот что записано в нормативном документе по ее проведению: за «полное понимание студентом своей педагогической гуманистической позиции – “отлично”, за непонимание – “неудовлетворительно”». Получается, что позиция студента может быть только такой и никакой другой. Но почему преподаватели забывают, что позиции у человека могут быть разные, что позиция не складывается по приказу, а формируется совершенно по другим законам? И естественно, складывается ощущение, что нас, студентов, изначально не уважают как личностей. А потом говорят, что мы должны уважать ребенка. Учат личностному подходу, гуманизации совершенно авторитарными методами.
– Мы часто переносим становление личности в знаниевую область. Симон Львович про это в свое время говорил примерно так: получается, что овладение культурой становится важным для учителей и родителей, но при этом умение работать со своими средствами, со своими целями сразу уходит на второй план. Иногда меня спрашивают мои же бывшие ученики: как нужно отвечать на вопрос в билете «Система самоопределения в школе Тубельского», а я говорю: спроси у своей преподавательницы, у меня-то такой системы нет.
– А что ждать этим молодым людям, если министр Фурсенко говорит: нам «нужно разгрести то, что мы наваляли в перестройку». А наваляли тогда авторские школы – интересные, оригинальные, свободные.
– Я в своей жизни сменил (прошел) семь министров. Кто их всех помнит? Соловейчика помнят, Газмана помнят, многих учителей и директоров помнят, а министров? Но вы затронули абсолютно правильные вещи. Есть две ориентации у педагогов. Одна – «на норму»: на государство, на директора. И тогда вся работа строится вокруг этих норм, окружающих педагога. А есть вторая ориентация – на ребенка. Что бы ни происходило, откуда бы ни поступали бумаги и приказы, что бы ни говорил завуч по поводу меня как учителя, как бы коллеги ни подшучивали, я оцениваю свою работу только одной меркой: хорошо ли моим ученикам, выращиваю я в них рабов или свободных людей? И поверьте, никто за непослушание сегодня не сажает в лагеря и даже не увольняет с работы. Так чего нам бояться? Мне тоже приходят тысячи приказов. Только я большинство из них сразу бросаю в корзину. Нужно работать, но, главное, делать это для детей, а не для того, чтобы доказать каким-то взрослым свою правоту.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"