Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №56/2005

Вторая тетрадь. Школьное дело

ТОЧКА ОПОРЫ

В семи километрах от Рая

Деревни, стоящие в стороне от федеральных, областных и местных дорог. Деревни, куда нельзя попасть, просто проезжая мимо. О существовании этих деревень знают лишь те, кто из них уехал.
Но еще есть те, кто остался.
Эту обособленность каждый переживает по-своему. Кто-то воспринимает ее как безнаказанность и вседозволенность. Кто-то – как вызов, на который надо во что бы то ни стало дать достойный ответ. Кто-то просто живет по своему усмотрению, не оглядываясь на большую жизнь, отделенную сотнями километров бездорожья, полей и лесов.
В таких деревнях тоже есть школы. И учитель рассказывает ребятишкам, например, про законы тяготения. И хотя эти законы одинаково действуют везде, здесь все звучит по-другому. Потому что здесь вообще все по-другому.

На гербе у нас – хлебосольный медведь

О деревне Вохма Костромской области написали в газетах лишь однажды, в далеком 1928 году. Местный радиолюбитель Николай Шмидт, тракторист и по совместительству киномеханик, первым поймал сигнал SOS арктической экспедиции Нобиле. По причудливым законам отражения радиоволн в арктических широтах сигнал бедствия с потерпевшего крушение дирижабля «Италия» уловили не мощнейшие радиостанции Европы, а самодельный одноламповый приемник Николая Шмидта. Экспедицию удалось спасти, и мир опять забыл про Вохму.
Что уж говорить о мире, если про существование Вохмы, похоже, не помнят порой даже в областном центре. Благие начинания государства, призванные улучшить жизнь российских школ, до Вохмы не доходят. Например, о программе компьютеризации всей страны местные учителя знают лишь понаслышке. Президентские компьютеры до Вохмы не довезли. Может быть, из-за того, что помощи ждать неоткуда, в Вохминском районе на нужды образования уходит 44% бюджета, тогда как в области – всего 11%.
– Эти проценты – вовсе не то, чем можно гордиться, – говорит глава района Надежда Шадрина. – Просто нам приходится содержать все малокомплектные сельские школы, а их у нас 17 из 26.
Зато недавно до Вохмы добрались посланцы из Российской академии наук, проводившие в Костромской области масштабное исследование русского национального характера. Ученые искали как раз такое далекое от всех дорог и исторических потрясений место, где, по их мнению, загадочная русская душа сохранилась в своем первозданном виде. Так что скоро весь мир будет судить о характере русского народа по ответам жителей Вохмы на длинные, по 900 вопросов, анкеты дотошных академиков. Уже известно, что на первое место в шкале жизненных ценностей опрошенные крестьяне и сельские учителя поставили дружбу, а на последнее – заботу о здоровье.
– На гербе у нас – хлебосольный медведь, – говорит Надежда Шадрина. – Это потому, что мы в своем медвежьем углу очень рады любым гостям, и уж если они до нас доехали, то очень хорошо их принимаем!
Что правда, то правда. Если кто-нибудь попадает в Вохму, то хлебосольство местных жителей разворачивается во всю ширь. Гостя обязательно напоят чаем из растопленного шишками самовара, и поэтому путешествие по Вохме превращается в цепь бесконечных чаепитий. Отказаться – значит не просто обидеть, а нарушить главную местную традицию. Это нам тоже объяснила Надежда Шадрина:
– Как можно отказываться от чая? Чай – это святое. Без чая никакое дело не делается. У нас даже если вино пьют или арбуз едят, потом обязательно чаем запивают, без этого и жизнь не в радость!

Одна пара обуви на двоих

Самостоятельно узнать про хлебосольную Вохму у нас конечно же не было никакой возможности. Разве что из газет 1928 года. Вохма в лице районного ветеринарного врача Владимира Худынцева нашла нас сама.
Такой человек есть в любой деревне. Он постоянно чем-то занят, чем-то недоволен, что-то выдумывает, тормошит односельчан, не дает покоя местным чиновникам, отрывая их от картошки и других хозяйственных хлопот. Рано или поздно такому человеку приходит в голову идея заручиться поддержкой журналистов и рассказать всему миру о бедах и радостях своей малой родины.
Владимир Худынцев – ветеринар, но главная его забота – это не больные животные, а попавшие в беду дети. Несколько лет назад Владимира Николаевича упросили стать попечителем местной школы-интерната, где воспитываются дети с умственной отсталостью, нарушениями психики и другими отклонениями в развитии. Из 108 учеников 30 – сироты. У шестерых родители умерли, у остальных лишены родительских прав. 70% учеников школы – из неблагополучных семей.
Увидев условия, в которых живут ребятишки, ко многому привыкший ветеринар, по его собственному признанию, ужаснулся.
– Кормили их хорошо. Но на все остальное денег просто не выделяли. Они сидели полураздетые. Одна пара обуви – на несколько человек. Первого воспитатель приводит на уроки, разувает, а сапоги несет обратно в интернат, там следующий обувается и идет учиться…
– Несколько лет назад было. Нам учебный год начинать, а ручек нет, и денег на них тоже, – вспоминает директор школы-интерната Вениамин Шадрин. – Что делать? Я собрался и поехал в Кострому. Прихожу к одному знакомому священнику, так и так, говорю, писать нам нечем. Он меня к матушке послал, она мне выдала 985 рублей. Так и жили...
Кстати, именно письменные принадлежности стали поводом для нашего знакомства с Вохмой и ее обитателями. Владимир Худынцев позвонил нам в редакцию и попросил привезти в школу-интернат тетради, ручки и «какую-нибудь литературу».
На нашу просьбу в интернете неожиданно откликнулись очень много людей, и за несколько дней редакция превратилась в настоящий книжный склад. Спасибо всем, кто поделился с вохминскими ребятишками книгами своего детства. Все 500 с лишним книг благополучно доставлены по назначению. Вместе с тетрадями и ручками, которых, по словам директора интерната Вениамина Шадрина, хватит всего на полгода, потому что «детки их грызут и съедают до самого стержня».

Эти дети никогда не плачут

В маленькой Вохме много удивительного. Взять того же Вениамина Шадрина, с которым мы познакомились здесь в первую очередь. Вениамин Васильевич сразу же огорошил нас модным словом «фандрайзинг», которое в его устах, да под неизменный вохминский чаек звучало как-то странно. А директор школы-интерната, между прочим, не просто где-то слышал это слово, а писал по фандрайзингу научную работу.
– Фандрайзинг – это поиск дополнительных ресурсов. Теперь деньги выпрашиваем по науке. Я ученый, все знаю – как наладить контакт, как написать заявку. Правда, и фандрайзинг не помогает. Мало дают. У нас на всю область всего несколько крупных спонсоров, которых щиплют все кому не лень. Вот сейчас, например, у меня ребята уехали в лагерь под Кострому, надо забирать их, а за автобус заплатить нечем.
Спонсоров для интерната нашел не искушенный в фандрайзинге директор, а ветеринар-попечитель. Сначала Владимир Худынцев обнаружил в соседней Шарье крупную швейцарскую фирму по заготовке леса. Деревоплитой, которую Худынцев достает у швейцарцев, отремонтировали уже не только интернат, но и местную начальную школу. Из швейцарской продукции в Вохме мастерят новые парты, шкафы, тумбочки и другую мебель.
А вот местные бизнесмены, которые в Вохме тоже имеются, просьбу Худынцева помочь интернату восприняли в штыки.
– Вон видели, – возмущенно гремит Владимир Николаевич, чем-то неуловимо похожий на Владимира Вольфовича. – Проехал один на «тойоте» без номеров. Это хозяин пилорамы. Там у него, как правило, работают выпускники интерната и приюта, что в соседнем селе Никола находится, я их тоже опекаю. Так вот, он мне прямо сказал: а зачем я буду вкладывать деньги в этих детей? Я не хочу, чтобы они учились. Мне нужны необразованные рабы, не знающие своих прав. Таким можно и сто рублей заплатить за работу, и пятьдесят. Или просто бутылку поставить.
Не нашедший понимания в родной Вохме, Худынцев привлек на помощь… федеральную ветеринарную службу. Московские коллеги теперь регулярно наведываются в Костромскую область, пьют чай, привозят старенькие компьютеры, следят за тем, как в приютах и интернатах, неожиданно попавших под их опеку, продвигается ремонт.
– К нам тут две американские волонтерки приезжали в приют, – рассказывает Владимир Худынцев. – На скрипке детям играли, карате обучали. Я посмотрел на них и поразился. Почему мы не можем любить собственных детей? Почему их иностранцы любят, а мы нет? Ведь кто из них при таком раскладе вырастет?! Такие камикадзе, что любой Кремль взорвут! Я это понял, когда увидел, как они дерутся. Эти дети никогда не плачут. Страшное зрелище. Слезы текут, а они не плачут, понимаете? Сжимают кулаки и прут напролом!
В то же время в Вохме есть маленькая типография, где местная администрация регулярно издает сборники детских стихов. Хотя любимое чтиво местных жителей – это криминальная колонка в газете «Правда Вохмы».
Глава района готова отдать свою собственную зарплату, чтобы отправить юных вохминских певцов за 500 километров в Кострому на какой-нибудь смотр художественной самодеятельности. Она платит талантливым ученикам стипендию и начисляет премию директорам, взрастившим наибольшее количество отличников. При этом душевная женщина Надежда Шадрина, глава района, искренне сокрушается, что учителя в ее вотчине получают «какие-то унизительные гроши».
Все это как-то легко и естественно уживается вместе и, может быть, как раз и составляет ту самую загадку русской души, за ключом к которой в Вохму приезжали академики РАН.
А еще в никольском приюте воспитанники, те самые дети, «которые никогда не плачут», своими руками посадили яблоневый сад, посвященный памяти погибших в Беслане. Сейчас, пока яблони не выросли, там растет картошка.
Московские ветеринары привозят в деревню Никола кое-какую технику. Директор приюта Татьяна Кострова с гордостью демонстрирует нам музыкальный центр с караоке. Здесь ребята распеваются перед поездками на конкурсы в Кострому. На партах вокруг музыкального центра сушится укроп. Сами воспитанники приюта сейчас отдыхают в ведомственном лагере федеральной ветеринарной службы. Тоже неутомимый Худынцев устроил.

Деньги на школу учителя собирали на базаре

Обойдя своих подопечных – а деятельный ветеринар очень быстро стал заботиться не только об интернате, но и о никольском приюте и Вохминской начальной школе, – Владимир Худынцев повез нас в деревню Лапшино. Здесь он никого не опекает, но история уж больно удивительная.
Несколько лет назад Лапшинская средняя школа, построенная в 1844 году, сгорела. Пожар начался на чердаке, а это, по словам пожарных, самое безнадежное дело: огонь распространяется очень быстро, и спасти здание, как правило, не удается.
– У меня как сердце чуяло, – рассказывает директор Лапшинской школы Евдокия Исакова. – Я накануне вечером обошла все помещения, как-то неспокойно мне было. И на чердак стала было подниматься, но у нас там летучие мыши жили, они меня испугали, и я повернула обратно. Потом прихожу домой и говорю мужу: что-то я за школу переживаю, не было бы пожара, ну да ладно, если что доярки утром заметят, прибегут. Так оно все и вышло!
Дым на самом деле заметили доярки, которые шли на работу. Сигнализации тогда в школах не было, Сергей Шойгу взялся за безопасность учебных заведений лишь на следующий год. От здания Лапшинской школы остались только обгоревшие кирпичные стены.
Чем заканчиваются подобные истории, предположить несложно. В той же Костромской области, в деревне Боговарово, после пожара дети шесть лет учились в руинах родной школы. Денег на ремонт, а тем более на постройку нового помещения у местной администрации как-то все не находилось.
Но первое, что бросается в глаза при въезде в Лапшино, – это двухэтажное каменное здание красного кирпича. На фоне полуразвалившихся кособоких избушек оно смотрится как цитата из другой жизни. Похоже на присутственное место губернского города или на усадьбу какого-нибудь амбициозного и просвещенного помещика. Особенно впечатляет чугунная балконная решетка. Внутри все отделано тоже с немалым шиком: стены и потолок обшиты лакированным деревом. Невероятно, но это и есть та самая сгоревшая школа. А еще более невероятно то, что восстановить ее удалось буквально за несколько месяцев.
– Нам надо строиться, а денег нет ни копейки, что делать? – весело рассказывает Евдокия Анатольевна за чашкой традиционного чая. – И тогда мы пошли на базар. В пятницу, у нас это базарный день. Учителя с ведомостями подходили к каждому торговцу, просили помочь. Кто давал сто рублей, а кто десять копеек. Так всем миром школу и отстроили.
В холле восстановленной Лапшинской школы на стенах длинные списки жертвователей. Евдокия Анатольевна вспоминает, что собранные деньги чуть было не пропали. Строить школу сначала почему-то наняли украинцев-лесорубов, которые всю жизнь валили лес.
– Они день посидели, два. Надо фундамент рассчитывать, все остальное, а они даже не знают, с какого конца за это взяться. Я за голову схватилась, бегу к архитектору, а он только руками разводит: каких дали, других нет! Тогда я сама побежала искать строителей.
Профессиональный строитель нашелся только один, в соседней деревне. Помогали ему шестеро добровольцев. А также все родители, учителя, школьники, доярки, крестьяне и механизаторы деревни Лапшино.
– Этот строитель так растрогался и проникся нашей бедой, что сделал нам сюрприз, – продолжает свою историю Евдокия Исакова. – Однажды я смотрю, он что-то такое тайком строгает. Я за ним весь день ходила, не отставала – любопытно мне было. Так и не показал. А назавтра я прихожу и вижу над крышей две резные буквы – ЛШ, то есть инициалы наши: Лапшинская школа.
Во время пожара в Лапшинской школе уцелела одна достопримечательность: стол, за которым проходила коллективизация. Сейчас историческая мебель стоит в соседней избе, в которой находится школьная столовая.
За столом, где крестьяне под диктовку комиссаров в кожанках писали заявления о вступлении в колхоз, сейчас обедают их внуки и правнуки. А учителя в свободное от уроков время солят огурцы и рубят капусту, растущую на участке вокруг школы. Тут же среди грядок и обгоревших листов кровли, оставшихся после пожара, пасется теленок Зося, собственность одной учительницы.
– Давайте-давайте, сфотографируйте наш стол, – бодро командует Евдокия Исакова. – Авось кто-нибудь увидит и новый пришлет! Хотя этот я все равно не отдам. Оставлю как экспонат. Я же по специальности историк, люблю всякое старье собирать.
К истории неравнодушны и ученики восстановленной из пепла Лапшинской школы. Евдокия Анатольевна приносит из учительской толстые папки с наклейкой «История наших деревень».
Попадаются среди ученических опусов и весьма любопытные сочинения. Вот, например, работа, посвященная Раю.
«Дорогу в Рай пытались указать многие люди: Данте с Вергилием, например. И все попадали пальцем в небо. На самом деле Рай не очень далеко: 500 километров от Костромы и 250 от ближайшей железнодорожной станции. Точный адрес Рая: Россия, Костромская область, Вохомский район, почтовое отделение Лапшино, деревня Рай…»
Далее школьник с трогательной непосредственностью объясняет происхождение столь странного названия, которого нет больше ни у одной деревни во всей России.
Однажды эти места посетил проезжий купец, и его так напоили медовой брагой, что, выйдя из-за стола, гость умилился и молвил: «Хорошо у вас тут, ну, прямо рай!» Так с тех пор все и стали называть деревеньку Раем.
«Сейчас в Рай немногие стремятся, – продолжает ученик Лапшинской школы свою краеведческую повесть. – Население этой деревни 124 человека. Яблоневых садов нет. Особых событий тут никогда не происходило. Может быть, поэтому и Рай?»
Съездили в Рай и мы. Это на полпути от Лапшина до Вохмы. Напротив Рая обнаружился еще один замечательный населенный пункт – Иерусалим. Когда-то здесь жил паломник, побывавший в «Ерусалиме». Возвратившись из земли обетованной, он всем встречным и поперечным рассказывал о своем путешествии. Вот местечко и превратилось в Иерусалим.
Так они и висят теперь на одном дорожном указателе: одна стрелочка указывает дорогу в Рай, другая – путь в Иерусалим.

«И доказать, что мы ничуть не хуже»

Но даже в нескольких километрах от Рая наблюдается заметное расслоение общества. В Вохме его воплощением стали две местные школы. Одна школа каменная, в ней есть спортзал и даже несколько компьютеров. Сюда берут учиться детей местной элиты: судей, депутатов, предпринимателей.
Все остальные ребятишки идут учиться в старенькую деревянную школу, которую какой-то вох-
минский остроумец нарек однажды «школа для шелупони».
Это пренебрежительное словечко крепко задело ветеринара Владимира Худынцева, любящего поговорить о социальной несправедливости. К тому же Владимир Николаевич и сам здесь учился.
– Я зашел туда – бедность страшенная! – кипит Худынцев. – Вы такого себе даже представить не можете! Шесть видов стульев, отовсюду собранных, про компьютеры и слыхом не слыхивали, полы и лестницы такие, что по ним ходить жуть берет! И я решил это исправить! Доказать нашим олигархам доморощенным, что никакая мы не шелупонь, а ничуть не хуже их!
За лето с помощью безотказных швейцарцев, которые с Худынцевым уже, похоже, смирились, несправедливость была частично исправлена. По крайней мере первоклашки в этом году сядут учиться за новые парты в отремонтированном классе. Правда, на имидже школы это пока никак не сказалось, что немало расстраивает Владимира Николаевича.
– В этом году тоже было, – вздыхает директор «непрестижной» школы Валентина Адеева. – Подали все заявления в первый класс, а потом двоих ребят, детей судьи и социального работника, от нас переправили в каменную школу, оказалось, они к нам по недоразумению попали, а им по статусу положено там учиться.
Владимир Худынцев сердится и обещает в скором времени отремонтировать еще один кабинет и купить в школу электрический чайник, «а то у вас, стыдно сказать, даже чаю попить нельзя!..»
…Когда мы уезжаем из Вохмы, дорогу нам перебегает дикая лиса, и мы, кажется, точно знаем, чего не будем делать в ближайший год: мы не будем пить чай.

Наталья КЛЮЧАРЕВА


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru