Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №41/2005

Вторая тетрадь. Школьное дело

КАЧЕСТВО ОБРАЗОВАНИЯ

В июне хорошо. Уже легче учителю, хотя это еще не отпуск. Уходит напряженность уроков и перемен, а с ними постоянное внутреннее волнение. Но приходят ли спокойные вечера и свободные от школьных дел выходные? Чаще ли мы улыбаемся друг другу? Мягче ли общаемся?
О нет. Экзаменационные страсти ввергают нас в новую борьбу. Теперь уже – за честь класса, школы, города, района, за все отечественное образование и за себя в частности. «Так ли я учил? Тому ли? Почему с моими учениками сводят счеты недоброжелательные ко мне коллеги?» И расстраиваемся, когда в праздничный День экзамена нас не радуют ни букеты, ни ответы, ни темы, ни задания. Но остановим поток эмоций. Ответим себе: что мы чувствуем, когда видим детей на экзамене?

1.jpg (66744 bytes)

Чему учится школа во время экзаменов
Может быть, эти учительские истории пригодятся вам. Поддержат в раздумьях. Укрепят в сомнениях. Что-то важное объяснят

«Для учителя ситуация экзамена еще более диагностична, чем для ученика»

Один из самых устойчивых школьных страхов – страх субъективности.
Какой ученик не мечтает об объективной оценке, нередко видя в учителе источник произвола и неуважения к его ученической личности! Какой учитель не мечтает о безукоризненно правильной системе оценок, которая всех учеников расставила бы по ранжиру и каждому указала его истинное место! И в том и в другом случае мечта об объективности – это мечта о справедливости, и рождается она в ответ на злорадно-назидательное: «Оценку надо заслужить!»

История Елены Кузиной:

Очень уж это нервное время – экзамены. Немилосердное. Время, когда велик соблазн отыграться на этих шалопаях за все – прогулы, не выполненные вечно задания, вранье, грубость. За то, что они тебя не любили. Пряник можно отложить в сторону и действовать лишь кнутом, ибо зависят они от тебя как никогда.
Для учителя ситуация экзамена, по-моему, еще более диагностична, чем для ученика. Любого своего ученика педагог успел узнать за учебный год, а то и не один, как облупленного. И вроде бы должен искренне желать ему максимально удачного ответа: это же показатель его работы. Мне случалось видеть, как учитель переживал больше, чем нескладно, невпопад отвечавший ученик: ну ты же знаешь, только вчера на консультации справился с таким заданием блестяще!..
Но бывает и так: выпускник весь год неустанно бил баклуши и вообще отлынивал как мог. Соответственно по предмету N у него всегда была стабильная двойка, которую дотягивали до тройки. Его пугали: вызывали на педсоветы, не допускали до экзаменов, ибо безнадежен. Опозорит. Но вдруг балбес умудряется подготовиться по учебнику N за десять дней и отвечает на пятерку!
Вот тут-то и разыгрываются шекспировские страсти. Что тут, скажите, делать учителю? Признать, что ставил двойки в общем-то способному ребенку? То есть так и не смог стать для него Учителем? Что впустую потрачены сотни часов на то, что можно выучить за полторы недели?
Я наблюдала такую сцену. Неисправимый двоечник, с трудом допущенный до экзаменов, притча во языцех, пришел на экзамен (уже второй у него за этот день, так неудачно сложилось расписание). Вытащил билет, подготовился, вышел к доске, все, что надо, доказал, что положено, решил. Вопросительно смотрит на комиссию. “Четыре”, – говорит немного оторопевший учитель. “А почему не пять?” – интересуется молодой нахал. “Ну… потому, что дополнительных вопросов тебе не задавали”. – “Так задайте!” “Да ты все равно не ответишь, иди”, – находится учитель. Занавес.
На экзаменах часто проявляется несостоятельность учителя как педагога. Я думаю, все сидящие в комиссии каждый раз сдают экзамен по практической педагогике.

«Чтобы сдать экзамен, нужно мыслить как можно более стандартно»

На экзамене даже самый добрый учитель надевает строгую маску: «Тише! Идут экзамены!» Школа держит отчет перед обществом. Смесь парада, похорон и спортивных состязаний. Особо подчеркнуто в эти дни то, что школа существует не по законам собственного содержания, а в соответствии с административно-бюрократическими схемами, привнесенными в нее государством. Все органическое, живое в деятельности учителей и детей, что стихийно прорастало на уроках, сегодня отринуто. Проверяется содержание детских голов – тот запланированный объем знаний, который должен подтвердить образованность. И чем сильнее такая тенденция осознается школой, тем меньше остается в ней места для настоящего образования.

История Бориса Ватутина:

Я работаю в двух школах. Одна – очень престижная гимназия, другая – свободная, творческая. Трудно приходится в обеих.
В свободной школе постоянно сталкиваешься с тем, что ребятам трудно сосредоточиться. Они не умеют и не хотят упорно работать, добиваться результата. Привыкли к общим обсуждениям, вдохновенным коллективным порывам. А сами, в одиночку, действовать не желают. Им важно, чтобы было интересно. Поэтому они собой страшно довольны и даже не подозревают, как мало знают по сравнению со сверстниками. Не видят своих пробелов, не переживают за оценки. Им интересную задачку подавай, а они и считать не умеют, элементарных правил не знают. Хотят только творить, но никакой ответственности за конечный продукт не чувствуют. На экзаменах, когда пробелы становятся особенно очевидными, они обвиняют кого угодно, только не себя: мол, экзаменаторы необъективны, задания занудны, и вообще: «Эти экзамены никому не нужны».
В гимназии – суровая дрессура. Каждый тип задач десять раз обкатан, все шаблоны отрепетированы до автоматизма. Но за вызубренными приемами ребята часто не видят сути. Так надо. А почему? В чем смысл того или иного действия? Даже вопроса не возникает. И не хотят они никаких вопросов, только бы решать, решать, решать. Дашь задачку, чуть по-другому сформулированную, они и растерялись. Шаг в сторону сделать боятся. Не привыкли к свободному поиску, к личному размышлению. Привыкли получать готовое и навык отрабатывать.
Чтобы сдать экзамен и поступить в вуз, нужно мыслить как можно более стандартно, но в жизни потребуется навык нахождения оригинальных, нестандартных решений. Не понимаю, как разрешить это противоречие. Не получается найти золотую середину: и натренировать, натаскать, и творческое начало не задавить. Как бы хотелось совместить творчество и отличную выучку! Пытаюсь. Но в обеих школах я белая ворона. В гимназии учу вопросы задавать, в школе – выполнять формальности.

«Приемы, которые действуют на комиссию безотказно»

Да что же это за такое устройство школьной жизни, что субъективность мешает учить и учиться? Высшая ценность культуры обозначает в школе или учительский произвол или детскую отсебятину. Безликая объективность предпочтительнее. Потому что оценивают школу не по тому, как она развивает в ребенке человеческое, личностное начало, а совсем по другим параметрам. Нет, даже не по показателям успеваемости. Их всегда позволят «нарисовать». Если, конечно, администрация школы и педколлектив проявляют лояльность по отношению к представителям власти. Чтут и уважают – кто как может.

История Анны Земской:

Вы будете смеяться, но директор школы, когда в нее на экзамены приходит проверяющая комиссия, вводит в действие заранее разработанный план приема, который действует всегда безотказно.
Комиссия же обязательно должна найти недостатки, так вот, по ходу проверки, как водится, в учительской раскрываются все экзаменационные папки, проверяются записи в журналах и протоколах, и члены комиссии задают вроде бы невинные вопросы или вслух произносят разные замечания, например: «Что же это у вас учитель Петров не написал в конце страницы: программа пройдена?» Как только директор слышит эти слова, она снимает телефонную трубку и звонит секретарю с требованием срочно привести учителя Петрова. Робкие возражения секретаря, что Петров сейчас на экзамене или во дворе на практике, красит школу и так далее, не действуют на грозного директора: «Срочно!» Через пару минут искомый учитель Петров появляется.
Дальше все идет по заранее продуманному и всем фигурантам известному сценарию. «Что же это вы, голубчик, всех нас подводите? Кто так делает? Куда вы смотрели, когда заполняли журнал? Почему не соблюдаете установленную форму?» – далее по нарастающей. Учитель Петров опускает голову все ниже и ниже. Он не первый раз в такой ситуации, хорошо знает: чем ниже голова пред грозными очами и громовыми раскатами директорского голоса, тем быстрее члены комиссии начнут просить за него, как зрители в римском Колизее. Знает также учитель Петров, что после ухода комиссии директор позовет к себе, одарит цветами и конфетами со своего стола, улыбнется: «Извините, приходится имидж поддерживать!»
Зачем в напряженный день экзамена в школу приходят наблюдатели? Почему перед ними все начинают оправдываться? Это как если бы на капитанский мостик, когда большой корабль входит в гавань и готовится пришвартоваться, с вертолета спустился бы проверяющий с требованием показать и прокомментировать все записи судового журнала!

История Ольги Давыдкиной:

Дня за три до первого июня родители девочки, которой я весь год по личной просьбе директора давала частные уроки, попросили меня быть в день сочинения в ее школе. «Наденька будет себя спокойнее чувствовать, если вы будете рядом». «Это невозможно, – сказала я, – по протоколу я ассистирую в своей школе». «Уладим». И точно: папа, завхоз гороно, приехал к моему директору и все «уладил». То есть в девять часов я присутствовала на начале экзамена в своей школе, а уже в десять – «Поедемте!» – я мчалась с мамой Наденьки в другую и там в отдельном кабинете подчищала принесенные мне листочки черновика, поправляла заключение. С той же срочностью меня везли обратно – ведь в нашу школу приехала представитель из областного министерства!
У нас, как водится, все восемь медалистов посажены за отдельный ряд, и к каждому приставлены по два учителя. Сами ученики писать не смеют: «Еще напишете что-нибудь не то!» И тут проверка, теперь что же будет! Оказалось, ничего. Как диктовали, как подкладывали листочки, исписанные рукой учителя, так и продолжали делать. Проверяющих обильно угощали в кабинете директора. До без пятнадцати три. Потом была явлена вся начальственная строгость: «золото» и «серебро» забрали и увезли в область. Так заведено, инструкции бессильны перед обычаем.
Глупо спрашивать, зачем существует школьная аттестационная комиссия. Я, например, как ассистент прочитала и подписала десять работ из двадцати семи. Больше мне читать не дали: «Мы сами проверим, вы только подпишитесь». К чему эта скрытность? Почему не обсудить работы сообща, не выразить свои сомнения, не поделиться друг с другом опытом, знаниями? А с другой стороны, зачем так явно, до неприличия, мы опекаем касту медалистов, унижаемся и не смеем возразить – я себя имею в виду. Ни грамма сопротивления воле директора я не выразила. И понимаю, что унижена, а ничего не могу изменить в своем поведении.

«И тут я ощущаю тихо вползающий ужас»

Бывает, учительский страх за себя, за свою репутацию полностью затмевает восприятие нештатной ситуации на экзамене. Но чаще все-таки учитель думает о детях, действует в их пользу. Даже если не очень ясно представляет себе, в чем польза. В одной школе учитель, узнав номера изложений, передал через техничку информацию собравшимся во дворе ученикам. В другой – отстаивал высокие оценки за безнадежно слабые ответы. Где-то вспыхнула ссора с директором из-за ученика… Что это? Гипертрофированная ответственность? Материнский инстинкт? Или черта педагога-профессионала? Всякий раз ответ не лежит на поверхности – таится в личной истории отношений педагога и его учеников.

История Евгении Соколовой:

Вчерашний вечер мой прошел в миноре: Митька провалил выпускной экзамен за девятый класс. И это мой лучший ученик, правая рука! Он же по истории всех консультировал! Не вылезал дотемна из кабинета вместе со мной! И не смог защитить свою собственную исследовательскую работу!
…Вышел перед комиссией, повесил портрет юриста Плевако на доску, встал. «Ну, Митя, давай, – говорит директор, предвкушая интересный ответ, – рассказывай, что у тебя за тема, в чем проблема?» Митя молчит, улыбается и смотрит на комиссию всепонимающими глазами. Я ловлю этот взгляд и вдруг ощущаю тихо вползающий в меня ужас: он заваливается! Самым дружелюбным тоном я говорю: «Митя, ты все знаешь. Соберись, вспомни, что и как ты хотел рассказать нам!» Митя, все так же глупо улыбаясь, начинает что-то мямлить сухим ртом: «Плевако… родился…» Полный провал.
Я чувствовала себя преступницей. Это я, одна я виновата в Митькиной неудаче. Весь год он только и слышал от меня: Митя, помоги тому, Митя поддержи этого! И он помогал, поддерживал. Мы с ним вместе готовили ребят к экзамену: разминали тему, смотрели на проблему с разных сторон, устраивали предварительные защиты работ. Обсуждали, как встать, что выгоднее сказать, на что обратить особое внимание комиссии, как демонстрировать рисунки, карты… Тех, кто написал хорошие исследования, но не мог выигрышно их преподнести, мы с Митей гоняли по нескольку раз, прямо как в театральный вуз готовили.
А у Митьки с устной речью было все в порядке, вот он и помогал мне. За него я не беспокоилась. Как-то за чашечкой чая рассказывал мне, о чем будет говорить на защите. Я кивала головой, добавляла, что, мол, хорошо бы здесь о том-то сказать, такой-то пример привести. А сама думала: вот бы все наши ученички такими были! И мне в голову не приходило поставить его перед доской и заставить рассказывать четко и ясно, от начала до конца. А надо было!
…Я шла домой, корила себя, мысли мои скакали, настроение было паршивое. И вдруг – стоп, что-то давнее и забытое зацепила моя тоска. Я вдруг вспомнила: институт, второй курс. Перед началом зачетного собеседования преподаватель философии подошел к группе. Он посмотрел на меня и сказал самым дружелюбным голосом: «Первой пойдете вы, потому что мне хочется начать день в хорошем настроении». И тут что-то на меня нашло. Ни на одну из предложенных тем я не могла сказать ни слова. Как будто кто-то взял большой ластик и прошелся им по мозговым извилинам. Наверное, я тоже глупо улыбалась, потому что профессор долго смотрел на меня сочувственно и, ставя «зачет», пробормотал: «Идите, идите, наверное, вы заболели».
Мы с Митькой, поняла я, переволновались. Нас парализовал страх не оправдать высокие ожидания. И мы с треском провалились.

Людмила КОЖУРИНА


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru