Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №31/2005

Вторая тетрадь. Школьное дело

КУЛЬТУРНАЯ ГАЗЕТА
СВОЕ ПРОСТРАНСТВО

Космическая окрестность художника
Владимир Любаров нашел ее в деревне Перемилово

В московском издательстве «ГТО» под эгидой Государственной Третьяковской галереи, Международной конфедерации союзов художников и Международного художественного фонда вышел большой альбом «Владимир Любаров», куда вошли живопись, графика и иллюстрации 1992–2004 годов. Кроме нескольких известных искусствоведов, авторы статей – писатели Владимир Войнович, Людмила Улицкая, литературный критик Лев Аннинский, театральный режиссер Михаил Левитин и даже примкнувший к ним маэстро Андрей Макаревич.
Любаров многие годы был известен как книжный график, иллюстрировавший отечественную и мировую классику. Начиная с середины 90-х годов в его творчестве возобладала живопись. Главенствует она и в альбоме, разделившись на обширные циклы: «Деревня Перемилово», «Город Щипок», «Еврейское счастье» и «Местечко. Прошлогодний снег».
Судьба распорядилась так, что обретение дома в деревне Перемилово Владимирской области и заказ на оформление книги «Русские пословицы» почти соединились по времени. Художник увидел в этом некий провидческий знак и погрузился в работу и жизнь деревенскую. Я убежден, что для прямого реалистического изображения жизнь эта практически недоступна, так как нет в ней ничего реалистического. Жизнью этой можно восторгаться, что поначалу и делают горожане-неофиты, открывающие для себя незатоптанную землю. «Идиотизм деревенской жизни», как определял ее господин Маркс, можно ненавидеть. Крайности отношения к деревне всегда существовали и существуют. Любаров же, судя по его работам разных лет, не просто забрел в «глушь звенящую», но принял ее как нечто свое, счастливо обретенное и по-новому ощутил свежесть русского лубка и народного примитива. Изящный, тонкий рисунок его листов и живописных композиций привлекает добротностью и какой-то изначальной обстоятельностью видения. В деревенской вселенной для него нет мелочей, недостойных внимания. Но из этого вовсе не следует, что мы имеем дело со старательным бытописанием и смакованием кондовости. Может быть, это происходит еще и потому, что любаровские персонажи отмечены некоторой вневременностью. Они и сто лет назад так же лихо выпивали, после чего соответственно «ехала деревня мимо мужика», и просторы срединной России были так же безмерны и неухоженны. Кстати, упомянутую просторность не всегда можно отнести к чисто сельской местности. Это скорее более нейтральное пространство между провинциальным городом и деревней. Поэтому Перемилово Перемиловом, но художник в своих работах явно оперирует не деревенским масштабом. Сама природа изобразительной метафоры и склонность к гротеску приводят к широкому художественному осмыслению народного бытия, в которое перемиловские особенности входят лишь своей малой частью. А посему, нисколько не подозревая Любарова в лукавстве, я все же не стал бы безоговорочно доверять его словам о том, что вот, мол, он постранствовал-постранствовал по миру и «осел в своей деревне». Как бы не так! Тут все почти по Гоголю – в любой конец люба-
ровских композиций скачи и все равно ни в какую определенную географическую точку не доскачешь. Куры, кошки, собаки и прочая живность на земле и небе, а равно и люди в ситцах и плисовых штанах рассеяны на холсте и бумаге таким образом, что можно без нарушения композиции увеличивать их количество влево и вправо, вверх и вниз. И это не профессиональный недостаток построения, грешащего композиционной аморфностью, а очень точное изображение нашей российской необъятности. При этом горизонтальные движения в конкретном любаровско-перемиловском случае предпочтительнее, так как мы живем не в стране гор и готики. Тянутся себе и тянутся на горизонте вереницы домиков, перемежаемых березами и елками, и не счесть странностей, творимых из века в век владимирскими, ярослав-
скими, калужскими и прочими земными обитателями.
Любопытно, что при всей занимательности и лубочной веселости того или иного мотива никакого простодушного веселья в работах Любарова нет. Перед нами не обновленный лубок и не искусство примитива, хотя художник и опирается на их эстетику. Перед нами какой-то другой изобразительный космос, где явно действуют законы доброй иронии или не очень-то совместимых с добротой сарказма и ехидства. В этом смысле «город Щипок», например, не только ностальгия по ушедшему колоритному быту, но и невольное обнажение черт, достойных жителей «города Глупова» или более близких нам по времени характеров и обстоятельств, описанных пером М.Зощенко. Впрочем, прямых и конкретных литературных ассоциаций здесь быть не может. В прошлом художник книги, Любаров прочно ступил на дорогу станкового искусства. Но мощный питательный пласт русской литературы конечно же существует в его сознании или подсознании и соответственно влияет на творчество.
В последние годы художник открыл для себя и совершенно особые, «западные» миры (например, цикл картин, посвященных Амстердаму) и мир, существовавший когда-то за так называемой чертой оседлости (цикл «Еврейское счастье»), но увидены эти миры исключительно глазами российского человека. «Мне на Западе скучно, – признается художник. – Видимо, только у нас для меня находится та энергетическая зона, которая питает меня как художника и человека. Кроме того, мне кажется, что наш абсурд уютен. В нем можно жить. Это не мир Кафки. Уютными могут быть и кривые заборы, и обшарпанные стены, и бутылка водки с огурчиком на подстеленной газетке вместо скатерти…»
Каждый, кто откроет альбом Владимира Любарова или придет на очередную выставку, непременно будет покорен его обаятельными героями и с удовольствием войдет вслед за художником в обжитое и бесконечное российское пространство.

Вильям МЕЙЛАНД


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru