Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №82/2004

Четвертая тетрадь. Идеи. Судьбы. Времена

ЛЮБИМЫЙ ГОРОД N40
СЮЖЕТЫ 

Алексей МИТРОФАНОВ

Собор

Главной архитектурной достопримечательностью Павловска считают Павловский дворец. Да, сооружение и впрямь внушительное. Разве что император Павел в нем практически не жил. Он предпочитал столичный Михайловский замок и Гатчину.
Павловский же дворец вошел в историю как резиденция его супруги. Точнее говоря, вдовы.

Собор был Троицким. Но так его почти никто не называл, поскольку ясно было, что соборов в городе немерено, а вот Собор – один.
История этого храма с самого начала складывалась исключительно. Заложил его сам Александр Первый, оказавшийся в этот момент по случаю в Симбирске. То есть, конечно, случая на самом деле не было, просто закладку кафедрального собора приурочили к визиту главного русского прихожанина. Но простые обыватели в такие частности, конечно, не вникали.
Церемония закладки произошла в 1824 году. В это время на площади уже стоял Троицкий кафедральный собор, и по большому счету новый храм строить никто не собирался. Просто по окончании войны 1812 года городские жители хотели несколько усовершенствовать старое здание храма – перепосвятить алтарь в честь Александра Невского (подобное практиковалось) “с приобщением к нему двух приделов: одного для сохранения имени существующего храма, а другого – для вмещения полковой церкви бывшего Симбирского ополчения, как памятника чести, славы и чрезвычайных происшествий времени, и в котором преимущественно в определенное время отправлялось бы поминовение о воинах, положивших жизнь за Веру, Царя и Отечество”.
Были разработаны фасады, начался сбор средств по подписке, но неожиданно вдруг обнаружилось, что “желание Симбирского благородного дворянства украсить свою соборную церковь пристройками и приделами, приспособительно к новому фасаду собора, не может быть удовлетворено”.
Исключительно из-за технических причин – старое здание просто не выдержало бы подобных перестроек. И тогда решили просто-напросто отстроить новенький собор, дать ему имя Троицкого, а старый же переименовать в Никольский – в честь Святителя Николая Мирликийского Чудотворца.
Может быть, небесным силам не понравилось столь легкомысленное обращение со святыми, смахивающее на перетасовку карточной колоды, может быть, сказалась фирменная лень и безалаберность российских обывателей, однако же после закладки дело несколько застопорилось. То есть стены нового собора были выстроены более-менее скоро и уже в 1832 году начали восхищать своими формами богопослушных симбирян.
Собственно, никаких особо выдающихся архитектурных новшеств в том соборе не было – архитектор в основных чертах скопировал столичный Исаакий (в то время, кстати, еще не достроенный). Но по совершенству форм творение зодчего Коринфского (кстати, получившего свой псевдоним по воле все того же Александра Первого – царю понравилась одна из его ученических работ в коринфском стиле) было чуть ли не совершеннее произведения Огюста Монферрана. Однако с завершением внутренней отделки пришлось ждать до 1841 года, когда собор был наконец открыт и освящен (все же опередив тем самым Исаакий).
Это была новинка, явно обращающая на себя внимание. И.А.Гончаров упоминал его в своих воспоминаниях: «По приезде домой, по окончании университетского курса, меня обдало той же “обломовщиной”, которую я наблюдал в детстве... Чиновник, советник какой-нибудь палаты, лениво, около двух часов, едет из присутствия домой, нужды нет, что от палаты до дома не было и двух шагов. Пройдет писарь, или гарнизонный солдат еле-еле бредет по мосткам. Купцы, забившись в глубину прохладной лавки, дремлют или играют в шашки. Мальчишки среди улицы располагаются играть в бабки. У забора коза щиплет траву.
– Ужели ничего и никого нового нет? – спрашиваю “крестного”, объезжая город и ленивым оком осматриваясь кругом. – Я все это знаю, давно видел: вон, кажется, и коза знакомая!
– Как нет нового! Вот сейчас подъедем к новому собору: он уже освящен. Каков! – хвастался он, когда мы сошли с дрожек и обходили собор. Собор, в самом деле, очень хорош: обширен, стройных размеров и с тонкими украшениями на фронтоне и капителях колонн.
– Вот и это новое: ты еще не видал, при тебе не было, – говорил Якубов, указывая на новое здание на Большой улице.
Я прочел на черной доске надпись: “Питейная контора”».
Храм начал жить простой и незамысловатой провинциальной жизнью. Соборный протоиерей писал своим согражданам невинные записочки: “Усердно прошу вас, многолюбезная Серафима Петровна, побывать ко мне откушать кофе – он у нас готов уже, а потом мы составим партию в преферанс вкупе с Марфой Петровной Цветковой и с Мар. Тихоновой. С нетерпением ждем”.
“Обломовщина” процветала.
Зато в 1905 году собор, что называется, “вляпался в революцию”. По-иному и быть не могло: ведь известные события происходили именно в центральной части городов России. Один из участников этих событий вспоминал: “Отец, узнав о том, что я принимаю участие в стачечном комитете, отправил меня в село, к сестре, где я и прожил до 17 октября. 17 октября 1905 г. перепуганный всеобщей политической забастовкой царь выпустил манифест, в котором обещал дать народу свободу. Были обещаны свобода печати, собраний, стачек и проч. Я в этот день приехал в город, вырядившись в красную рубаху. Я пошел посмотреть, что делается на улице. В городе было большое оживление. Все обсуждали только что полученный манифест. В соборе был торжественный молебен, после которого протодиакон громогласно прочитал манифест. В это время рядом с собором, на Новом Венце (так назывался городской бульвар), кем-то стихийно был организован митинг, выступали ораторы с революционными речами, призывали не верить царским обещаниям и продолжать забастовку. Кто-то затянул “Марсельезу”. Учащаяся молодежь, которой было очень много, подхватила эту песню. Кто-то выбросил красный флаг. Вдруг раздался крик: “Казаки!” Народ бросился кто куда. Я – к Соборному садику, который был окружен решетчатой оградой. Пробежав несколько шагов, я услышал топот лошади. Казак, заметив мою красную рубаху, о которой я совсем забыл, решил, что я главный зачинщик, а мне всего-то было 15 лет, и погнался за мной. Я хотел перепрыгнуть через забор, но он был довольно высокий. Тогда, на мое счастье, я заметил лазейку в заборе, в которую и решил шмыгнуть. В это время казак, уже нагнав меня, успел ударить меня нагайкой по спине, правда, удар получился скользящим, но довольно чувствительным; он рассек мне рубашку и оставил здоровый рубец. Скажу откровенно: я здорово испугался, забрался в гущу кустов, снял красную рубаху и остался в ночной. Когда гул стих и казаки ускакали, я решился выйти и пошел домой”.
Такой вот революционный героизм.

* * *

Редкий случай: при советской власти Троицкий собор не был снесен в угоду новой, атеистической идеологии. Провидение уготовило ему иную гибель. Председатель Комитета по охране памятников революции, искусства и культуры излагал его судьбу в официальном документе: “Бывший летний кафедральный собор в 1932 г. был сильно поврежден пожаром, при котором сорвана кровля и уничтожены огнем все деревянные части строения… За отсутствием средств хотя бы для работ по консервации, не говоря уже о реставрации, дальнейшее сохранение разрушающегося здания являлось в условиях Ульяновска делом непосильным”.
Можно сказать, что Троицкий собор скончался сам собой. А вот Никольский, бывший Троицкий, все же пришлось взрывать.


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru