КУЛЬТУРНАЯ ГАЗЕТА
ПЛЮС-МИНУС ТВ

Поцелуй на морозе
Телепоэма Льва Аннинского – почти по Блоку – о двенадцати столпах Серебряного века

На недавно проходившем присуждении премий «ТЭФИ» Лев Аннинский был отмечен как лучший сценарист документального телефильма за 12-серийный цикл «Серебро и чернь» – о великих русских поэтах Cеребряного века. Награда более чем заслуженна, хотя формулировка награждения навряд ли точна: Аннинский в этом цикле больше чем сценарист – он еще и ведущий. Он в кадре, он рассказывает о своих героях: Блоке, Клюеве, Хлебникове, Гумилеве, Северянине, Ходасевиче, Мандельштаме, Пастернаке, Ахматовой, Цветаевой, Маяковском, Есенине. Каждой из серий он, автор, предпосылает общее предуведомление: «Из двенадцати великих поэтов Серебряного века три казнены, еще трое казнили себя сами, еще четверо доживают до собственной смерти, измученные голодом, болезнями, ужасами быта, и только двое, дожившие до преклонных лет, умирают, сопровождаемые травлей… Сегодня мы перечитываем этих поэтов, ища ответа на те же вечные вопросы: почему погибла старая Россия? Что возродилось на ее месте? Что такое вообще Россия?»
Каждая из серий строится на авторском тексте, по возможности привязанном к местам, связанным с биографией героев, на старой хронике и кадрах игровых фильмов, воспринимаемых ныне как документ, на актерском воплощении героев. Точнее, даже не их самих, а неких их сегодняшних двойников, где-то почти сливающихся со своими поэтическими прообразами, где-то демонстративно отходящих от них в современность, подчеркивая нетождество, свой сегодняшний взгляд на них. Эти актерские двойники – самое спорное место фильмов. Безусловная удача, на мой взгляд, только одна – Михаил Ефремов в облике Северянина. В нем есть та ирония, та двухсотпроцентная органика, которые заставляют почувствовать сложность и двойственность этого, в общем-то, доселе непонятого поэтического характера. (Ну кто бы мог подумать, что Северянин со своими «поэзами» – великий поэт: Аннинский на этом настаивает и убеждает.) При этом никто из актеров не претендует на то, чтобы во всей полноте представить своего героя как человека и поэта. Никак не хочу принизить никого из актеров, среди них есть мастера прекрасные и блистательные – просто задача, стоявшая перед ними, была сверхсложная. Осложненная помимо всего еще и тем, что встык с ними в кадре был автор, Лев Аннинский, игравший самого себя, и превзойти его навряд ли бы кому удалось.
Для Аннинского рассказ об этих великих не просто сценарная работа над увлекательной, вечно актуальной темой. Сценарий – дело, в общем-то, утилитарное, ремесленное. Не хочу никого обидеть, и сам небезгрешен по сценарной части, кое-чем из написанного в целом доволен. Дело в самом характере работы. Сценарист сегодня пишет об одном, завтра – о другом, о том, что сейчас интересно зрителю. О том, что купит телеканал, не важно, по каким соображениям: идейным, рейтинговым или каким-то иным. Сценарии в стол не пишутся, а если пишутся, то или ненамеренно, или непрофессионалами. Писать так, как пишет Аннинский, может только писатель, не беллетрист, а художник, личность мыслящая, не писать не способная, человек одержимый. Он и есть человек одержимый.
Цикл «Серебро и чернь» для Аннинского – продолжение предшествующих работ, где он писал о Толстом и о Лескове, о современной прозе и поэзии, о духовных поисках кино 60-х и многом, многом другом. Когда бы и что бы он ни писал, главная и единственная его тема – Россия, ее историческая судьба, поиск ее пути в сегодняшнем дне, ее ориентиры в движении из прошлого в будущее. Потому и несоизмеримо его отношение к этому циклу и своему участию в нем с отношением даже самого талантливого актера, играющего даже самую близкую и дорогую ему роль. Для Аннинского это не роль – это дело всей его жизни, его боль, его страсть, его счастье, его отчаянная мука. Все эти 12 очень личных рассказов о великих поэтах не просто некие глубокие и умные биографические эссе. Это продолжающаяся нить размышлений о России: все его герои взяты в одном-единственном ракурсе – в своих взаимоотношениях с Россией. И даже не вообще с Россией, а с Россией в момент, когда она отчаянно ищет себя, ищет Бога, бредит Богом, дышит предчувствием катастрофы, взрывается катастрофой, перечеркивая судьбы миллионов, ломая хребты самым прекрасным своим детям.
Ни у кого из героев цикла эти взаимоотношения не просты. «Россия – сфинкс» – это хрестоматийное, из Блока. «Русь – ты вся поцелуй на морозе» – Хлебников. «В России множество знакомых, но мало близких. Тем больней» – Северянин. «Я выстрадал мучительное право любить тебя и проклинать тебя» – Ходасевич. «Россия, ты на камне и крови» – Мандельштам. «Россия моя, Россия, зачем так ярко горишь» – Цветаева. «Я не твой, снеговая уродина» – Маяковский. «Я весь мир заставил плакать над красой земли моей» – Пастернак.
У Аннинского очень нестандартный отбор поэтических строк и эпизодов жизни своих героев – иногда он откровенно хрестоматиен, иногда пронзительно нов: строки раскопаны в чьих-то воспоминаниях, в архивных папках, в том числе следственных, в слепых черновиках, впервые извлекаемых на свет. У него поразительное чутье к поэтической строке, поэтическому слову, поэтической интонации. «Поэзия легко врет в словах, но она не врет в интонации», – говорит с экрана Аннинский. Сам он не врет ни в том, ни в другом. Можно иметь другой круг предпочтений, касательно ли самих поэтов или их избранных стихов, можно не соглашаться с его оценками или толкованием мотивов поступков героев – нельзя не поверить в искренность и, главное, выношенность каждого слова.
Тот страшный раскол, который разорвал Россию на два непримиримых лагеря, втянул ее в кровавое колесо братоубийства, мучит его сегодня той же острой болью, которой жили Блок и Гумилев, Цветаева и Пастернак…
Годы начала ХХ века, когда расколотое время писало в судьбах героев цикла их звездные или еще лишь самые первые страницы, жили предчувствием надвигающейся катастрофы, которую тогда ощутили и выразили в слове лишь вот эти немногие, самые чуткие. В начале века XXI Аннинский – один из тех немногих, кто ощущает в мельтешне и суете сегодняшнего дня те же грозные очертания, те же подспудные толчки, чреватые катастрофой. Его цикл – это крик, обращенный ко всем нам, чтобы не допустить, не сделать необратимый шаг. Не дать уже обозначившейся трещине разверзнуться в бездну…

Александр ЛИПКОВ

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"