КУЛЬТУРНАЯ ГАЗЕТА
ОБРАЗ
Ушел, чтобы вернуться
Алексея Ратманского не приняли в
Большой танцовщиком. Зато взяли главным
балетмейстером
Алексей Ратманский. «Тарантелла» Джорджа
Баланчина.
Фото Михаила Логвинова
Предстоящий сезон для Алексея
Ратманского станет первым полноценным сезоном в
качестве художественного руководителя балета
Большого театра. Начальство, как известно, надо
знать в лицо. Лицо артиста – его творческая
биография.
Так кто же вы, Алексей Ратманский?
Родился в Ленинграде. В 1986 году окончил
Московское хореографическое училище, в 1992-м –
балетмейстерский факультет ГИТИСа. В 1986–1992 и
1995–1997 гг. – солист Киевского театра оперы и
балета, в 1992–1995-м – Королевского Виннипегского
балета в Канаде, с 1997-го – Датского Королевского
балета. Работал с Бежаром, Килианом, Ноймайером,
Эком, танцевал в балетах Баланчина и едва ли не
всех выдающихся хореографов ХХ века. Был
партнером Майи Плисецкой в шедевре Нижинского
«Послеполуденный отдых фавна» (Финляндия, 1999).
Автор более 20 постановок в различных театрах
мира. Заслуженный артист Украины. Лауреат I
премии Украинского конкурса артистов балета (1988),
обладатель Золотой медали и приза Вацлава
Нижинского Независимого конкурса артистов
балета имени Сергея Дягилева в Москве (1992). Дважды
увенчан «Золотой маской» («Сны о Японии» – 1999,
«Светлый ручей» – 2004). В 2002-м за вклад в культуру
Дании возведен в сан рыцаря ордена Датского
флага.
Ратманский-хореограф давно и хорошо известен.
Первый балет он поставил еще в училище в 1983 году.
А знаменитым его сделали «Взбитые сливки» и
«Юрлиберлю», «Прелести маньеризма» и «Поцелуй
феи», «Средний дуэт», «Поэма экстаза», «Золушка»,
«Леа». В Мариинку его пригласил сам Гергиев. И в
том, что Большой театр сделал прекрасное
приобретение, сомневаться не приходится. Лучшей
кандидатуры сегодня не найти.
Иные скажут – баловень судьбы. Кто-то называет
аутсайдером.
Большой театр обрел Ратманского. Большой театр
его потерял. Обрел сегодня. Потерял давно и
невозвратно, непоправимо. На днях Ратманскому
исполняется тридцать шесть. Для танцовщика
возраст пенсионный. И Ратманский уходит. Уходит
неузнанным. Живым воплощением любимого нашего
правила. Что имеем, не храним. Да и потерявши не
больно-то убиваемся.
В 1986-м Москва упустила возможность заполучить
танцовщика поистине блистательного,
индивидуальность редкую, каких не было у нас со
времен золотого века советского балета.
Выпускник МХУ, отличник, как и его однокашник
Владимир Малахов, оказался никому не нужен.
Решающий аргумент – отсутствие столичной
прописки. Не взяли ни в Большой, ни в Музыкальный,
ни даже к Наталии Сац. Так что отправилось юное
дарование в послечернобыльский Киев, где жили
родители и где Алексей провел детство.
О Ратманском заговорили в 1992-м, когда он получил
Первую премию на Международном конкурсе имени
Дягилева. Заговорили еще и потому, что помимо
очевидной одаренности он поражал сходством с
Нижинским. Сходство было не просто внешним, а
сквозьвременным, танцевально-генетическим.
Алексей напоминал не реально жившего некогда
приземистого, с непропорциональной фигурой и
слишком мускулистыми ногами Вацлава Фомича,
которого никто из нас, понятно, знать не мог, а
Вацлава-легенду. Того Вацлава, которого мы как
будто прекрасно знаем, помним. Не памятью –
воображением. Тем более что танцевал Ратманский
«Видение Розы», это действительно был сон.
Неудержимый, искристый темперамент.
Завораживающей пластичности певуче-лианные
руки. Глубинное, природное (чтобы не сказать –
нутряное) чувство танца. Ратманский чуял
Нижинского, мощными импульсами посылая это
ощущение в зал. Подобный аттракцион таил немалую
опасность: куда как заманчиво сделаться
нью-Нижинским, можно даже целую программу
составить из номеров легендарного фавна да
колесить с ней по городам и весям. Однако этого не
произошло. Удивительное сходство оказалось не
игрой природы, а результатом глубокого и
осознанного проникновения в образ. Способности
конструктивно мыслить, глубоко чувствовать и
вдохновенно воплощать родившийся в душе идеал.
Но и после этой победы многообещающий танцовщик
не понадобился никому, кроме разве что далекой
Канады.
Когда в 1995-м, после трехлетней работы в Виннипеге,
Ратманский гастролировал в Москве, это был уже
зрелый артист. Три сезона в другой стране, другой
школе, другой стилистике. Три года напряженных,
изнуряющих. Три года, открывших ему мир. Теперь
это был Мастер.
Наделив его огромным даром, природа в остальном
поблажек не дала. Не жалели и любимые педагоги. С
10 лет Алексею твердили о недостатках, тем более
что рядом у станка стоял Владимир Малахов,
обладавший, по общему признанию, идеальными
данными. Ратманский не сломался. Он вообще не из
ломких. Он вытесал, вылепил, изваял себе тело –
чуткое и умное. Его некогда необузданный
темперамент «объезжен», что вовсе не значит
укрощен. Он вплавлен в жесткую, прочную, при этом
неизменно изысканную форму, отчего не угасает, а
напротив, становится жарче, пульсирует
энергичнее. Его роли – большие ли, малые –
отпечатались в памяти.
Вот он в «Утренней серенаде шута» на музыку
Равеля. В эти минуты за ним вся многовековая,
всесветная культурная генеалогия шутовства. Или
«Кармина Бурана» Орфа. Венецианская баутта,
карнавальное веселье со зловещинкой.
Представьте, что комедианты Калло с их чарующей
энергетикой вдруг ожили. Упругие извивы тел,
тончайшая филигрань движений при взбесившемся
темпе. Несегодняшнее, реликтовое какое-то
чувство стиля, сродни Бенуа или, может быть,
Сомову. Бесовская интуиция, генетическая память
и удивительная в молодом еще человеке мудрость.
Кураж, восторг – и ирония. Он по-своему, без
опасливой оглядки, трактовал Баланчина, Бежара,
Мясина. Снобы ворчали: пусть-ка попробует взяться
за старую добрую классику – не выдюжит. И тогда в
одной из гастрольных программ Ратманский
станцевал второй акт «Жизели».
Такого Альберта никогда не было и никогда уже не
будет. Каким внутренним зрением нужно обладать,
чтобы очистить роль от десятилетиями налипавших
чешуек омертвелой традиции, не затерев, а
высветив тончайшие алмазные грани? Каким
чувством времени нужно быть наделенным, чтобы
приблизить романтического графа к нам – не
обряжая в драные джинсы или камуфляж, а каким-то
непостижимым образом сделав его переживания не
карамельными, но внятными нам, живыми? Каким
артистизмом нужно овладеть, чтобы заставить
многое повидавших, солидных людей, себя не помня,
без устали кричать и кричать «Браво!»? Таким
внутренним зрением, таким чувством времени и
таким артистизмом, какие делают из актера,
танцовщика – артиста, художника.
Пушкин сказал: «Цель художника есть идеал». Идеал
недостижим, к нему можно лишь приблизиться. Весь
вопрос в том, насколько. Когда танцевал
Ратманский, становилось ясно: подойти можно
очень и очень близко. Вот-вот, кажется, рукой
подать. Единственное, что не позволяло
утверждать, что идеал достигнут, – аксиома: не
достичь его, словно линии горизонта.
Однако все это Москва, по случаю «одалживая»
своего воспитанника у Киева, Канады, Дании,
видела лишь урывками. Как на грех позабыв, что век
танцовщика короток. Теперь Ратманскому тридцать
шесть, и он уходит. Уходит, чтобы вернуться.
Танцовщики часто становятся хореографами, редко
– хорошими. Ратманский стал хорошим хореографом.
Отныне Москва связывает с ним большие надежды. Он
талантлив, видел мир, знает современную ситуацию.
У него есть чувство собственного достоинства и
нет комплекса неполноценности. К тому же у
новоиспеченного администратора счастливый
характер и удивительная работоспособность. Все
это вместе взятое сулит, хочется верить, успех и
Большому балету, и вчерашнему аутсайдеру. Ведь
они друг другу не посторонние.
Спонсор публикации статьи: компания «БАЛАГАН» - продажа билетов в государственный академический Большой театр. Если Вам требуется приобрести билеты в большой театр срочно, то посетив сайт компании по адресу http://bolshoi-theatr.com/, Вы сможете купить билеты онлайн с доставкой по Москве.
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|