Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №41/2004

Вторая тетрадь. Школьное дело

УЧЕБНИКИ

Китайская грамота

Роман воспитания – главная тема, учитель – главный герой на экране КНР

В маленький зал на втором этаже Союза кинематографистов (вход сбоку) я попал совершенно случайно. Такой кинопрограммы вообще не должно было состояться. Ведь «сегодняшнему человеку не нужно кино, которое пытается понять тайну о человеке, ему нужно развлечение, фаст-фуд» (Андрей Кончаловский1). Кто мы такие, чтобы не верить уважаемому профессионалу, востребованному не только у нас, в стране медведей, но и на Олимпе мировой культуры?
Посольство КНР не поверило. Видимо, их атташе по культуре давно не ездил на переподготовку в Голливуд. Поэтому в программе «Дни китайского кино в России» было представлено именно такое искусство, которое уже умерло. Правда, мертвые фильмы у себя на родине имеют аудиторию в сотни миллионов, причем не дураков, наркоманов и бездельников, живущих на пособия, а тех самых тружеников, которые собственными руками созидают экономическое чудо. Кое-какие имена из титров – иероглифы с переводом на английский – знает сегодня уже весь мир, крещеный и некрещеный. А фильмы между тем они снимают как раз о человеке, о человеческом обществе, об истории – древней, новейшей и той, которая продолжается у нас на глазах.
Именно это и дает мне право, не будучи кинокритиком, прокомментировать увиденное с точки зрения моей специальности – истории и социологии. Интересно сопоставить общественную позицию китайских кинематографистов и их коллег, работающих в Европе (включая Восточную) и США, то есть в странах, где интеллигенция склонна поглядывать сверху вниз на тоталитарный Китай.
Действие военно-исторического боевика «Багровый закат» (режиссер Фан Сюн) происходит в Северном Китае в августе 1945 года. Превратности судьбы сводят вместе в глухой тайге трех очень непохожих людей: молодого китайского крестьянина, чудом спасшегося из японского концлагеря; советскую девушку-военфельдшера; молоденькую японку из семьи колонистов – накануне нашего наступления ее мобилизовали в т.н. добровольческий корпус (под лозунгом «сто миллионов погибают вместе славной смертью») и велели охранять мост, то есть, судя по всему, просто взорваться вместе с этим мостом при появлении неприятеля…
Чересчур яркие краски этого фильма вызывают ассоциации с буддистской иконой. Его выразительные средства порою слишком выразительны. Если нужен мотив для ненависти героя к японцам, вам покажут, как у него на глазах заживо сожгли товарища по концлагерю; если советская помощь китайскому народу – значит, именно в тот момент, когда палач передергивает затвор, Т-34 ворвется в кадр прямо сквозь кирпичную сцену; если под ногами зачавкало болото – то в нем, сами понимаете, кому-то придется тонуть, и его (точнее, ее) героически спасут не раньше, чем тина подступит к подбородку. И т.д. Кинокритики уже высказали претензии с высот продвинутой эстетики. Дескать, «Багровый закат” очень похож на наши фильмы о войне, созданные в ранние 70-е»2. Что ж, Лукино Висконти, наверное, построил бы историческую драму на более изощренной системе образов. Но прямолинейность «Багрового заката» не раздражает. Никакого обмана в фильме нет. В конце концов, в болотах действительно тонут, а самураи устанавливали «новый порядок» в оккупированной «Великой Восточной Азии» такими же зверскими методами, какие применяли в Европе их союзники – эсэсовцы, бандеровцы и усташи. Это исторический факт. Можно отыскать огрехи в том, как изображены русские, но неточности в деталях, к сожалению, практически неизбежны в художественном произведении на историческую тему, особенно если речь идет о чужой стране. Принципиальное отличие «Багрового заката» от таких киноинсталляций, как, например, «Восток – Запад»3, – то, что в китайском фильме портрет «северного соседа», может быть, и не очень точен, но в этом образе нет ничего оскорбительного и унизительного. Наоборот, всячески подчеркивается уважение к товарищам по оружию, кошмары японского концлагеря соседствуют с воспоминаниями русской героини о детях, погибших под фашистскими бомбами, современные кадры со стариком-ветераном в Китае перемежаются съемками на Поклонной горе в Москве, куда пришли в День Победы такие же советские старики.
Как ни странно, в «тоталитарном» китайском кинофильме пропагандистский элемент сведен к минимуму, и «великоханьского шовинизма» в нем не отыщешь с электронным микроскопом. Герой китайской национальности – парень, конечно, симпатичный. Но слишком уж он темен и необразован, поэтому подвиги его часто вызывают смех. Например, попытка отбиться от тигра с помощью автомата, которым он якобы хорошо владеет, а на самом деле впервые в жизни держит в руках. Мы не можем сказать, что в каком-то отношении – военном или нравственном – он превосходит своих иноплеменных спутниц. Сравните со стрелялками А.Балабанова, для которого русский бандит хорош уже тем, что он русский, а все остальные – негры, англичане и прочие кавказцы – способны в лучшем случае некоторое время притворяться порядочными людьми («Война»), а в худшем – они просто вредные насекомые с самого начала и до финального свистка, то есть до контрольного выстрела («Брат-2»).
На мой вкус, батальные сцены в «Багровом закате» сняты поинтереснее. Мужская (и подростковая) часть аудитории вряд ли забудет танковую атаку наших Т-34 на позиции Квантун-
ской армии. Когда вся японская техника оказывается несостоятельна, из окопов появляются смертники – «живые мины» – и бросаются под гусеницы с зарядами взрывчатки4. Но главное в фильме – не пальба и взрывы (которых хватает), а роман воспитания. Дети разных народов не просто помогают друг другу физически выжить, они вместе освобождаются от разрушительного опыта ненависти, от рефлекторных реакций «чужой – убей!» (заметьте, как реалистически молниеносны в этом фильме перестрелки и рукопашные: здесь нет времени на картинные позы с пистолетом в вытянутой руке). Путь через тайгу – это одновременно мучительное преодоление само собою разумеющихся первобытных стереотипов: «все японцы…», «все русские…»; выбравшись из дебрей, человек становится личностью. А личность, как известно, измеряется выбором, который каждый из нас на себя добровольно принимает (или отказывается принимать).
«Закат» уже сравнивали с «Кукушкой» Александра Рогожкина5. И там, и здесь под конец войны три человека разных национальностей загнаны в дикие леса, где учатся понимать друг друга. Фильм Рогожкина – очень достойный и с художественной, и с нравственной точки зрения. Гуманистические позиции российского и китайского режиссеров, в общем, близки. Но в чем-то и различаются. В «Багровом закате» присутствует четкое понимание смысла и характера той большой войны, которая закончилась в 1945 г. Самурайская доблесть показана во всей красе, но вряд ли она у кого-нибудь вызовет восхищение. Фан Сюн показывает, что самоубийственная готовность отдать жизнь за неправое дело неотделима от циничного презрения к жизни чужой, причем с собственными женщинами и детьми «воины Ямато» не намного добрее, чем с китайскими. Камикадзе и садист-убийца – один и тот же персонаж. Во Второй мировой войне подобные персонажи противостояли… кому? Не русским, англичанам или китайцам, а человечеству во всем его социальном и этническом разнообразии. Воспользуемся формулировкой Уинстона Черчилля: «Любой человек или государство, которые борются против нацизма, получат нашу помощь. Любой человек или государство, которые идут с Гитлером, – наши враги»6. Сказанное не отменяет ни человечности к конкретным людям, оказавшимся по другую сторону, ни общего отношения к войне как к патологии – в финале «Багрового заката» авторский голос за кадром призывает народы раз и навсегда отказаться от решения споров с помощью оружия. Но в той конкретной войне, о которой идет речь в обоих фильмах, была правая и неправая сторона. Эта простая истина у Рогожкина, к сожалению, оказалась несколько размыта в кинематографическом «римейке» руссоистского мифа про потерянный рай на лоне первозданной природы.

Для героя фильма Чжана Имоу его «Дорога домой» – это дорога в прошлое. Он возвращается в родную деревню, чтобы вместе с матерью похоронить отца – сельского учителя. Обычай велит: покойного нести на руках. Но старый учитель умер в городской больнице. Староста деревни в растерянности – слишком далеко. А вдова настаивает. Вряд ли она всерьез верит в то, что, если нарушить обычай, дух не найдет дорогу домой: все-таки она 40 лет прожила не с даосским магом, а с человеком современной культуры. В данном случае соблюдение ритуала – знак уважения к тому, кто открыл дорогу в большую жизнь для нескольких поколений ребятишек, разъехавшихся теперь по всей Поднебесной.
И надо видеть, с каким почтительным вниманием городской интеллигент, образованный, надо полагать, не хуже пишущего (читающего) эти строки, выслушивает пожелания (мог бы сказать «капризы») своей деревенской матери.
Дальше в фильме переплетаются два сюжета: современная драма + романтическая история родителей, молодой крестьянки и «господина учителя». Финал «Дороги домой», конечно, невеселый (чему веселиться на похоронах?), но и не безысходный, потому что учитель воспитал хороших людей (включая собственного сына), и герои, старые и молодые, в конце концов сделали все, как подобает. Сохранили лицо.
Чжан Имоу мог бы и сам преподавать. Не только режиссуру во ВГИКе, но и на историческом факультете этнографию. В фильме подробнейшим образом показано, как работали на древнем ткацком станке. Как ремонтировали – именно ремонтировали, а не просто склеивали – разбитую глиняную пиалу (кстати, надо попробовать чинить посуду по-китайски). Какие существовали в Северном Китае до всякой коллективизации обычаи совместного труда и взаимопомощи.

В определенном смысле этнографический и фильм Чена Кайге «Вместе», только у него не горожанин навещает родную деревню, а два провинциала, отец и 13-летний сын, отправляются в Пекин как в Изумрудный город, где сбываются мечты. Мальчик – одаренный скрипач. Ему нужно всерьез учиться музыке. Где же, как не в столице, живут лучшие профессора? Этнография современной китайской столицы – это, в общем, тоже чрезвычайно скромный быт, причем не только у приезжих, снимающих угол подешевле, но и у городской интеллигенции. Отмечаешь отсутствие элементарных удобств: то отопления, то водопровода, то, извините, канализации. Молодая женщина, в которую мальчик имел неосторожность влюбиться, – живое воплощение модного лоска, только кто из московских тусовщиц согласился бы жить в ее жалкой комнатке? Впрочем, оставим проблемы жилплощади для БТИ. Поговорим о людях.
Т.н. «цивилизационный подход» применительно к Китаю – это наукообразные рассуждения о том, что тамошнее общество, дескать, «муравьиное»: «человек – не личность, но лицо, определенный статус в обществе, признаваемый другими, пока человек делает то, что от него ждет общество»7. Странно: почему же в таком случае герои китайского кино так неповторимо индивидуальны? почему это живые люди, не сводимые ни к какой элементарной функции? почему за полтора часа они запоминаются как старые друзья, с которыми год просидел за одной партой? Маленький скрипач; его (полу)светская «старшая сестра»; оба учителя; отец, по первому впечатлению – суетливый комический персонаж, а на самом-то деле именно он… Впрочем, не будем выдавать секретов. Отметим то, что трудно не заметить на широком экране дорогих «мультиплексов». В западной (не «муравьиной») культуре штампованные супермены и злодеи переходят из фильма в фильм чуть ли не с 40-х годов. Что же до элитарного «арт-хауса», то населен этот хаус в основном умозрительными схемами, которые призваны иллюстрировать авторскую эстетику, социологию, психологию – или психопатологию, нужное подчеркнуть.
В китайской кинопрограмме мне не встретилось ни фантомов идеологического сознания, ни сверхчеловеков. А как насчет негодяев? Негодяи, то есть не просто сложные характеры, но люди, к которым не испытываешь никаких чувств, кроме отвращения, попадаются. В «Багровом закате» это, естественно, каратели и охранники концлагеря. В фильме «Вместе» – персонаж, которого по аналогии с «новыми русскими» можно было бы назвать «новым китайским». Дорогой костюм, столик в ресторане, деловые переговоры по мобильнику – а если уж представилась возможность обокрасть близкого человека, то бизнес-экспромт разыгрывается быстрее, чем самурай выхватывает меч. Вы скажете: ненависть к богатым, пережитки «культурной революции». Ан нет. Все гораздо сложнее. Знаменитый профессор консерватории, которого играет сам режиссер, живет и по европейским понятиям неплохо, а по китайским – прямо-таки в роскоши. Но он вполне порядочный человек. Видимо, китайцы понимают разницу между понятиями «зарабатывать деньги» – и «делать деньги». В этом они следуют древнему учителю Куну, но принципиально расходятся с той «объективной» экономической наукой, которую у нас преподают с начала 90-х и для которой, напомним, никаких нравственных критериев в принципе не предусмотрено: полезно все, что увеличивает банковский счет. Герои китайского кино ведут себя ненаучно. Все время норовят поделиться с ближними. В глухой тайге в августе 1945 г. финансовые проблемы, конечно, неактуальны. Делить можно только продовольственный паек, что русская героиня «Багрового заката» и делает. В «Дороге домой» и «Вместе» постоянно повторяющийся эпизод: человеку предлагают деньги, а он их отталкивает со словами: «Нет, я не заслужил», чуть ли не в драку из-за этого лезет. Крестьяне пытались нанять мужчин из соседней деревни, чтобы те помогли на похоронах учителя – соседи помогли бесплатно. Староста понес пачку юаней семье покойного – и получил ее обратно: надо же строить новую школу, старая совсем развалилась! И т.д.
Конечно, в этих эпизодах, как бы ни были они мотивированы психологически, проявляется и определенный социальный заказ, государственная политика средствами кинематографа. При желании можно докопаться до идейного первоисточника. Подчеркнутое уважение к знанию, к образованию и к учителю, будь то сельский учитель грамоты или столичный профессор, самым очевидным образом восходит к Конфуцию8. Портрет Энгельса в классе или красное полотнище, которое самая красивая девушка деревни должна была выткать к открытию школы, тоже не случайные элементы декора. Все вместе образует феномен современного коммунизма с китайским (прежде всего конфуцианским) лицом9. Под руководством КПК кинематограф, сам того не желая, оказался еще и христианским – если, конечно, под христианством имеется в виду нравственное учение, обращенное к реальной человеческой жизни, какая она есть сегодня, а не собрание средневековых заклинаний и ритуальных поз, тем более не «воинствующая этнография».
Так слава тебе Господи (Будда, Учитель Кун), что есть еще страна, которая выдает и оплачивает такой социальный заказ кинематографу. Потому что установки прямо противоположного характера утверждаются на экране тоже не сами собой. Было бы величайшей наивностью списывать их на некую «творческую свободу». «Важнейшее из искусств» – занятие слишком дорогое, индустриальное и массовое, чтобы правящие классы могли пускать его на самотек.

«106 минут экранного времени по-
трачены самым достойным образом: все здесь, от панка-киллера, любящего на досуге свинью, и до бесподобных петушиных боев, снятых в духе «Матрицы», намекает на то, что и остальную фильмографию Миике смотреть нужно непременно… Хеппи-энд «Одиннадцати друзей» – полная победа криминала над законом. Формулировка «Вор должен сидеть в тюрьме» здесь не работает. Вор не должен сидеть в тюрьме, если он обаятельный, привлекательный, хитроумный, остроумный, если искусство воровства превращает в просто искусство… На экраны Москвы выходит сенсационный французский фильм «Необратимость», вызвавший бурю страстей на последнем Каннском фестивале: некоторые зрители из зала прямиком отправились к врачу. Но даже они говорили потом: «Этот фильм мы никогда не забудем». Смотреть его мучительно – и вместе с тем от экрана не оторваться: ведь насилие завораживает. Четыре раза ее партнер сдирал с нее одежду, лежа на заблеванном грязном полу. «Под конец мне даже понравилось», – признается Моника… Ларри Кларк снял смелый и страшный фильм: Ватикан содрогнулся уже от постера (на нем подросток вылизывает промежность взрослой женщины). Но это, как оказалось, и самый пронзительный, простой, нежный, хотя и безжалостный фильм об «отцах и детях». Помните, что говорит отец в сцене, когда он пытается отсосать у спящего сына?..»10
Такие рекламные тексты можно цитировать километрами, и дело не в названиях «сенсационных фильмов», и не в именах, прости Господи, «режиссеров» и, прости Господи, «кинокритиков». Имя им легион, потому что их много. Дело в соцзаказе.
Вспомним: в фильме «Багровый закат» рассказана история о том, как юные существа, в сущности – дети, искалеченные войной, возвращаются к человечности. Может быть, Фан Сюн рассказал эту историю не очень хорошо, неумело. Но – по сравнению с кем? С господами, которым все богатство художественных и технических средств великого европейского кинематографа (гуманистического!) пригодилось только для того, чтобы бесконечно смаковать противоположный процесс – превращение человека в грязную скотину.

Так что же получается в итоге? Адепты «цивилизационного подхода» все-таки правы? И на киноэкране отражается великая битва «цивилизаций», у которых не просто разные – взаимо-
исключающие – представления и ценности? Готов был уже согласиться с этим печальным предположением. К счастью, вернувшись из Дома кино, я включил «ящик» и в поисках новостей на каком-то кабельном канале случайно наткнулся на «Девять дней одного года». Вот он – четвертый китайский фильм! Такие фильмы продолжают снимать и в России, и в Америке, и в Японии, и даже в Западной Европе. И разве не тот самый А.С.Михалков-Кончаловский, которого мы цитировали в начале статьи, снял «Первого учителя»? Тогда (в 1965 г.) он был хорошим режиссером, а не голливудским халтурщиком (и персонажем светской хроники в газете «Коммерсант»). Кстати, что происходило в середине 60-х гг. в Китае? Там стада «продвинутой» молодежи с энтузиазмом оплевывали своих учителей. Хунвейбины верили, что нравственность – предрассудок, последовательно изучать науки – только даром время переводить и пр. Как водится, за «стихийным самовыражением» 15-летних придурков скрывались политики–кукловоды. Вы скажете, что безнравственность и невежество в Китае насаждались совсем под другими лозунгами, не теми, что в либеральной Европе. А какая разница? «Грязь есть грязь, в какой ты цвет ее ни крась»! Важно другое. То, что китайский народ, включая правящий класс, сумел преодолеть соблазны игры на интеллектуальное и нравственное понижение. Сумели бы и мы, если бы научились называть вещи правильными именами – как учил великий Конфуций.
Дело не в том, кто из нас негр, кто русский, кто китаец (оставим эти игры прохановым – балабановым), а в том, что мы homo sapiens. Как отдельному человеку, так и народу («социальному организму», в терминологии Ю.И.Семенова) история предоставляет пусть и небеспредельное, но все-таки довольно широкое поле выбора. Один выбирает дорогу вверх, к звездам. Другой вниз, на «заблеванный грязный пол».

Илья СМИРНОВ

1 Андрей Кончаловский, кинорежиссер: «Кино умерло, но притворяется живым». // Известия, 29.11.2003.
2 Коган Е. От патриотизма до любви – один шаг. // http://www.russ.ru/culture/cinema/20040428_ko.html
3 Режиссер Режис Варнье. Совместное производство UGC YM- France 3 CINEMA (Франция), “НТВ-ПРОФИТ”, GALA FILM (Болгария), MATE PRODUCTIONS (Испания). 2000. См.http://www.kino.kz/films/EastWest/index.asp
4 О вполне реальной 4-тысячной бригаде самоубийц в составе Квантунской армии – см.: Иванов Ю. Камикадзе. Смоленск: Русич, 2002, с. 208 – 209.
5 http://www.gazeta.ru/2004/04/21/oa_118609.shtml
6 Черчилль У. Вторая мировая война. Кн. 2, т. 3. М, Воениздат, 1991, с. 171.
7 Уланов А. Не сомневайся. // http://www.russ.ru/krug/kniga/20000705.html
8 См.: Малявин В.В. Конфуций. М, Молодая гвардия, 2001, с. 89, 126 и др.
9 Пивоварова Э.П., Титаренко М.Л. Генезис теории социализма с китай-
ской спецификой. – Китай на пути модернизации и реформ. М, Восточная литература РАН, 1999.
10 Мунипов А. Остров невезения. Вышел в прокат «Город потерянных душ» Такаси Миике. // Известия, 20.04.2002; Шумяцкая О. Развод по-американски. // Время МН, 28.02.2002; Ростоцкий С. Очень важное кино. // Время новостей, 25.12.2003; Плахов А. Девять минут, которые потрясли Канны. // Коммерсант, 24.01.2003; Детки борются за свободу от оков семьи? Беседа с Ларри Кларком. // Комсомольская правда, 14.01.2003.


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru