ЛЮБИМЫЙ ГОРОД N32
ПРОГУЛКА 

Самарско-волжский треугольник

Города возникают по-разному. Какой-то прирастает во все стороны кварталами. Какой-то устремляется в разные стороны по радиусам. Какой-то ползет вверх по берегу реки.
Самара в этом отношении – город особенный. Она возникла на излучине двух рек – Волги и Самары. И развивалась в тесном треугольничке, который и образовали эти реки.
Самара, по большому счету, – треугольный город.

Маршрут 1 – “Улица Алексея Толстого”,   маршрут 2 – “Улица Куйбышева” и маршрут 3 – “Улица Фрунзе”.

Улица Алексея Толстого Биржа Пожарная часть Дворянское собрание Дом Шихобалова Дом Сурошникова

Улица Алексея Толстого

Когда-то эта улица носила гордое название Дворянской, а затем Казанской и была, по сути, главной улицей Самары. Неудивительно – она находится довольно близко к набережной Волги.
В начале же ее, в районе Хлебной площади (бывшей Полицейской), располагалась крепость.
Известный путешественник Ф.Котов так описывал ее в 1623 году: “Город Самара стоит на луговой стороне, от Волги песок залег, а город стар, рубленный, низок, и острог по тому же городовому месту”.
Затем здесь появились хлебные склады. Присутствие их ощущалось и на улице. Одна из свидетельниц былых времен об этом вспоминала: “В начале весны обозы с зерном заполняли всю Казанскую улицу, где мы жили. Улица наполнялась ревом верблюдов, запряженных в сани. Они поднимали головы и метали слюной. Пахло сеном, мочой, талым снегом – деревней. Яркое солнце. Весна. Зерно ссыпали в амбары рядом с нашим домом”.
В девятнадцатом столетии на месте старой крепости возникли драмтеатр и Александровский городской сад. Сад был обязан своим появлением столичному начальству: “Разведен из разных не приносящих плодов растений вследствие предложения г-на министра внутренних дел товарищу начальника губернии от 8 июля 1867 года”.
Впрочем, столь высокое происхождение не уберегло сад от судьбы, типичной для подобных начинаний. И спустя всего лишь десять лет в журнале думы появилась запись: “Городская управа постановление думы не выполнила. Всю осень ограда сада была разломана и козы в нем гуляли как на улице. В результате истреблена большая часть деревьев, особенно акаций, бывших чуть ли не единственным украшением сада”.
А увеселительный вокзал, стоявший в том саду, сломали и устроили на его месте городскую биржу. Рядом же располагается еще одна из достопримечательностей – здание пожарной части.
В доме № 3 по бывшей улице Дворянской находилась резиденция самарских губернаторов. Один из очевидцев вспоминал, как горожанам представляли нового градоначальника, В.В.Якунина: “В общем зале губернаторского дома собираются в мундирах старшие служащие всех ведомств, предводители дворянства, представители земств и города. Губернатор, тоже в мундире, выходит из внутренних комнат, говорит, обыкновенно, краткую речь и обходит по очереди всех собравшихся, которых ему представляет вице-губернатор. Окончив обход, губернатор просит всех помочь ему в трудном деле управления губернией, кланяется и уходит к себе... Владимир Васильевич Якунин был господином среднего роста, лет пятидесяти, с длинными седыми баками, серыми глазами, довольно представительный. Как бывший офицер, он презирал подхалимство и, не имея опыта административной работы, умело подбирал талантливую команду, которая и давала ему репутацию толкового губернатора”.
Дом № 6 принадлежал купцам Аржановым – одной из богатейших самарских фамилий. Неудивительно, что этим господам иной раз позволялось то, что вряд ли бы простили рядовому обывателю. Однажды, например, Аржанов, будучи сильно пьян, ударил кучера. Тот подал в суд. Естественно, миллионера оправдали полностью. Главный довод адвоката звучал так:
– Господин Аржанов не мог ударить кучера уже потому, что был в таком подпитии, что не смог встать с саней.
В доме № 44 после революции жил живописец Константин Головкин. А неподалеку, в доме № 50, располагалось здешнее Дворянское собрание. В нем собиралась не только лишь великолепная знать. В частности, в 1859 году тут проходило очень странное и притом весьма демократичное собрание – встреча выпускников всех университетов, проживающих в губернии. Один из участников, А.А.Шишков, об этом говорил:
– Мы собрались попировать, но не так, как пировали прежде, не еда и не хмель нас свели. Нас свело пробудившееся недавно чувство мысли, раскованной с недавнего времени… Всех занимающий вопрос – освобождение крестьян от крепостного права.
Словом, мероприятие было скорее антидворянским, нежели дворянским.
В 1889 году здесь демонстрировали выставку Товарищества передвижников. “Самарская газета” писала о работах, здесь представленных: “Пусть их будет так много, в таком обилии, чтобы каждый город устроил у себя, рядом с библиотекой и хранилище для произведений живописи и скульптуры, чтобы они могли служить наглядными школами для развития и эстетического вкуса, и гуманности в подрастающих поколениях. Всякие затраты на такие музеи и кабинеты так же благотворны и плодотворны по своим последствиям, как затраты на школы, на библиотеки. Самара совсем не прочь идти по этому пути. Это доказывает возникающий ее музей. Но Самаре еще приходится знакомиться с азбукой искусства. Всякое начало трудно. И вот в первый раз со дня основания Самары в ней открылась выствавка художественных картин”.
Дом № 39 принадлежал богатому купцу П.Шихобалову. А на противоположной стороне этого перекрестка стоит здание, имеющее адрес: Пионерская, дом № 22. Оно принадлежало купцу Сурошникову, а выстроено было по эскизам самого Федора Шехтеля. Самарское купечество, как и московское, было от модерна без ума.
Если же идти дальше по улице, то в скором времени окажешься на наберженой реки Волги. Здесь протекала особая жизнь. Большинство самарцев жили именно рекой, с ней связана была торговля, множество различных производств. Кроме того, тут можно было порыбачить, просто погулять по набережной. И найти спасение от пожара, хотя в подобных случаях Волга помогала не всегда. Писательница Л.П.Щелгунова вспоминала о страшном пожаре 1850 года: “Жители целыми толпами бежали к реке Самаре и стремительно погружались в нее, спасаясь от огня. Несчастным и там не всегда приходилось укрыться. Вдоль берега реки тянулись хлебные амбары, которые не замедлили загореться, и пламя быстро перешло на суда, не успевшие заблаговременно выбраться в Волгу; к несчастью, почти все суда были нагружены смолою, которая горела и превратила реку в настоящий ад”.
Здесь обычным грузчиком пришлось трудиться самому Шаляпину. Знаменитый певец вспоминал: “В Самаре я попросил крючников принять меня работать с ними.
– Что ж, работай.
Грузили муку. В первый же день пятипудовые мешки умаяли меня почти до потери сознания. К вечеру у меня мучительно ныла шея, болела поясница, ломило ноги, точно меня оглоблями избили. Крючники получали по четыре рубля с тысячи пудов, а мне платили двугривенный за день, хотя за день я переносил не меньше шестидесяти–восьмидесяти мешков. На другой день работы я едва ходил, а крючники посмеивались надо мной:
– Привыкай, шарлатан, кости ломать, привыкай!
Хорошо, что хоть издевались они ласково и безобидно”.
Спустя годы Шаляпин опять оказался на пристани. Его воспоминания были совсем другими: “Странствуя с концертами, я приехал однажды в Самару, где публика еще на пароходе, еще, так сказать, авансом встретила меня весьма благожелательно и даже с трогательным радушием”.
Таскать мешки более не было необходимости. Впрочем, не обошлось и без конфуза. Пробравшийся на торжество корреспондент “Волжского слова” задал, казалось бы, вполне естественный вопрос о гонорарах. На что Шаляпин разразился отповедью:
“Говорят, я много получаю. Да, много! Но кому какое до этого дело? Это чисто русская замашка – считать в чужом кармане… Когда меня постигает какая-либо неудача или потеря голоса, я встречаю всюду какое-то злорадство. И не у своих только коллег, что было бы объяснимо, но и среди образованных лиц, ничего общего не имеющих с искусством… И оскорбительно не то, что про меня говорят и клевещут, а то, что такие пустяки и мелочи могут занимать культурные слои общества”.
Радость встречающих, естественно, была омрачена подобной речью.

Улица Куйбышева

Улица Куйбышева Памятник Ленину Художественный музей Доска на доме Гашека Гостиница “Жигули” Памятник Чапаеву

С годами вошла в славу и другая улица – нынешняя улица Куйбышева. Она даже унаследовала название Дворянской (притом бывшая Дворянская была переименована в Казанскую). Петр Алабин так писал о ее взлете: “Причины быстрого роста и украшения Дворянской улицы, лет 15 назад состоящей из деревянных домишек и пустырей, во-первых, то обстоятельство, что в 1869 году местное начальство исходатайствовало запрещение постройки на ней деревянных домов, и, во-вторых, то, что на этой улице сосредоточилась торговля из магазинов и лавок города с колониальными, красными и галантерейными товарами. Дворянская улица сделалась сосредоточением торговли более изысканными средствами потребления.
Ее тротуары лучше, чем на других улицах, и сама улица содержится чище других. Только Дворянская улица сделалась любимым местом гульбища самарского общества в зимний сезон, как Невский проспект в Петербурге”.
Об этом “гульбище” “Самарский спутник” сообщал: “Часов с трех дня, в зимние праздники, здесь тянутся вереницы экипажей, нередко в таком количестве, что трудно бывает перебраться с одной стороны улицы на другую; по тротуарам масса самой разнообразной публики, начиная с привычного фланера и кончая вышедшим освежиться и посмотреть на людей трудовым человеком. Сила привычки велика, и потому на Дворянской улице можно встретить значительное число гуляющих и в летние вечера, тем более что улица примыкает к главному месту летних гуляний – Струковскому саду. Одним словом, Дворянская улица может называться выставкой общественной жизни Самары”.
Улица начинается от Хлебной площади, однако же приобретает свой лоск лишь с площади Революции (бывшей Алексеевской). В 1889 году ее украсили памятником Александру Второму на нарядном постаменте.
Кстати, когда этот император посетил город Самару, произошло досаднейшее недоразумение. Императора решили познакомить с местной старожилкой – бабушкой, недавно справившей свое столетие. Бабушка смущалась, кланялась и приговаривала:
– Вот ведь, второй раз императора живьем вижу.
Александр заинтересовался и спросил, кто же был первый, виденный старушкой император.
– Емельян Пугачев, – гордо призналась она.
В 1918 году фигуру императора снесли, однако постамент решили сохранить. Поначалу на нем высилось изваяние рабочего с винтовкой, а затем рабочего сменили на Владимира Ильича Ленина. Постамент же служит по сей день.
Впрочем, еще до памятника здесь, на площади, была поставлена диковинка – часы с довольно громким боем, выполненные одной московской фирмой. Газета “Самарские губернские ведомости” сообщала: “Сначала часы предполагалось поставить в колокольне одной из наших церквей, но неудобное положение этих колоколен заставило изменить намерение, и теперь, кажется, решено поместить часы в одном из углов Алексеевской площади, для чего предполагается выстроить полицейскую будку, а над нею легкую красивую башню”.
В доме № 91 жил молодой писатель Горький. Впрочем, тогда он еще был не столько писателем, сколько простым репортером, газетным сотрудником. Его коллега по самарской журналистике А.А.Смирнов писал о Горьком: “Высокий, плечистый, слегка сутулый, он неутомимо шагал по пыльным улицам, грязноватым базарным площадям, заходил в трактиры и пивнушки, заглядывал в окна магазинов и раскрытые двери лавчонок, словом, толкался среди пестрой толпы и нарядной “публики”, всюду как бы вглядываясь в “гущу жизни” и прислушиваясь к ее гомону и крикам… Встречных, особливо “из господ”, удивлял его разношерстный сборный костюм… Странный парень забирался и в окрестности города, на дачи, переправлялся на “тот бок” Волги, в Рождествено, всюду суя свой острый, с четко вырезанными ноздрями нос… Высоко поднятые брови морщили лоб и придавали широкоскулому, серому, без кровинки, лицу слегка удивленное выражение”.
Впрочем, газетный псевдоним у Горького был еще более причудливым, чем его внешность, – Иегудиил Хламида. Кстати, этот псевдоним сыграл ему скверную службу: журналист увлекся одной жительницей города Самары и даже хотел на ней жениться, но отец предполагаемой невесты напрочь отказался выдавать любимую дочурку “за какого-то Хламиду”.
Неподалеку, в доме № 95, до революции располагалась (и, кстати, по сей день располагается) библиотека. А в доме № 92 находится один из интереснейших в стране художественных музеев. Вообще самарская художественная жизнь издавна была на высоте. Здесь проходили выставки как передвижников, так и самарских живописцев, действовала известная художественная школа Бурова. Да и живописные самарские места привлекали столичных художников. Правда, не обходилось без курьезов. Об одном из них писал И.Репин: “Первый же рисунок в мой альбом с группы детей на берегу окончился скандалом. Дети были довольны, получив по пятачку за свое мирное сидение, но сбежавшиеся матери пришли в ужас; они поколотили детей и заставили их бросить деньги. На плач сошлись мужики и строго потребовали объяснения – кто мы. До нашей избы нас сопровождала уже целая толпа с зловещими лицами и настоятельным требованием паспортов. Мы вынесли паспорта, но оказалось, некому было прочитать, толпа была неграмотна.
Один серьезный и сметливый мужик, заметив черную печать на паспортах, спросил: “А что же это за печать такая?” “Это печать императорской Академии художеств”. Толпа мгновенно присмирела. “Императорская печать, императорская печать”, – прогудело в толпе, она разошлась понемногу, а наутро раздобыла пропойцу отставного писаря. Писарь объяснил им все, как умел, но печать скоро перетолковали в Антихристову, и только отпетые бурлаки не боялись стоять или сидеть нам на натуре, когда мы обещали им полкварты за работу”.
В доме № 100 жил знаменитый чех, Ярослав Гашек. Вышло так, что Первая мировая война занесла его в Самару. Гашек был на стороне Советского правительства и, когда город захватили чешские легионеры, был вынужден скрываться. Когда он все-таки столкнулся с чешским патрулем, то разыграл роль полусумасшедшего туркестанского немца, а для убедительности рассказал невероятную историю о том, как спас пьяного легионера, провалившегося в гнилой деревянный сортир.
– Вы, кстати, не знаете, какой награды удостоят меня за спасение чешского офицера? – спросил он в самом конце рассказа.
После чего был немедленно отпущен восвояси.
В доме № 111 располагается весьма посредственная гостиница “Жигули”. Трудно поверить в то, что некогда это была одна из лучших в городе гостиниц и называлась “Гранд-отель”. В Великую Отечественную, когда в город эвакуировались ряд иностранных дипломатов, именно здесь кормили иностранцев. Правда, не все, что было выделено на питание дипломатов, доставалось им в действительности. Они месяцами не видели чая и кофе, зато прямо на глазах у иностранцев повара таскали с кухни огромные корзины с пищей.
“Я пришел в редакцию как к коллегам по профессии, – сетовал один из иностранных журналистов, – чтобы честно сказать о ненормальном положении с обслуживанием иностранцев в “Гранд-Отеле”, а не смеяться в кулуарах, как это делают некоторые иностранцы, или же пишут об этом за границу”.
Надо ли говорить, что журналисту не удалось найти сочувствия в рядах сотрудников самарской прессы.
Далее, за гостиницей, высится стройная лютеранская кирха. Здесь поначалу хотели поставить католический храм. Но когда здание было практически завершено, в Польше начались мятежи, и как реакция на это сразу же последовал запрет на учреждение самарского костела, и здание передали лютеранской общине.
А несколько далее, слева, находится главный парк города – Струковский сад. Здесь были ресторан, буфет и даже небольшой кинотеатр под названием “Биоскоп”. А ресторанное меню считалось одним из лучших в городе – в нем значились вальдшнепы, тетерева, рябчики, утки, стерляди, караси в сметане, грилье из судака, мороженое и так далее.
Один из современников писал: “Сад весьма хорош, он самая замечательная вещь в Самаре. Там обыкновенно раза два в неделю играет музыка. Имеется воксал, в котором иногда танцуют, иногда дают какие-нибудь представления, но всегда играют на бильярде, пьют чай, ужинают… В Струковском саду каждый вечер можете видеть вы все самарское общество”.
Впрочем, один из гласных думы, некто Б.Долгов так отзывался о саде: “Его курзал – это гниль сплошная, рутина, пыльные аллеи для гуляющих скорее похожи на скотопрогонный тракт, где толкаются тысячи человек”.
А художник Петров-Водкин утверждал: “Из других примечательностей были: жигулевское пиво цвета волжской воды, Струковский сад, где вечерами отдыхали обыватели, избегая забираться в темноту его аллей, небезопасных даже в дневное время”.
Истина, вероятно, находилась где-нибудь посередине.
Недалеко от Струковского сада расположена Чапаевская площадь с памятником Василию Ивановичу и драмтеатром. А за площадью, на волжском берегу, уютно разместился Жигулевский пивоваренный завод, продукция которого так не понравилась Петрову-Водкину.

Улица Фрунзе

Улица Фрунзе Дом Челышова Дом Фрунзе Филармония Костел Дом Шостаковича

Улица Фрунзе (бывшая Саратовская) тянется параллельно бывшей улице Дворянской. Вроде бы самый центр города, однако улица долгое время выглядела очень даже неприглядно. Вот, например, один из документов 1867 года: “По Саратовской улице вследствие сыпуче-песчаного грунта в летнее время нет никакой возможности ездить, особенно между Заводской и Москательной улицами, почему большая часть обывателей старается объезжать ее другими улицами… ибо в летнее время песок до того разрыхляется, что тяжелые пожарные снаряды уходят в него по ступицу”.
Кроме того, иной раз тут случались события, возможные, казалось бы, лишь в глухих деревнях.
Однажды, например, во двор дома № 4 по Саратовской зашел бродячий фокусник-китаец. Продемонстрировав свое искусство, он, как водится, снял шапку и подошел к публике, на что один из зрителей, плотник и член Союза русского народа закричал:
– Иностранцы еще и деньги в России собирают!
А после слов перешел к действию – избил несчастного факира и вышвырнул его на улицу.
Одним из самых знаменитых зданий на Саратовской был так называемый доходный дом Дмитрия Ермиловича Челышова (дом № 56). Впрочем, гораздо больше в городе прославился Михаил Дмитриевич, его сын. Он был фанатичным поборником трезвого образа жизни и в борьбе за этот образ постоянно конфликтовал с предпринимателями и гласными самарской думы.
Сам же Фрунзе, в честь которого была названа улица, жил в доме
№ 114. Он обретался тут в 1919–1920-е годы, когда командовал Четвертой армией Южной группы войск Восточного фронта.
На противоположной стороне расположился бывший цирк “Олимп”, а ныне Филармония (дом № 141). Он собирал отнюдь не самую изысканную публику, и журнал под названием “Самарский горчишник” (здесь горчишниками называли оборванцев, бродяг и вообще “деклассированный элемент”) даже предлагал “Саратовскую улицу переименовать в Сапожную – поскольку там находится театр-цирк “Олимп””.
Когда же в Самару приехал с гастролями Федор Шаляпин и увидел, где именно ему предстоит выступать, он заявил:
– Я в конюшне петь не буду.
Тем не менее концерт Шаляпина в “Олимпе” состоялся и конечно же имел успех. Газеты восхищались: “Что же это было? Концерт? Нет! Это была глубокая захватывающая драма. Забываешь, что находишься в театре и слушаешь певца… Совсем не думалось о голосе, который поражал своей мощью и объемом. Певец придавал ему временами, когда это нужно, столь мрачный и трагичный тембр, что становилось жутко, а иногда с такой изумительной легкостью переходил в нежнейшее пианиссимо и повествовал о любви, о страданиях и несчастьях людей, что все это западало в сокровенные уголки вашей мысли”.
еподалеку от “Олимпа” находится польский костел. Его все-таки удалось открыть, правда на полстолетия позже, нежели предполагалось.
А в доме № 140 в Великую Отечественную жил композитор Шостакович. Именно здесь он писал знаменитую Седьмую симфонию, которой Алексей Толстой посвятил целую статью: “Седьмая симфония возникла из совести русского народа, принявшего без колебаний смертный бой с черными силами… Заключительная часть летит в будущее. Перед слушателями, облокотившимися о перила, прислонившимися к белым колоннам, раскрывается величественный мир идей и страстей. Ради этого стоит жить и бороться”.
Прогулку же можно продолжить по Красноармейской улице. На ней находятся две выдающиеся достопримечательности – Самарский областной историко-краеведческий музей и железнодорожный вокзал.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"