Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №78/2003

Четвертая тетрадь. Идеи. Судьбы. Времена

ЛЮБИМЫЙ ГОРОД
СЮЖЕТЫ

Дорогой батюшка

В большинстве российских городов неочевиден гений места. Вроде бы и тот подходит, да и этот тоже. В случае с Кронштадтом все иначе. Это конечно же отец Иоанн Сергиев, гораздо больше известный под именем Иоанна Кронштадтского.

Мемуаристы Засосов и Пызин писали: “Знаменитым на всю Россию был настоятель Андреевского собора протоиерей Иоанн Кронштадтский. В чем заключалась его сила и влияние на верующих, мы не знаем, так как авторы были далеки от церкви и религии, но из наблюдений и полученных сведений можем сказать, что много народу верило, что он способен творить чудеса, что молитва его доходчива и т.д. Приверженцы его составили какую-то отдельную секту иоаннитов. Когда он служил, народ ломился на его проповеди. Если его приглашали отслужить молебен в чьем-нибудь доме, народ запруживал улицу близ этого дома. Популярность его возросла после того, как он создал дом призрения для престарелых и неимущих”.
Это что называется общие впечатления. Попробуем дополнить их подробностями.
Отец Иоанн Сергиев родился в 1829 году в Архангельской губернии. Его послужной список невелик – по окончании духовной академии батюшка сразу был назначен в кронштадтский Андреевский собор. Довольно быстро о нем стала разноситься слава как о выдающемся молитвеннике и даже чудотворце.
Известный юрист А.Кони так описывал отца Иоанна: “Я увидел в зале, перед традиционным столиком с образом, среднего роста священника с довольно длинными русыми, редковатыми волосами, с худощавым, но румяным лицом и светлыми, точно прозрачными глазами, которые быстро бросали ни на чем не останавливающиеся взгляды вокруг. Острый нос его и бесцветная линия рта не придавали его лицу никакого выражения, но голос его был звучен и приятен, а движения быстры, непрестанны и порывисты. Служение его было совершенно необычное: он постоянно искажал ритуал молебна, а когда стал читать Евангелие, то голос принял резкий и повелительный тон, а священные слова стали повторяться с каким-то истерическим выкриком. Такое служение возбуждало не благоговение, но какое-то странное беспокойство, какое-то тревожное чувство, которое сообщалось от одних к другим”.
Службы отца Иоанна действительно были весьма необычны. Священник В.Ильинский вспоминал о них: “Служил о.Иоанн своеобразно. Возгласы произносил, по-видимому, с крайним напряжением всего организма: слова не растягивал, но и не сливал, а произносил каждое слово отрывисто и отдельно. Два раза, заметил я, он во время литургии вытер свои глаза платком. Произносил он и свои молитвы. Движения его также были свободны и естественны и по обыкновению порывисты. На все окружающее, по-видимому, он мало обращал внимания. Причащал он сам. Двум отказал в причастии – без всяких объяснений. Одна была девушка, почти что девочка – лет пятнадцати-шестнадцати. Когда о.Иоанн сказал, что не станет ее причащать, она растерянно осмотрелась вокруг себя, сошла с амвона, потом снова стала в ряды идущих к причастию. После отпуста о.Иоанн обратился к причастникам с поздравлением. “Имею честь поздравить вас с принятием Святых Тайн”, – сказал он и к этим словам присоединил несколько наставлений.
Один из современников, А.А.Киреев, писал: “В нем была гигантская вера, дававшая ему гигантскую мощь, мощь святости. Он был избранником всего русского народа. В него верили, и эта вера творила “чудеса”. Он останавливал припадки эпилепсии, заставлял тысячную толпу исповедоваться вслух, вслух каяться в грехах, одним словом – по-простонародному – “творил чудеса”… Он, несомненно, народный герой! Это, несомненно, самый популярный человек в России”.
Публичное покаяние – жутковатая и, мягко говоря, не слишком-то этичная традиция, введенная в обиход Иоанном Кронштадтским. По воспоминаниям псаломщика И.Алексеева, выглядело это так: “Вот молитвы прочитаны. Отец Иоанн, открыв царские двери и обратившись лицом к многочисленной толпе молящихся, говорит: “Кайтесь!” Подымается потрясающий крик, шум, слезы, и это продолжается минут 10–15. В то время нельзя себе представить, где находишься: на земле или на небе.
До двух или трех раз выходит отец Иоанн из алтаря и обращается к исповедникам: “Не все покаялись!” И вновь слезы, и крик, сливающийся в один гул. Исповедь наконец кончилась, и началось чтение молитв на сон грядущий, после которых все молящиеся, с утомленными лицами, направились по квартирам”.
Довольно необычно Иоанн Кронштадтский вел себя за обеденным столом. Вот одно из воспоминаний: “Мысль о единении всех верующих о Христе в Божественной литургии продолжает управлять его действиями, и он, пусть тут близко сидят радушные хозяева трапезы, начинает наливать всем близко сидящим вино и ласково угощает их, переливает из своего сосуда в другие, берет густую ветку винограда, разделяет ее на части, угощает всех, около находящихся, а некоторых подзывает к себе издали и дает им в руки, разламывает на части апельсин и с ним делает то же, кладет в чужие стаканы и чашки сахар, хотя бы туда его много было положено раньше, и все это сопровождает разными назидательными наставлениями”.
Другой мемуарист вспоминал о таком диалоге:
“– Пей! Это укрепляет, – сказал он, чокнувшись своею рюмкой о другую рюмку.
– Мне доктора запрещают пить, – сказал я, не столько, впрочем, для того, чтобы отказаться, сколько затем, чтобы выслушать его мнение.
– А я разрешаю, – сказал он решительно”.
Но, разумеется, участники подобных трапез не только не противились такому поведению священника, но были счастливы получить какое-либо угощение от “дорогого батюшки” – именно такое обращение предпочитал отец Иоанн Сергиев.
Популярность отца Иоанна не ограничивалась территорией нашей страны. Англичанин Джон Биркбек писал, как ему довелось повстречать Иоанна Кронштадтского в одной из петербургских гостиниц: “Мы услышали движение в коридоре, точно все устремилось в одну сторону, и один из слуг, наскоро сунув голову в дверь нашей гостиной, доложил, что о.Иоанн приехал. Я вышел в коридор встретить почетного пастыря.
Лицо его было, по обыкновению, спокойно и сияло светлой улыбкой. Он с трудом подвигался сквозь ряды прислуги, теснившей его и старавшейся поцеловать у него руку или принять от него благословение. В числе таких я заметил не только нескольких немцев-лютеран из прислуги, но и двух татар-магометан, половых из ресторана, которые тоже просили у него и получили благословение. Отец Иоанн пробыл с нами немного более часа и вел с архиепископом (архиепископом Йоркским Маклаганом. – А.М.) крайне замечательный и интересный разговор по вопросу о сравнительном состоянии бедных классов в Англии и в России в религиозном отношении, особенно в больших городах, знакомых каждому из них по обширному личному опыту”.
Так что Иоанн Сергиев мог быть и интересным светским собеседником. А к истории с благословением иноверцев можно добавить и свидетельство о встрече батюшки с другим англичанином, епископом Викельсоном: “Отец Иоанн облобызал крест, который украшал грудь англиканского епископа. Все англичане-миряне брали благословение у нашего архиепископа и у о.Иоанна, которого встретили с громадным восторгом”.
Выходит, Иоанн Кронштадтский, которого иной раз упрекают в чрезмерной ксенофобии, в действительности был чуть ли не основоположником русского экуменизма.
Впрочем, значительно чаще его упрекают в создании собственной секты. Но вряд ли он прикладывал к ее созданию какие-то усилия. Да, действительно, при “Доме трудолюбия” (созданном, кстати сказать, самим о.Иоанном) образовалась некая секта “иоаннитов” (по большей части состоящая из иоанниток). Митрополит Евлогий сообщал: “Они рвались к нему из толпы и кричали: “Ты Христос! Ты сын Божий!..”. В своем диком фанатизме “иоаннитки” дошли до кощунства: они имели чашу с изображением о. Иоанна вместо Христа и творили всякие непотребства. Еще при жизни о. Иоанна секта стала распространяться по России”.
Однако сам отец Иоанн Сергиев не слишком жаловал сектанток. Писатель Борис Зайцев вспоминал: “Вот и темные черты: “иоаннитки”, последовательницы секты, считавшей его за Спасителя, вторично сошедшего на землю. Отец Иоанн не давал им причастия. “Проходи, проходи, – говорил он, – ты обуяна безумием, я предал вас анафеме за богохульство”. Но отделаться от них не так-то было легко. Они, как безумные, лезли к чаше, так что городовым приходилось их оттаскивать. Мало того, при каждом удобном случае они кусали его, стараясь причаститься каплей его крови”.
Ну и, конечно, симпатии и антипатии батюшки кажутся несколько странными. Он, например, симпатизировал Григорию Распутину (видел в нем “искру Божью”), зато был яростным противником Толстого.
Отношение к батюшке творческой интеллигенции было неоднозначным. К примеру, Николай Лесков посвятил ему повесть “Полунощники”, представив отца Иоанна как простоватого и даже глуповатого, консервативно настроенного старичка, на которого волею случая свалилась столь невероятная слава. “Повесть свою буду держать в столе. Ее по нынешним временам, верно, никто и печатать не станет”, – сомневался Николай Семенович. Он, однако, ошибался – “Полунощники” вышли в 1891 году в довольно популярном “Вестнике Европы” и были приняты читателями очень даже благосклонно.
А вот революционная писательница А.Тыркова-Вильямс, наоборот, уверяла: “Волнующий, незабываемый след оставил во мне… отец Иоанн Кронштадтский. К несчастью, я… не поняла, даже не постаралась понять, почему присутствие о.Иоанна меня так волнует, какая благодатная сила струится из его глаз”.
Вообще довольно много россиян скептически воспринимали отца Иоанна Сергиева. Фигура этого священника не вызывала у них ни восторгов, ни ненависти. В этом плане весьма характерен стишок, написанный купцом и гласным Ростова Великого А.А.Титовым по поводу юбилея одного из жителей того же города, Е.Богдановича:

Много шуток в Петрограде,
Хоть глупят, но не беда:
Представляются к награде
Проходимцы без стыда.

Генерал военно-штатский
Юбилей себе создал,
И отец Иван Кронштадтский
Юбиляра поздравлял.

Генерал сей всем известный,
Сам Исакий чтил его;
Пел он много русских песен,
Не припомнить нам всего.

Был он выперт из собора,
Из военных, знать, учтен;
После долгих разговоров
В члены снова утвержден.

Пусть герой уже слабеет,
Но большой он носит сан.
Перед ним благоговеет
Чудотворный наш Иван.

А писатель С.Дурылин так характеризовал о.Иоанна: “Человек искренно верующий, как веруют иные не мудрые сельские попики хорошего, честного сердца. Мне кажется, он испуган своей популярностью, тяжела она ему, не по плечу. Чувствуется в нем что-то случайное и как будто бы он действует не по своей воле. Все время спрашивает Бога своего: так ли, Господи? И всегда боится: не так!”
Может быть, это самая верная из многочисленных характеристик, когда-либо данных “дорогому батюшке”.
Отец Иоанн Сергиев скончался в 1908 году и похоронен был в основанном им женском Иоанновском монастыре (Санкт-Петербург). Один из очевидцев сообщал: “На всем пространстве от Кронштадта до Ораниенбаума и от Балтийского вокзала в Петербурге до Иоанновского монастыря на Карповке стояли огромные толпы плачущего народа. Такого количества людей не было ни на одних похоронах – это был случай в России совершенно беспримерный. Похоронное шествие сопровождалось войсками со знаменами, военные оркестры исполняли “Коль славен”, по всей дороге через город стояли войска шпалерами… Слышались возгласы: “Закатилось наше солнышко! На кого ты нас покинул, отец родной?”
Во времена Советского Союза Иоанн Кронштадтский слыл одним из самых яростных гонителей и притеснителей народа. Вот фрагмент из книги об истории Кронштадта, изданной всего лишь 18 лет назад: “В Кронштадте объявился “божий угодник” – И.И.Сергиев, известный под именем Иоанна Кронштадтского. Он якобы мог исцелять от неизлечимых болезней божьим словом. К тому же устраивал в Андреевском соборе особые, “вдохновенные” службы и считался бессребреником, так как публично раздавал крупные суммы денег. Мог даже снять на глазах у потрясенной голытьбы сапоги и отдать какому-нибудь бездомному.
Далеко не все задумывались, откуда у скромного приходского священника такие деньги. И не все видели под личиной “доброго батюшки” звериную ненависть к прогрессу, к освободительному движению. Сергиев оправдал в проповеди смертную казнь Александра Ульянова и его товарищей... Этот “праведник” был алчным стяжателем. Стакан “освященной” отцом Иоанном воды стоил 20–25 копеек, благословенный апельсин – 50 копеек, ягода винограда – 5–10 копеек. На счете И.И.Сергиева в банке лежали полтора миллиона рублей. Но этого тысячи темных людей, исковерканных жизнью, знать не могли”.
После этой публикации прошло всего пять лет, и Иоанн Кронштадтский был канонизирован.


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru