КУЛЬТУРНАЯ ГАЗЕТА 
КОНТРАМАРКА В ПЕРВЫЙ РЯД 

Бедный дядя Ваня

Слово тбилисского Театрального Подвала в защиту слабых

СЦЕНА ИЗ СПЕКТАКЛЯ. АСТРОВ – Д.СХИРТЛАДЗЕ, ДЯДЯ ВАНЯ – Г.РОИНИШВИЛИ

Герой этой пьесы в списке действующих лиц стоит на четвертом месте и именуется Войницким Иваном Петровичем. В спектакле, показанном недавно в Москве, он стал первым и назван иначе – интимно, по-домашнему: Дядя Ваня.
Нередко бывает так, что какую-либо пьесу начинают ставить активно, в разных театрах, городах, даже странах. Словно скрытая потребность времени вызывает к жизни именно ее и что-то в ней отзывается нам, сегодняшним. Почему так – не всегда легко догадаться. Иногда разгадка лежит на поверхности: время раздумий, духовного выбора, переоценки ценностей часто требует «Гамлета»; время резких сломов и катастроф – Достоевского; время социальных перемен – Островского. И в зеркале этих пьес, знакомых и увиденных заново, всякий раз отражаемся мы.
Но порой угадать сразу трудно, причины неочевидны, спрятаны где-то внутри. И если их отыскать, нам может открыться неожиданная истина о времени и о самих себе.
Почему вдруг – «Дядя Ваня»? Потому ли, что Год Чехова впереди? Вряд ли; ставить начали раньше, да и не заботятся сейчас театры так, как прежде, о непременных подарках к празднику, к юбилею, к какой-либо дате. Ставят из внутренней потребности; но почему она в наше взрывное, раскаленное, жестокое время вновь вызвала к жизни эту чеховскую драму будней, такую домашнюю и простую? В Москве ее собираются ставить в Театре им. Маяковского и в Театре-студии Табакова. В Киеве, где я недавно побывала, «Дядя Ваня» шел одновременно в Театре на Подоле и в Молодом театре. Весной в Тбилиси, где Чехов в театре – гость редкий, «Дядю Ваню» поставили в Театральном Подвале, и, как гордо было заявлено, впервые на грузинской сцене. Здесь Иван Петрович Войницкий и переместился в программке на первое место и назван был Дядей Ваней. В этом – и выбор героя, и отношение к нему, которое в спектакле должно быть объяснено.
Интересно уже и то, что люди другой театральной культуры, другого темперамента, к тому же – из поколения, для которого русская классика значит намного меньше, чем для их отцов и дедов, выбрали «Дядю Ваню».
Театральный Подвал – театр новый, молодой, современный. Репертуар его сложен, говорит о немалых амбициях для театра вообще, а для молодого в особенности необходимых. Здесь есть Шекспир и Чехов, «Венецианский купец» и «Дядя Ваня», с чем театр и приехал в Москву. Играли в Малом театре, в не слишком подходящих условиях, в гуще других гастролей. Но мне довелось познакомиться с ними в Тбилиси, в самом Подвале, где особая публика и атмосфера и выглядит все иначе, чем на старинной императорской сцене.
Типичное студийное помещение, отвечающее названию театра, где полно молодых зрителей; сидят в тесноте, да не в обиде, потому что это – их театр, близкий им остротой и свежестью взгляда, небанальностью решений, даже неотшлифованностью своей, присущей юности. Их не волнует то, что «Венецианский купец» Левана Цуладзе длинноват и перегружен эффектами, или то, что в легком «Дяде Ване» Отара Эгадзе вдруг мелькает жирная, как клякса, карикатура. Неровности вряд ли заметны им и перекрыты другим: в шекспировском спектакле – яркой и терпкой театральностью, грузинским колоритом в ритмах его и звучании; в чеховском – смесью иронии, лирики и почти нескрываемой нежности к нескладным его героям.
Главное все же, думается, в другом: в том, что между нынешним молодым (и иным) зрителем и старой классикой есть посредники – лица, настолько живые, неординарные, что они и приковывают к себе внимание. Контакт возникает на человеческом уровне (что так важно в камерном, как Подвал, театре). Интересен Антонио в «Венецианском купце» (Зука Папуашвили), одновременно и шекспировский, и современно-грузинский, темпераментный, колоритный. Тонким и сложным психологизмом (что в этой роли редко бывает) притягивает к себе Шейлок (Мераб Нинидзе); «отрицательное обаяние» его обостряет эту силу притяжения, ощущение загадки, опасности.
В «Дяде Ване» таких живых лиц немало, хотя ансамбль не вполне слажен: непонятны фигуры второго плана и фона (как Вафля-Телегин и слуги); не в стиле спектакля шаржирован профессор Серебряков (Бесо Бараташвили). (Искусство чеховского ансамбля вообще из самых трудных материй театра, тем более молодого, традиций в этом плане не имеющего.) Но в центре спектакля – те, кто и должен здесь быть: Астров, Войницкий и две женщины рядом с ними – Елена и Соня.
Крепкий, надежный, хотя и потрепанный уже жизнью Астров (Димитрий Схиртладзе) лишен той театральности и некоторого позерства, что порой даруют ему актеры. Видно, что жизнь его – суровая проза без просвета, «огонька» впереди, и он это трезво и мужественно признает, не впадая, однако, в уныние или цинизм. Ощущение подлинной мужской силы и притягивает к нему всех (кроме профессора) – от няньки Марины (Ирина Гудадзе) до двух столь разных героинь: похожей на восточную пери, праздничной, но и «праздной» (по слову Астрова) Елены (Тамта Цинцадзе) и хлопотливо-будничной Сони (Кети Цхакая), чья некрасота вдруг освещается короткой, светлой, из души идущей улыбкой. И Дядю Ваню (Гия Роинишвили), нервного, беззащитного, хотя и вскидчивого порой.
Их дружба в спектакле выглядит как союз романтика с реалистом. Реалист Астров хоть и моложе, но житейским опытом и мудростью своей превосходит душевно хрупкого друга. В этой дружбе без сентиментов, с грубоватым мужским юмором он – опора; его непоказная, неявная порой забота, как видно, тот тыл, что позволяет выстоять Дяде Ване. А тому тыл нужен; без этого он, интеллигент-идеалист, рухнет. Былая опора – вера в кумира-профессора – отпала; любовь безнадежна; остается память о друге, который хоть и не рядом, но есть.
Дядя Ваня сыгран в спектакле так, что постоянно в центре внимания, даже когда бездействует и молчит, но каким-то образом мы чувствуем ход его душевных движений. Снова – тот тонкий, сложный и многослойный психологизм, что удивил в Шейлоке; момент истины, зрелости у молодого театра. И – момент человечности также, что еще, может быть, дороже.
Быть может, это и есть разгадка современной популярности пьесы? В разгаре той «войны всех против всех» (слова Елены), что бушует не только в пьесе, но и в жизни, слово театра в защиту слабых дорогого стоит.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"