Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №21/2003

Четвертая тетрадь. Идеи. Судьбы. Времена

КНИГА ИМЕН

Путь к бессмертию начинается
с последнего дня

Юкио Мисима: очарованный смертью дьявол

Мисима – один из самых загадочных, романтических, притягательных и одновременно отталкивающих писателей ХХ века. Трудно сказать, что больше ошеломляло его современников: проза, выходившая из-под его пера, или жизнь и смерть, которую он выбрал. Человек, писавший под псевдонимом Юкио Мисима (настоящее имя – Хираока Кимитакэ), родился 14 января 1925 года в Токио в семье крупного чиновника. Учился в Токийском университете. Свое первое значительное произведение он создал в шестнадцать лет – романтическую повесть «Цветущий лес»; славу молодому писателю принес роман «Исповедь маски», опубликованный в 1949 году и признанный ныне классикой японской литературы. Всего же за сорок пять лет жизни Мисима написал сорок романов, пятнадцать из которых были экранизированы еще до его гибели, восемнадцать пьес, которые с успехом шли на сценах японских, американских и европейских театров, десятки сборников рассказов и эссе.
Однако и помимо литературы интересы Мисимы были весьма обширны: он выступал как режиссер и актер театра и кино, дирижировал симфоническим оркестром, занимался каратэ и кэндо, тяжелой атлетикой, пилотировал боевые самолеты, а также совершил семь кругосветных путешествий. В последние годы жизни писатель увлекся монархическими идеями и самурайскими традициями – утверждению кодекса бусидо была посвящена трилогия «Патриот», «Хризантема», «Крик души героя» (1967). В конце осени 1966 года он вступил в «силы самообороны», а летом 1968 года на свои средства создал правую военизированную организацию «Общество щита», в которой было около ста человек.
25 ноября 1970 года Мисима попытался поднять мятеж на столичной военной базе Итигая. Вместе с несколькими своими последователями он захватил командира базы и призвал солдат выступить против «мирной конституции», и когда его план провалился, Мисима покончил с собой, совершив сэппуку.
Сегодня для миллионов людей имя Мисимы ассоциируется с самурайским взглядом на мир, с силой человеческого духа, созерцающего жизнь по ту сторону понятий зла и добра. Можно не любить его прозу, можно отрицать ценность его судьбы для мировой истории. Но не знать этого имени сегодня нельзя.
Эссе, которое мы предлагаем вашему вниманию, – одна из попыток понять внутренний мир Мисимы.

Говоря о Мисиме, обычно начинают с конца. Начнем и мы с конца – последнего дня Мисимы. С него начинается и замечательный фильм, отснятый Полом Шредером при содействии Копполы – «Мисима: жизнь в четырех главах».
Утро сорокапятилетнего поджарого культуриста. Он уже на все решился. И поднимается, чтобы выполнить выверенный до последнего жеста ритуал. Звучит тревожная подпрыгивающая барабанная дробь, синкопируют смычки Кронос-квартета. Нельзя ошибиться. Каждое действие последнее. Оно должно быть совершенным и совершённым. Потому что его уже нельзя будет переиграть.
Итак, аксессуары налицо. Так готовятся к шоу. Китель «Общества щита императора» застегнут до последней пуговицы. Воин глядит в зеркало, наслаждаясь прекрасной правильностью формы, которой вскоре суждено отправиться в последний путь. Самурайский меч XVI века – магическое оружие или пленительная декорация? Каждый жест освящен своей предельной осознанностью (как ему самому кажется, киноцитата из мисимовской повести «Патриотизм»?).
Самоубийство. Ритуальное самоубийство по японскому кодексу самурая. Все мировые религии считают это смертным грехом. Кроме одной – традиционного японского синтоизма.
Но что же этому предшествовало?
25 ноября 1970 года в 11.00 автомобиль известного писателя и руководителя военно-патриотического «Общества щита императора» Юкио Мисимы въехал на территорию столичной военной базы. Его хорошо здесь знали, видимо, такой приезд был не первый, поэтому Мисиму с его четырьмя молодыми учениками без всяких околичностей пропустили в кабинет коменданта базы генерала Маситы. Несколько минут спустя по приказу Мисимы генерал был скручен веревками, а дверь забаррикадирована. Дважды ничего не понимающие офицеры базы пытались ворваться в кабинет своего коменданта, но оба раза Мисима (обладатель пятого дана по фехтованию) шпагой отражал их нападения. Причем несколько офицеров в результате этих стычек были легко ранены. Этого было достаточно, чтобы понять: Мисима не шутит, он взял генерала в заложники. Мисимой было выдвинуто требование собрать во дворе перед зданием комендатуры солдат гарнизона. Требование было принято в 11.30. В 12.00, когда все были в сборе, Мисима вышел на балкон, чтобы обратиться к солдатам с речью. Он призывал опрокинуть установленный после Второй мировой войны режим, растоптать «противную японскому духу» конституцию, запретившую существование армии, вернуть, наконец, все полномочия власти императору. Он апеллировал к самурайской традиции, к чести, к мужеству и национальному чувству солдат. Но все это время над базой кружили полицейские вертолеты, и из-за поднимаемого ими шума почти ничего не было слышно. А то, что было слышно, вызывало лишь непонимание и раздражение солдат. Они кричали: «Идиот!», «Слезай оттуда!», «Отпусти командира!» и даже: «Пристрелите его!». Так и не договорив, Мисима вернулся в комнату, где объявил, что его «даже не слушали», и стал готовиться к смерти. Генерал Масита, наконец осознавший, что происходит, принялся уговаривать Мисиму передумать. Но Мисима был непреклонен. Он расстегнул мундир, снял часы, приспустил брюки и сел на ковер. Повязав на голове традиционную повязку, он стал готовиться к смерти. Один из учеников подал ему бумагу и кисточку, чтобы Мисима кровью написал традиционное прощальное стихотворение, но тот отказался. Потянулись мучительные минуты. Внезапно Мисима, полный решимости, трижды прокричал: «Да здравствует император!» – и, вонзив ритуальный кинжал в нижнюю левую часть живота, сделал длинный горизонтальный разрез. Один из учеников, Морита, будучи секундантом, должен был отрубить своему учителю голову, чтобы облегчить муку. Видимо, у Мориты не хватило духу, и он, трижды нанеся удар, так и не смог попасть в шею. Наконец другой ученик выхватил у него меч и совершил отсекновение головы по всем правилам. Сам же Морита последовал вслед за учителем, подобно тому как в новелле «Патриотизм» за поручиком последовала его верная жена.
Дзете Ямамото, к чьей книге «Хагакурэ», написанной в эпоху Гэнроку и эпоху Хоэй (то есть, переводя на европейский лад, на рубеже XVII–XVIII веков), Мисима неоднократно обращался в течение всей своей жизни, писал: «Я постиг, что Путь Самурая – это смерть». Впервые Мисима заявил преданность идеалам «Хагакурэ» в 1955 году в своей статье «Праздник писателя». В это время в его жизни и мировоззрении начинает набирать силу то, что впоследствии советскими идеологами будет названо ультраправым национализмом Мисимы. Либеральные идеологи попытаются оправдать Мисиму с той точки зрения, что он, дескать, автоэротический гомосадист и расправился с собой на почве сексуальной аффектации, и его, стало быть, бедолагу, пожалеть нужно. Больной человек! Что с него взять?
Однако, рассуждая подобным образом, и те и другие выказывают абсолютное непонимание не только мировоззрения Мисимы, но и его творчества в целом. И тем и другим мы не перестанем повторять слова самого же Мисимы (а он в данном случае главный обличитель себе самому, так как подготовил и обосновал свою смерть задолго до ее осуществления): «Никакого противоречия между зовом плоти и патриотическим чувством нет».
Думается, не случайно сопоставляют Мисиму и Лимонова. Свои эротические интенции Юкио Мисима подвергает беспощадному анализу в первом же изданном крупном произведении «Исповедь маски», которое сделало его знаменитым.
Но будет тысячу раз не прав тот, кто сочтет наклонности Мисимы простой тягой к гомосексуализму. Мисима отвергает человеческий оргазм, лишает себя временного удовлетворения ради великого насыщения. Поэтому отказ от рода и одновременно отказ от аскезы означал для Мисимы именно такой выбор.
И в «Исповеди маски», и в «Золотом Храме» Мисима фактически признается в том, что между ним и женщиной всегда стояло нечто (в данном случае не будет несправедливым переносить черты героев книг Мисимы на него самого; то, что его герои – это он сам, явствует из всей его прозы; более того, мы имеем недвусмысленные свидетельства писателя о верности таких читательских предположений).
Итак, нечто. В «Исповеди маски» это нечто еще не названо, Мисима всего лишь констатирует факт его наличия: «Я самозабвенно разыгрывал роль. Любовь и желание в спектакле не участвовали…
…Я приложил свои губы ко рту Соноко. Прошла секунда. Никаких ощущений. Две секунды. Ничего. Три секунды... Мне стало все ясно.
Отодвинувшись, я посмотрел на Соноко трагическим взглядом. Если б она сейчас заглянула в мои глаза, то прочла бы в них любовь (курсив наш. – О.Ф.), не поддающуюся определению, находящуюся за гранью обычных человеческих чувств. Но Соноко ничего не видела; от стыда и удовольствия она крепко закрыла глаза, сделавшись похожей на хорошенькую куколку».
Мисима ошибается в диагнозе. Он убежден, что место женщины в его сердце занимает «мускулистый эфеб», по рельефным мышцам которого естественным узором, повторяющим непринужденность извивов реки или змеистость коры, растекается кровь. Вам это ничего не напоминает? Вот именно, смерть самого Мисимы. Его любовь направлена на себя. Но не на преходящее ego, а на self, абсолютную самость. Но одной самости недостаточно, необходима также инициация через нее. Вот на что не хватало Мисимы. Мисима – это сянь, бессмертный, возносившийся на небо и падший, падший перед земной любовью, не в силах понять, как любовь эта противоречит любви той. Мисима – падшее божество. Мисима – Люцифер. Ми-си-ма – дословно – Очарованный-Смертью-Дьявол. Именно такой псевдоним выбрал себе шестнадцатилетний Кимитакэ Хираока. Он не рисовался. Он в точности, пусть сам того не зная, определил свою суть и свою судьбу.
Любовь Мисимы ангелична. Она выглядит гомосексуализмом лишь потому, что Мисима сам мужчина и сам себя любит. Он проецирует «мускулистого эфеба» на самого себя. Из себя, хилого, болезненного ребенка, он делает культуриста, мастера тяжелой атлетики, кэндо, карате, летает на боевом самолете (что отразится в сюжете романа «Солнце и сталь»), совершает кругосветные путешествия, временно находя в Греции свой идиллический идеал (переписанный, чтобы выговориться, во всеобще одобряемый роман «Шум волн»). Своим телом Мисима подражает телу своей внутренней возлюбленной, по сути не имеющей пола, мужской лишь условно. Это абсолютное тело. Тело, вожделеющее смерти.
Японский синкретический буддизм не содержит знаний об абсолютном зле. Там нет дьявола. Царь преисподней Эмма и его подручные – демоны Ахо и Расэцу с бычьими и конскими головами – вовсе не демоны в европейском смысле слова. Они неотпавшие ангелы. Они такие же божества, как, например, Будда Амитаба или Бисямон. Только те являются благостными воплощениями Абсолюта, а эти гневными. Дальнему Востоку понятие дьявола в нашем смысле не свойственно. Более того, само понятие «дьявол» ему чуждо. Откуда тогда это – Ми-си-ма, Очарованный-Смертью-Дьявол? Не принимаем ли мы за дьявола кого-то другого, кто носит это имя лишь условно?
Воззрения Мисимы иногда напоминают манихейство и гностицизм, где злому демиургу противостоит Светонос-Люцифер. Мир Мисимы близок миру романов маркиза де Сада, родившегося в Провансе, где сохранялись предания манихеев-альбигойцев. И романы де Сада рисуют прежде всего мир, где торжествует дьявол, а зло доводится до абсурда и самопожирания. Значимость де Сада для Мисимы была чрезвычайной, а как иначе еще понимать его слова о том, что семнадцатый век был эпохой интеллектуализма, восемнадцатый – эпохой эротизма и де Сада, девятнадцатый – эпохой научных открытий, а двадцатый вновь обратился к эротике, то есть к де Саду. Очарованный-Смертью-Дьявол сам о себе все рассказал.

Олег ФОМИН

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru