КУЛЬТУРНАЯ ГАЗЕТА 
ПУТЕВОДИТЕЛЬ ПО ВЫСТАВКЕ 

Изба и храм художника

Эдуард Кочергин в измерениях слова и образа

ДЕКОРАЦИИ К СПЕКТАКЛЮ “ГОСПОДА ГОЛОВЛЕВЫ”. МХАТ

Эдуард Кочергин по праву считается одной из ключевых фигур художественной жизни Санкт-Петербурга. Главный художник Большого драматического театра имени Г.А.Товстоногова, где работает уже тридцатый год. Учитель плеяды прекрасных сценографов, занимающих сегодня видное место в театральной жизни России. Действительный член Академии художеств. Лауреат Государственных премий СССР и России. На его счету около двухсот спектаклей на прославленных сценах российских и зарубежных театров.
Кочергин – перфекционист. Постоянно ищет совершенства. Доделать, еще доделать, еще, еще. Вот и про эту выставку ворчал, что она случайна, что нет каких-то его главных спектаклей, что он смог привезти только то, что было у него в мастерской.
Перфекционизм – это хорошо. Но в данном случае Кочергин не прав. Конечно, если сравнить с его предыдущими экспозициями, проходившими в многозальных выставочных помещениях Москвы и Петербурга, нынешняя выставка покажется маленькой: всего около 30 работ – только эскизы декораций и костюмов, ни одного макета, никаких экспозиционных ухищрений. Демонстрируется она в двух больших кабинетах редакции журнала «Знамя». Но, странное дело, именно эта скромная «кабинетная» выставка оказалась на редкость цельной и представительной. Она показывает путь Кочергина от самых ранних его спектаклей до самых знаменитых – «История лошади» (АБДТ), «Возвращение на круги своя» (Малый театр), «Господа Головлевы» (МХАТ), «Бесы» (МДТ) и других. Есть и неосуществленный еще проект: крайне любопытное решение оперы «Снегурочка», сочиненное для Мариинского театра.
Его приглушенный колорит как нельзя лучше подходит к кабинетным условиям редакции. Спокойствие, гармония, интеллигентность. Но люди, не видевшие его спектаклей, и представить себе не могут, какой взрывной силой обладают эти листы на сцене – в действии, в соединении и в контрастах со словом.
Пора, однако, рассказать, почему выставка именно этого художника состоялась именно в журнале «Знамя».
Главный редактор журнала Сергей Чупринин, открывавший вернисаж, представил публике Эдуарда Кочергина как писателя. Действительно, его рассказы, не похожие ни на кого ни по материалу, ни по стилю, печатаются в этом журнале с 1997 года. Вот и в декабрьском номере «Знамени» публикуются два: «Мытарка Коломенская» и «Анюта Непорочная». Как и предыдущие, они – из жизни ленинградского «дна» послевоенных лет, которую Кочергин знает не понаслышке.
Художник слова. Сочетание понятий, весьма приложимое именно к этому автору: за словом и благодаря слову встают зримые картины. Слово, порождающее изображение. Но для Кочергина вообще характерно сопряжение, сочетание, соединение вещей, далеко отстоящих друг от друга в жизни.
Он превосходно знает и больше всего любит русское крестьянское искусство и высокую классику. В его спектаклях нередко простейшие материалы (холст, рогожа, дерево) используются для создания изысканных петербургских композиций. В нем соединяются интуиция и расчет. Два главных источника его сценических построений – Изба и Храм. И в рассказах его очевидная жесткость сюжетов из жизни соединяется с невероятной добротой (на грани сентиментальности). Изображение и слово равно подвластны ему. За словом встает видение, за изображением ощущаются глубины авторского слова.
Возможно, в этом одна из причин, почему воздействие кочергинских композиций многократно усиливается в реальном спектакле. Толстой, Чехов, Достоевский, Шекспир, Салтыков-Щедрин, Островский, Булгаков, Вампилов, Друцэ, эскизы к произведениям которых размещены на кабинетных стенах, – их слово услышано, прожито и воплощено.
Чувство слова, писательского стиля и острое ощущение нерва современного искусства, замысел, предопределяющий действенное развитие идеи, идеальное знание возможностей каждой сценической площадки и абсолютное умение их использовать, точность и надежность в работе – эти свойства Кочергина делали его желанным сотоварищем ярких и разных режиссеров. Начинал он с молодыми Камой Гинкасом и Генриеттой Яновской, встречался с Борисом Равенских и Юрием Любимовым, около 20 лет работал с Георгием Товстоноговым, более десяти спектаклей поставил с Львом Додиным.
А относительно значения искусства Кочергина в отечественной сценографии скажу только, что у него есть по крайней мере восемь спектаклей, которые оказали поворотное воздействие на ее развитие. Достаточно сказать, что в конце 60-х годов прошлого века спектаклем «Насмешливое мое счастье» (пьеса Л.Малюгина о Чехове) он положил основание концепции «единой пластической среды», она была развита в ряде других его спектаклей, в работах его коллег и стала почти на два десятилетия ведущим направлением отечественной сценографии. Суть концепции в том, что ничего существенно не менялось в пространстве спектакля, сценическая среда словно бы хотела быть только фоном для актеров. Но это был такой фон, который благодаря совершенству сценической архитектуры, звучавшему слову, развитию действия, жизни актеров, сценическому свету обнаруживал в ходе спектакля все новые и новые свои смыслы. Единая пластическая среда как бы задавала образ мира, он лишь обогащался и рос в ходе спектакля. Заряженность высоким содержанием и совершенство формы – изначальные условия работы в этом направлении. И понятно, почему его начинателем стал именно Кочергин, ибо ему все это дано.
А еще он мастер сотворения сценических миров из простейших, с детства знакомых вещей. Миров сложных, многозначных. Этому служат венец обычной избы в «Живи и помни» В.Распутина, пять бревен с «конями» в «Доме» Ф.Абрамова, одна траченная временем стенка избы и прясла по сторонам ее в «Братьях и сестрах» того же Абрамова. Эти предметы не только становились основой изысканных композиций, но и возбуждали фантазию актеров, требовали «реализма в высшем смысле слова», игры правдивой и строгой.
Кочергин прекрасно знает силу воздействия пространства. И не только пространства сцены. Он умеет учитывать и пространство зала, организовать взаимодействие, взаимоотражение этих пространств.
В «Возвращении на круги своя», философской драме Иона Друцэ об уходе и смерти Толстого, на сцене – полукруг деревьев, чуть склонивших свои безлиственные кроны к центру сцены. Деревья эти словно вырастают из полукруга стен дома в Ясной Поляне. Ритмы декорационной установки, ее «купольность» напоминают круглые русские храмы ранней классицистской поры, вызывают ассоциации с той поляной, где похоронен Толстой, со столпившимися у его могилы деревьями. Мемориальность, сотворенная из природы. И есть еще один секрет. Кочергин как бы извлекает пропорциональный модуль зала Малого театра и в соответствии с ним строит свою декорацию: высота деревьев и стен соответствует высотным членениям зала, чередование стен и окон – ритмам лож, полукруг декорации – овалу зала. Художник знает силу пространства и виртуозно использует ее.
А те, кто побывал на выставке в журнале «Знамя», получили возможность неторопливо вглядываться в работу виртуоза, подчиняться ей безотчетно, вдумываться в череду изящно рассчитанных интуиций и вспоминать шедевры нашего театра, созданные с участием Эдуарда Кочергина.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"