Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №5/2003

Четвертая тетрадь. Идеи. Судьбы. Времена

ЛЮБИМЫЙ ГОРОД

Садик на острове

Летний сад, вообще говоря, остров. Он, сам будучи одним из символов Санкт-Петербурга, омывается четырьмя другими его символами – Мойкой, Фонтанкой, Невой и Лебяжьей канавкой.
Летний сад – остров закрытый. У него всего два входа – со стороны Мойки и Невы. Их запирают ранним вечером.
Летний сад невелик. Осмотреть его можно за десять-пятнадцать минут. Притом полностью. Гулять же здесь можно часами, что с удовольствием и делали жители города на протяжении его почти трехвековой истории.

XVIII столетие

Год рождения Летнего сада – 1704 год. Именно тогда царь Петр, еще не получивший прозвище Великий, собственнолично набросал маленький планчик, в соответствии с которым сад и был разбит.
Символическим же его центром был Летний дворец Петра. При возведении этой постройки (кстати, сохранившейся до наших дней) въедливый царь-плотник оставался верен своим примечательным привычкам. Вот его подробное распоряжение: “На Летнем дворце в палатах штукатурною работою делать вновь между окнами верхними и нижними, как баудиректор даст; фреджи делать так, как начата лестница, которую в сенях сделать столярную работу дубом, как шар; круглую лестницу, что на переход, сделать голландским манером, с перилами из дуба же; в поварне выкласть плитками стены и наверху сделать другую поварню и также плитками выкласть; железо, которое в поставках, медью окрыть; в огороде сделать грот с погребами и ватеркунтом, о чем пропорцию взять у баудиректора, о котором ему же приказали; оранжереи отделать по тексту, который даст он же, баудиректор”. (Особенно в этом указе трогает трепетное отношение царя к баудиректору, то есть надзирателю за проводимыми работами.)
Сад предвосхитил одновременно два прославленных музея – петербургскую Кунсткамеру на Васильевском острове и Московский музей изящных искусств на Волхонке. То есть одной из основных задач была задача просветительская – чтобы неотесанные россияне развивали кругозор. Для украшения Летнего сада то и дело подвозили статуи с апеннинских берегов.
Кстати, можно сказать, что сад в какой-то степени предвосхитил и зоопарки. Здесь волей все того же Петра Первого устроен был недюжинный зверинец. Один из современников вспоминал “большой птичник, где многие птицы частию свободно расхаживают, частию заперты в размещенных вокруг небольших клетках. Там есть орлы, черные аисты, журавли и многие другие редкие птицы. Тут же содержатся, впрочем, и некоторые четвероногие животные, как, например, очень большой еж, имеющий множество черных и белых игл до 11 дюймов длиною”.
Был Летний сад и садом ботаническим. Немалое число диковинных растений привезли сюда из самых разных стран. Конечно, прижились немногие из них. Но что-то все же прижилось.
При этом изначально Летний сад воспринимался как объект федерального значения. В 1717 году разослан был такой указ: “Для пробы раковин и камешков разноцветных всех рек, какие в каких реках явятся, с каждой Губернии по пуду, привязав к ним ерлыки с описанием, в Санктпетербург к нему Светлейшему князю прислать немедленно”.
“Раковины и камешки” предназначались для декорирования именно Летнего сада.
Неудивительно, что при его устройстве возникали всевозможные занятные истории. Одну из них описывает некий Якоб Штелин: «Шведский садовник Шредер, отделывая прекрасный сад при летнем дворце, между прочим, сделал две куртины, или небольшие парки, окруженные высокими шпалерами с местами для сидений. Государь часто приходил смотреть его работу и, увидевши сии парки, тотчас вздумал сделать в сем увеселительном месте что-нибудь поучительное. Он приказал позвать садовника и сказал ему: “Я очень доволен твоею работою и изрядными украшениями. Однако не прогневайся, что прикажу тебе таковые куртины переделать. Я желал бы, чтобы люди, которые будут гулять здесь в саду, находили в нем что-нибудь поучительное. Как же нам это сделать?” “Я не знаю, как это иначе сделать, – отвечал садовник, – разве ваше величество прикажет разложить по местам книги, прикрывши их от дождя, чтобы гуляющие, садясь, могли их читать”. Государь смеялся сему предложению и сказал: “Ты почти угадал, однако читать книги в публичном саду неловко. Моя выдумка лучше. Я думаю поместить здесь изображения Езоповых басен...”
В каждом углу сделан был фонтан, представляющий какую-нибудь Езопову басню… Все изображенные животные сделаны были по большей части в натуральную величину из свинца и позолочены… При входе же поставлена свинцовая вызолоченная статуя горбатого Езопа. Государь приказал подле каждого фонтана поставить столб с белой жестью, на котором четким русским письмом написана была каждая басня с толкованием».
(Нравоучительные статуи-фонтаны были уничтожены во время бури 1777 года.)
Конечно, далеко не все свидетели событий тех времен были в восторге от затеи Петра Первого. Один из иностранных путешественников, например, писал: “Сам сад довольно велик и хорошо разбит, однако я не увидел в нем чего-либо особенно достопримечательного, помимо нескольких статуй и бюстов из белого мрамора… В середине сада находится большой водоем, выложенный тесаным камнем, а посреди него – искусственный грот, из которого бьет фонтан… А в оранжерее растет несколько апельсиновых, лимонных и лавровых деревьев, гвоздичных кустов. Говорят, они доставлены из Польши”.
Впрочем, записки заезжего скептика были, очевидно, сделаны еще до появления “горбатого Езопа”.
Новенькому саду сразу же нашлось высокое предназначение. Именно здесь (разумеется, в летнее время) устраивались пресловутые петровские ассамблеи. Среди деревьев размещались маленькие столики с маленькими же рюмочками, наполненными вином. Там же размещалась и закуска, которую участники раскладывали себе по тарелкам сами (то есть Летний сад помимо всего прочего еще и предвестник шведского стола). Сам Петр прогуливался между отдыхающими и то и дело угощал их всевозможными напитками из емкостей отнюдь не шуточных. Некоторые гости к концу ассамблеи не держались на ногах. А покинуть сад было нельзя – ворота запирались.
Впоследствии традиции петровских ассамблей были продолжены. Самым, пожалуй, ярким продолжателем стал богатый купец Иван Логинов. В 1778 году он дал в Летнем саду богатый пир, приуроченный к дню ангела императрицы. О масштабе этого мероприятия можно судить по специально изданной афишке: “В честь высочайшего дня тезоименитства ее императорского величества представляется от усердия и благодарности от здешнего гражданина народный пир и увеселение в разных забавах с музыкою на Царицыном лугу и в Летнем саду сего ноября 25-го дня, пополудни во 2-м часу, где представлены будут столы с яствами, угощение вином, пивом, медом и проч., которое будет происходить для порядка по данным сигналам ракетами:
1-е к чарке вина,
2-е к столам,
3-е к ренским винам, пиву, полпиву и прочего.
Потом угощены будут пуншем, разными народными фруктами и закусками; представлены будут разные забавы для увеселения, горы, качели, места, где на коньках кататься, места для плясок; все ж сие будет происходить по порядку от определенных хозяином для подчивания особливых людей, кои должны довольствоваться всем, напоминая только тишину и благопристойность; ссоры ж и забиячества от приставленных военных людей допущены быть не могут; ибо оное торжество происходит от усердия к народу и от благодарности к правительству; следовательно, и желается только то, чтоб были довольны и веселы, чего ради со стороны хозяина просьбою напоминается хранить тихость и благочиние; в заключение же всего представлена будет великолепная иллюминация”.
Купец не обманул надежды обывателей. Среди угощения были замечены огромнейшие бутерброды с икрой и осетриной, а также искусственный кит, начиненный сушеными рыбками, и множество бочонков с водкой и пивом. Правда, насчет “тишины и благопристойности” Логинов обольщался зря. В результате “ссор и забиячеств” погибли и получили тяжкие увечья около 400 участников пирушки – приблизительно один процент.
А ближе к концу века в Летнем саду прижилась своеобразная традиция – так называемый смотр невест. Смотр проходил на второй день Троицы, и участвовали в нем по большей части мещанство и купечество (ни в коем разе не аристократия, дворянские смотрины проходили на балах). Девиц подкрашивали, одевали в лучшие наряды и выставляли на показ в присутствии родителей. А женихи ходили, словно на базаре, и присматривались к своим будущим супругам.

XIX столетие

Наступил “просвещенный” девятнадцатый век. Летний сад утрачивал свою былую бесшабашность. На место диких пиршеств, матримониальных ярмарок и прочих пережитков прошлого пришли мирные уединенные прогулки.
Здесь присутствовал так называемый цвет петербургского общества. Свет вел себя нагловато. Б.М.Федоров, издатель детского журнала “Новая детская библиотека”, писал в дневнике в 1828 году: «Воскресенье. Ходил в Летнем Саду. Видел Пушкина, Плетнева и Вяземского. Пушкин взял под руку – походите с нами, и я ходил в саду. Вы здесь гуляете в качестве чиновника, а не в качестве наблюдателя и поэта (на мне орден). – “У меня нет детей… Не присылайте ко мне вашего журнала”».
Судя по тому, как Федоров владел великим русским языком (сохранена авторская пунктуация), Пушкин был отнюдь не одинок в своих желаниях держаться от того издания подальше.
В другой раз здесь прогуливался церемониймейстер А.И.Соллогуб со своей дочерью, весьма приятной девушкой. Он встретил своего знакомого, дурно воспитанного и самоуверенного молодого человека.
– Скажи, пожалуйста, – заметил тот знакомый, – как это случилось? Ты никогда красавцем не был, а дочь у тебя такая красавица!
– Это бывает, – отвечал нахалу искушенный царедворец. – Попробуй-ка, братец, женись. У тебя, может статься, пойдут очень умные дети.
И прошествовал дальше.
Задирали и писателя Крылова, так же увлекавшегося здешними прогулками. Как-то раз компания юных повес увидела прославленного баснописца (отнюдь не отличавшегося худобой), и кто-то из них закричал:
– Смотрите, на нас идет туча!
Крылов не смутился.
– Да-да, – сказал он. – Потому и лягушки расквакались.
А популярный стихотворец-графоман граф Д.Хвостов любил подсаживаться к петербуржцам, отдыхавшим на скамейках, и утомлять их слух сомнительными виршами. Впрочем, среди них иной раз попадались и своеобразные шедевры. Например, такой:

Потомства не страшись –
Его ты не увидишь!

Или:

Выкрадывать стихи –
Неважное искусство.

Н.С.Лесков в “Синодальном философе” описал характерную для того времени житейскую сценку (с не менее характерным продолжением), происходившую в Летнем саду: “В один осенний полдень красавица гуляла в Летнем саду с нянею и детьми. Кому-то из гуляющих близко нее сделалось дурно. Почувствовавший дурноту потянулся было к скамейке, но закачался и вдруг упал.
Красавица оставила детей на присмотр няни, а сама бросилась помочь упавшему. Расстегнула ему сюртук и галстук; потерла чем-то из своего флакончика виски и голову; потребовала воды, спрыснула лицо и, таким образом приведя омертвелого в чувства, отправила его с провожатым в квартиру…
В то время когда красавица занималась больным, подходит к ней мужчина немолодых лет… изысканно одетый; помогает ей в операциях, оберегает от любопытных и, когда все кончилось, вежливо раскланивается, не объяснив, кто он такой, и не спросив, кто она такая.
На другой день незнакомец приезжает в дом красавицы и под предлогом благодарности за оказанное ею вчера доброе дело просит позволения с нею познакомиться”.
Такая вот история. И недосказанность, оборванность цитаты вовсе не противоречит духу места.
Кстати, в Летний сад в те времена пускали отнюдь не всех желающих. Осуществлялся строгий фейс-контроль, направленный на то, чтобы “простонародье” своей неотесанностью не мешало наслаждаться благородной публике. Тем не менее сюда иной раз проникали и мошенники. Один из них, отставной канцелярист Александр Андреев, предвосхитил (опять это слово, но тут ничего не поделаешь – такова уж у Летнего сада судьба) прием, использованный Бендером, – взятие денег за осмотр Провала. Андреев выдумал себе фамилию и несуществующую, но внушительную должность – “комиссар Летнего сада Зверев” – и сочинил “высочайший приказ”: дескать он, Зверев, призван наблюдать, чтобы “купцы, мещане и крестьяне не входили в сей сад в кушаке и шляпе, а если кто будет усмотрен, то с таковыми поступать по силе наказания: высечь плетьми и отдать в смирительный дом”.
В “смирительный дом” никому не хотелось, и заставшие за нарушением фальшивого приказа обыватели предпочитали сунуть “комиссару” рубль или по крайности полтинничек.
Впрочем, не все в Летнем саду было так весело и безмятежно. Одно печальное событие – сильнейший ураган – даже вошло в поэзию:

Гуляли по Неве валы,
Ревущий ветр не знал преграды…
Ах, сада Летнего громады,
Дерев столетние стволы,
Валясь, слагались в баррикады…
Ходила публика вздыхать,
На эти глядя разрушенья…
Наполеон бы, без сомненья,
Велел сейчас стволы убрать:
Соблазн – зачинщик преступленья.
(Владимир Щиглев, “В Летнем саду”)

Иной раз случались и смертоубийства. Самое известное из них (но, правда, неудавшееся) – покушение Дмитрия Каракозова на императора Александра Второго. Каракозов подошел к царю довольно близко, выстрелил в него практически в упор, но оказавшийся случайно рядышком крестьянин Осип Комиссаров не растерялся и пихнул в бок террориста. За это Комиссаров был пожалован потомственным дворянством, а по поводу самого случая возник своеобразный анекдот:
“– Вы знаете, в царя стреляли.
– А кто стрелял?
– Дворянин.
– А кто спас царя?
– Крестьянин.
– А чем его за это наградили?
– Тоже сделали дворянином”.
А вот несчастную, безответно влюбленную девушку никто не спасал. В мае 1830 года она бросилась в пруд Летнего сада и утонула.
Самым же, пожалуй, ярким из событий девятнадцатого века стало открытие в Летнем саду памятника Ивану Андреевичу Крылову (не только часто здесь прогуливавшемуся, но и проживавшему в квартире с видом именно на Летний сад).
Памятник (автор – скульптор П.К.Клодт) был изготовлен в 1855 году. Долгое время спорили, где именно установить это монументальное произведение. Рассматривалось множество различных вариантов – перед университетом (баснописец состоял его почетным членом), возле Публичной библиотеки, где на протяжении долгого времени работал Крылов, а также просто на его могиле. В результате выбор пал на Летний сад.
Впрочем, в скором времени власти несколько усомнились в целесообразности подобного решения. Дело в том, что вокруг памятника постоянно околачивалось множество праздных петербуржцев разных возрастов. Затейливые горельефы, украшающие постамент, иной раз вызывали у них хищнический интерес. В скором времени после открытия у постамента с целью “отвращения могущих случиться повреждений” выставили специальный полицейский пост, после чего и вовсе окружили памятник оградой.
Не слишком-то хорошую услугу оказывали монументу и общественные туалеты, находившиеся прямо за спиной писателя. Александр Дюма, гостивший в Петербурге, записал: “Поставленный перед уборными – единственными, как мне кажется, во всем Петербурге, – он словно бы является вывеской этих весьма полезных учреждений”.
А известный каламбурщик Петр Шумахер сочинил на памятник четверостишие:

Лукавый дедушка с гранитной высоты
Глядит, как резвятся вокруг него ребята,
И думает: “О милые зверята,
Какие, выросши, вы будете скоты!”

Впрочем, не одни только глумливые стишки слагались о произведении скульптора Клодта. Вот, например, стихотворение А.Н.Майкова:

Когда стою в толпе средь городского сада
Пред этим образом, из бронзы отлитым,
И, к нам склонившись, к малым
и к большим,
С улыбкой доброю, с приветливостью
взгляда,
Он точно, с старческой неспешностью
речей,
Рассказывает нам с своих высоких кресел
Про нравы странные и глупости зверей,
И все смеются вкруг, и сам он тихо-весел.

XX столетие

Почему-то именно в двадцатом веке памятник начал привлекать несметное число поэтов. Похоже, стихотворцам надоела “вечная” тематика, и они в поисках темы обнаружили вдруг новый повод для своих сочинений.
Дмитрий Мережковский вспоминал:

Когда же Летний Сад увидел снова,
Я оценил свободу летних дней.
С презрением, не говоря ни слова,
Со злобою смотрел я на детей,
Играющих у дедушки-Крылова,
И всем чужой, один в толпе людей
Старался няню, гордый и пугливый,
Я увести к аллее молчаливой.

Владимир Княжнин предавался мечтаниям:

День золотой, благоуханный
В начале мая, Летний сад,
Голубоватый и туманный,
За сенью Фельтенских оград,

Прозрачна длинная аллея,
Душиста неба синева,
Отрадной свежестию вея,
Течет сапфирная Нева.

И вы здесь некогда, Аглая,
Сама – как нежный лепесток,
Гуляли здесь в начале мая.
Порхал весенний мотылек…

Похоже, революция никак не отразилась на жизни Летнего сада. По крайней мере на его поэтических образах. Поэт Владимир Луговской, также решивший обратиться к теме сада, продолжал лирическое направление, заданное его предшественниками в начале века:

Нас обручили
грозы летние
с тобой.
Прижалась
к плечам Петра
белокрылая ночь
Ленинграда.
Кем ты была,
девочкой,
отсветом неба,
моей судьбой?
Как ты легко прошла
мимо каменных баб
Летнего сада.
Люблю я тебя,
люблю!
Через тысячи тысяч лет
Услышат
потомки твои
усталый,
неведомый голос.
Милая,
это я!
Это очень далекий привет,
Ласковый,
словно твой
бронзовый волос.

Поэт Лев Никулин написал нечто и вовсе декадентское:

Когда угасла ограда
На алом фоне заката,
В кафе Летнего сада
Сидели два фата.

Небо медленно блекло,
Пейзажи искали рамки.
Вдали, в Инженерном замке,
Уже угасали стекла.

В девять сад закрывали.
Он опустел не сразу.
Те, кто ушли, едва ли
Видели пруд и вазу…

А поэт Олег Григорьев воспевал шалости посетителей Летнего сада:

В пруду ощипали лебедя,
Гоняли по Летнему саду;
А после мраморной Ледой
Выломали ограду.

Венеры нагую фигуру,
Как пьянь, положили на лавку.
Психею связали с Амуром, –
Спустили в Лебяжью канавку.

Самое же яркое произведение, истинный гимн Летнему саду, написала Ахматова:

Я к розам хочу, в тот единственный сад,
Где лучшая в мире стоит из оград,

Где статуи помнят меня молодой,
А я их под невскою помню водой.

В душистой тиши между царственных
лип
Мне мачт корабельных мерещится скрип.

И лебедь, как прежде, плывет сквозь века,
Любуясь красой своего двойника.

И замертво спят сотни тысяч шагов
Врагов и друзей, друзей и врагов.

А шествию теней не видно конца
От вазы гранитной до двери дворца.

Там шепчутся белые ночи мои
О чьей-то высокой и тайной любви.

И все перламутром и яшмой горит,
Но света источник таинственно скрыт.

А вот на реальные – не поэтические, не литературные события прошедший век был скуп. Сад жил скорее музейной, нежели садово-парковой жизнью.
Не удалась история двадцатого столетия. Зато статуи сохранились.


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru