ТЕОРЕМА СОЦИУМА

Ответный вызов

Европейцы считают, что Америка бросает им вызов, но готовы ли они его принять?

Отношение к Америке складывается для европейских интеллектуалов в идейном многоугольнике, образуемом такими проблемными точками, как “моя страна – Европа – СССР – Восточная Европа – США”. С одной стороны, неприязненное к ней отношение демонстрируют партии, движения и кружки, объединенные антикапиталистическими идеями и настроениями. Другой полюс неприязни представлен традиционалистскими кругами, отстаивающими национальные, этнические или даже расовые, религиозные и прочие символы самобытности в борьбе с массовой культурой развлечений и потребительства.
Устойчивые антиамериканские настроения характерны прежде всего для европейской элиты. Среди населения стран Европы в целом социологические опросы фиксировали в 1983 году откровенный антиамериканизм на уровне от 14% в ФРГ до 23% в Великобритании. Военные базы США, а позже размещение ракетного оружия на территории европейских стран вызывают с конца 40-х годов широкое движение за мир и ядерное разоружение. Сторонники движения за мир (радикалы из среднего класса) наиболее критичны и по отношению к собственным странам. Интеллектуалы тут обычно против капитализма, против общества благосостояния и потребления. Вместе с тем именно они связаны с печатью, масс-медиа, школами и университетами у себя в стране. Отсюда возможности их широкого влияния.
В Великобритании антиамериканские настроения приняли форму антивоенного движения (со второй половины 50-х в него включились Б.Рассел, писатели Дж.Б.Пристли и Д.Олдридж) и молодежного контркультурного протеста 50-х, затем 80-х годов. И то и другое было обращено против технизации и стандартизации жизни, в защиту природы. Питательная среда антиамериканизма в Великобритании – чувство угрозы традиционной “английскости”, романтическая ностальгия по былой славе Британской империи. Британские интеллектуалы и молодежь (“новые левые”) были особенно настойчивы в поисках “другой Америки” – альтернативной культуры бунта, негритянского или молодежного. При этом формы и символы современной американской культуры, как ни парадоксально, выступали для британцев и вообще европейцев в виде борьбы с современностью и с американизмом.
Многие немецкие интеллектуалы не принимали Америку, также критикуя ее как справа (с аристократических, почвеннических, консервативных позиций М.Хайдеггер упрекал ее за одержимость технологией, усредненную массовую культуру, заорганизованность обычного человека), так и слева (неомарксисты, вынужденно эмигрировав в США, перенесли эту критику прямо на ее территорию). Источники послевоенного антиамериканизма в ФРГ – масштабное военное присутствие США и промежуточное положение страны между странами советского блока и НАТО, план Маршалла и внедряемая в его рамках система “перевоспитания” населения в духе либерализма, влияние Америки через массовую культуру (глянцевые журналы, реклама, одежда, быт, мода, туризм, кино, музыка) и из-за этого ощущение угрозы национальной идентичности немцев. Особая и очень мощная составляющая здесь – сознание побежденных, чувство национальной вины за нацизм, комплекс униженности. Это дало самое активное в послевоенной Европе движение за мир и экологическое движение, сформировало очень влиятельную в ФРГ до нынешнего дня партию “зеленых”. Наиболее остро критикуют США за чувство военного, экономического, политического, цивилизационного превосходства.
В Австрии, по данным национального Союза исполнителей, в 1996 году отечественная популярная музыка на радио занимала 1,44% эфирного времени, тогда как 98,5% было отведено зарубежной поп-музыке, прежде всего американской. В кино, на телевидении и видеорынке ситуация была сходная. Понятно, что защита австрийских товаров и продуктов, поддержка народных традиций и национальной культуры – обязательная часть политических программ австрийских правых.
Антиамериканизм французов питается из тех же источников; в 50-е годы он в основном “левый”, в 60-е – скорее правый. Пиком антиамериканизма стала эпоха Дж.Картера – вторая половина 70-х, чтобы в 80-е смениться своеобразной “рейганоманией”. Подобные сдвиги характерны как для интеллектуалов, так и для населения в целом: если в 1982 году оценки политической роли США были резко поляризованы (30% – положительные, 51% – отрицательные), то в 1985 году соотношение изменилось на 43 к 27%. Страна стала лучше относиться к Америке, очевидно, и потому, что при Де Голле чувствовала себя независимой и даже вышла из НАТО, и потому, что постепенно стала хуже относиться к СССР: сыграли роль и наше вторжение в Чехословакию, позже – в Афганистан, и публикации советских диссидентов. Нарастает влияние новой формации интеллектуалов: на смену ангажированным Л.Арагону, Ж.Сартру, Р.Арону приходят постструктуралисты и постмодернисты (М.Фуко, Ж-П. Деррида, Ж.Бодрийяр) с явно проамериканскими симпатиями. В 80–90-е годы антиамериканизм остается уделом маргиналов, левых (раскаявшиеся коммунисты) и правых (антисемиты и расисты).
Нидерландский социолог Р.Крес считает, что “та Америка, которая сегодня вызывает неприязнь, на самом деле является символом более глобального отрицания современной культуры и современного общества”.
При этом критики США обращают к ним свои же завышенные надежды и нереалистические требования, а потому рано или поздно отмечают расхождение в Америке между словом и делом, лицемерие американских политиков и т.д. Иначе говоря, в своем антиамериканизме они демонстрируют предельно высокий ценностный ранг Америки в своем сознании. За такого рода требовательностью и недовольством можно различить скрытые представления об ответственности США перед миром за модернизацию, включая все ее последствия.
Более аналитичный, свободный от предвзятости взгляд исследователей показывает, что, например, применительно к культуре речь должна идти не об “американизации” Европы, а о своеобразном вызове, который в ряде случаев принимают на себя более динамичные группы и который стимулирует их собственные силы и возможности. Уж скорее здесь следует говорить о европеизации заимствований из американской культуры и быта (такова, скажем, британская панк-культура 70–80-х годов как реплика на аналогичную американскую, а затем выросшая из нее британская поп-музыка 90-х годов, которая породила уже внутреннее соревнование Севера и Юга страны, – то же можно сказать о скандинавской, да и о восточно-европейской молодежной культуре трех последних десятилетий).