Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №76/2002

Четвертая тетрадь. Идеи. Судьбы. Времена

Я ИДУ С УРОКА 
 

Александра ШТЕВЕН

Вечно колеблешься между страхом и надеждой

Из дневников барышни Штевен (конец XIX века)

В моих записках ярко отражаются часы, дни, недели и месяцы былого счастья, и эти светлые следы невозвратного прошлого особенно хотелось бы сохранить (и даже увековечить) – для себя и детей (и для всякого, кому случится о них узнать). А сообщения об ужасном, о безобразном, ненормальном, что постоянно вторгалось в нашу жизнь и унижало, калечило, извращало и разрушало ее в течение целых иногда лет, я решила уничтожить.Кому бы это могло понадобиться? Какое в этом могло быть назидание, какая поддержка? “Отрицательных примеров” и так довольно – и тут, в особенности для правильного суждения, нужна безусловная точность и полнота сведений, а не случайные, беглые, часто написанные в минуты острого горя и возмущения заметки.
IX, 1930. Москва, Вятская ул., 31.

А.А.ШТЕВЕН – 20 ЛЕТ

Вознесение, 22 мая 1885 г. Сегодня ученики совсем меня развеселили. Смотрю на их живые, открытые лица, и не верится, чтобы из них не вышли хорошие люди…
Читаю вечером Щедрина – и тоже все о плохих временах. Но когда пишет о них Щедрин, невольно смеешься. Ночью в постели думаю о том, что люди все умирают, и о том, как я буду умирать. Вовсе это как будто не страшно и не тяжело. Все придут прощаться, милые все! И как я буду исповедоваться перед смертью. Будет ли совесть чиста? Покойна ли я буду, исполнив долг свой? И наша Россия будет ли смотреть на меня без упрека?
19 июня. Ликующий день. Солнце, зелень, небо и вода – все сияет. Но опять пришлось слышать и думать о том, что в народе нашем страшная распущенность, грубость и безнравственность, пьянство, неуважение к власти и закону. К чему все это приведет? Ночью в постели мерещатся всякие ужасы вроде пугачевщины. Ловлю себя в смелых мечтах о том, что бы я сделала для спасения России…
Спрашиваю себя: все ли я делаю для ребят, что нужно? Не знаю. Они стали не совсем аккуратно приходить. У них сенокос и очень уж много развлечений. Делаю что могу и очень люблю их, вот и все.

А.А. – 21 ГОД

16 января 1886 г. Мне самой странно, что я так зорко и постоянно слежу за собой. Чем дольше живу, тем диковиннее и непонятнее кажется мне весь этот мир, громадный, бесконечный, загадочный. Бывают минуты, когда я точно что-то понимаю, и верю, и свободна от глупого вопроса: зачем?! Но затем я опять начинаю во всем сомневаться – во всем, что люблю, чему поклоняюсь, к чему стремлюсь, чему готова отдать все свои силы... Если бы встретить человека, могущего понять это и вполне убежденного и действующего сообразно своим убеждениям! Или тогда только что-нибудь и узнаешь, когда умрешь?..
Иногда как будто открывается перед глазами целая страшная бездна зла и страданий, и тут же мелькнет что-то иное, чудное, прекрасное, настоящее, духовное, человеческое. И вот, пока я пишу, я становлюсь более спокойной и терпеливой. Да мало ли о чем иногда мечтаешь? Но только дал бы Бог, чтобы с милыми нашими все было благополучно, и больше мне ничего не надо.
А еще – чтобы процветала наша Россия. Это чувство во мне не прерывается, не слабеет. Если б смерть и мучения могли помочь России, я бы заставила себя перенести ради нее все самое страшное. Но разве этим ей поможешь? “Если б я была царицей…”, но и тогда у меня, вероятно, ничего бы не вышло! Глупая я, глупая… Остается лишь жить этой моей ненужной, бессильной любовью, нехотя верить дурному, бояться верить хорошему, горячо спорить и тем досаждать другим, огорчаться, волноваться и иногда блаженствовать – все ради России.
18 января. Прихожу в школу; радушинские ребята жалуются на Матюшу, а он – на них и сам плачет. Пришлось их всех бранить и увещевать, и скоро все успокоились, и Матюшу я заставила улыбнуться над своей обидой… Ученье затем пошло отлично. Вечером надо было поправить 18 тетрадей, и все вспоминались ребята, их лица, глаза, улыбки. Завтра – воскресенье, день отдыха. Но хотелось бы, чтобы был понедельник, чтобы можно было опять заняться ребятами и убедиться, что они уже не злятся друг на друга.
20 января. Мне сегодня так весело, что танцевать и петь хочется. Бывало, у обедни ребята только глазеют по сторонам, шепчутся и толкаются, а теперь одни поют на клиросе, а другие стоят смирно, молятся и шепотом повторяют слова дьякона и певчих…
Мы были в гостях у Хотяинцевых, потом они у нас. Наряжались, дурачились, говорили о гаданьях и женихах…
Сегодня в школе все ребята были причесаны и вымыты, как я им говорила. Старшие учились и вели себя очень хорошо и с увлечением читали “Кавказского пленника” Толстого. Под конец подходит Вася Ефремов, подает мне что-то, краснеет и говорит: “Мы вам, Александра Алексеевна, письмо написали”. Это письмо я сохраню. Оно очень меня тронуло. Начинается очень торжественно: “Ваше Превосходительство, Ал.Ал.! – и дальше: – Пишем мы вашему здоровью и благодарим вас за то, что вы научаете нас доброму, и благодарим вас, что вы трудитесь о нас, и мы будем за тебя Богу молиться… Писал Кузьма Рычков”. (Это старший из мальчиков, 16 лет.)
21 января. Ох, что это такое?! Было следствие относительно дьякона, который пьянствует и бесчинствует в церкви, и все мужики-старики под присягой показали, что никогда его пьяным не видели!!! Неужели это возможно? Неужели и мои ребята будут так поступать? Душа разрывается, душа горит гневом, и не столько на этих несчастных, для которых ни присяга, ни истина ничего не значат (их перед следствием поили водкой дьякон и его семейные), а на тех просвещенных и нравственных людей, которые равнодушно смотрят на всю эту грубость и беспросветную тьму. Бедные ребята! Не знаю, как и смотреть на них буду завтра, что им скажу…
18 февраля. Читала статью Льва Толстого про Яснополянскую его школу. У него всего было вдоволь – учителей и книг, и, впрочем, такой же был кавардак, как у меня. И то, что он рассказывает о своих ребятах, так живо напомнило мне моих, что я пришла в восторг. Ходила по комнате и воображала себе, что пишу Толстому и спрашиваю его, почему он бросил школу. Не оттого ли, что из милых ребят вышли плохие мужики? Но он ведь даже и не воспитывал их – они нравились ему такие, как были. Может быть, никого нельзя перевоспитать в два-три года школьного ученья? Но ведь Толстой мог завести еще и вечерние классы для подростков, и библиотеки, и чтения. Он мог продолжить влиять на своих учеников…
Что-то выйдет из моих? Вечно колеблешься между страхом и надеждой. Жутко делается, когда узнаешь, что Андрей напился пьян на свадьбе, или что Вася говорил, что ему смешно, когда в школе читают Евангелие и все стоят так смирно, или что пропала какая-нибудь вещь, или кто-нибудь солгал. Но увижу их всех, веселых, простодушных, доверчивых, увижу светлый взгляд Матюши, когда он молится после чтения Евангелия, увижу, как они хорошо стоят в церкви и как вообще стали вежливее, внимательнее, умнее, – и весело станет, и твердо надеешься, что если не все, то многие станут лучше и человечнее от ученья.
24 февраля – Чистый понедельник. …Все боялась, как бы ребята не утерпели и не пили, как и все, на Масленицу, да и учиться не все придут. Но все обошлось благополучно...


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru