Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №48/2002

Первая тетрадь. Политика образования

ЗАРУБЕЖНЫЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ БЕСТСЕЛЛЕР
ВЫПУСК 1.  СВОБОДА И ОТВЕТСТВЕННОСТЬ

Ассоциация континуума Ледлофф – всемирная организация, она объединяет людей, стремящихся следовать принципу непрерывности в своей жизни. Всю информацию об организации (на английском языке) можно получить на веб-сайте в сети Интернет. Первые члены ассоциации в России – Ирина и Леонид Шарашкины, переводчики этой книги и организаторы ее издания в нашей стране.

Жан ЛЕДЛОФФ

Принцип непрерывности:
в поисках потерянного счастья

Искусство не мешать детям

Все дети – паиньки
Отправляясь в джунгли Южной Америки, я понятия не имела о принципе непрерывности; индейцы интересовали меня постольку поскольку, а в душе было лишь смутное ощущение того, что, возможно, там меня ждет важное открытие.
Я наблюдала целые семьи и кланы индейцев, управляющихся по дому, вместе охотящихся и живущих в полной гармонии со средой обитания без всяких там диковинок техники, за исключением мачете и топоров из стали, заменивших каменные топоры. Все без исключения дети в племени вели себя самым примерным образом: никогда не дрались, всегда с готовностью и беспрекословно подчинялись взрослым; взрослые никогда их не наказывали; определение “проказник” не подходило ни к одному ребенку. Но вопрос, почему все именно так, а не иначе, никогда не приходил мне в голову.

Работа есть работа
Мы выменяли нашу не очень вместительную алюминиевую лодку на огромное каноэ, выдолбленное из цельного ствола дерева. Когда дело доходило до перетаскивания этой пироги с помощью четырех или пяти индейцев через километровую полосу валунов и булыжников в обход водопада, мы представляли собой печальное зрелище. Приходилось подкладывать бревна и катить каноэ сантиметр за сантиметром под палящими лучами солнца. Оно постоянно выходило из равновесия, сталкивало нас в расщелины между валунами, и мы раздирали в кровь голени и лодыжки. И вот, добравшись до водопада Арепучи, мы настроились на страдания и с траурными лицами принялись перетаскивать чертову посудину по камням.
Под предлогом того, что мне нужно отлучиться на минутку, я забралась на скалу, чтобы заснять эту сцену на пленку. Взглянув непредвзято на происходящее внизу, я увидела интереснейшую картину. Несколько человек вроде бы занимались общим делом – волокли лодку. Но двое из них, итальянцы, были напряжены, угрюмы, раздражительны; они постоянно ругались, как и подобает настоящим тосканцам. Остальные, индейцы, похоже, неплохо проводили время и даже находили в этом удовольствие. Они были расслаблены, подтрунивали над неуклюжим каноэ и своими ссадинами, но особую радость вызывала пирога, упавшая на одного из соплеменников. Что удивительно, последний, прижатый голой спиной к раскаленному граниту, неизменно с облегчением хохотал громче всех, как только его вытаскивали из-под лодки и он мог свободно вздохнуть.
Все выполняли одинаковую работу, всем было тяжело и больно. Раны индейцев саднили никак не меньше наших. С точки зрения нашей культуры такая работа считается, безусловно, неприятной, и нам даже не придет в голову относиться к ней как-то иначе.
С другой стороны, индейцы тоже не знали, что к тяжелой работе можно относиться по-другому: они были дружелюбны и в хорошем расположении духа; у них не было ни страха, ни плохого настроения, накопившегося за предшествующие дни. Каждый шаг вперед был для них маленькой победой.
Бросалось в глаза отсутствие слова “работа” в языке екуана. У них были слова, обозначающие любые занятия, но не было общего термина.

Рационально и эффективно!
Они не делали различия между работой и другими видами времяпрепровождения; этим можно объяснить их нерациональное, как мне тогда казалось, обеспечение себя водой. Несколько раз в день женщины покидали свои хижины и, прихватив два-три небольших сосуда из тыквы, спускались по склону горы, затем сворачивали на очень крутой спуск, к тому же чрезвычайно скользкий после дождя, наполняли сосуды в ручье и карабкались той же дорогой в деревню. На все это уходило примерно двадцать минут. Многие женщины к тому же носили с собой маленьких детей. На самом крутом участке спуска они все продолжали мило болтать и шутить, и приподнятое настроение всегда царило среди них.
Раз в день каждая женщина оставляла на берегу сосуды и одежду и купалась вместе с ребенком. Сколько бы женщин и детей ни купались вместе, все неизменно проходило с римским изяществом. В каждом движении сквозило чувственное наслаждение, а матери обращались со своими детьми как с воистину волшебными созданиями и скрывали свои гордость и довольство за шутливо-скромным выражением лиц.
Размышляя над этим, я так и не смогла придумать лучшего использования времени, проводимого в походах за водой, по крайней мере “лучшего” с точки зрения душевного равновесия. С другой стороны, если бы критерием оценки был технический прогресс, скорость, эффективность или новизна, то, конечно, эти многочисленные прогулки за водой выглядели бы просто по-идиотски.

Интеллект против инстинкта
Всего лишь несколько тысяч лет назад человек оставил образ жизни, к которому его приспособила эволюция. За это время он не только успел загрязнить всю планету, но и перестал слушать чрезвычайно развитые инстинкты, что руководили его поведением в течение миллионов лет. Большая часть инстинктивных знаний была разрушена совсем недавно. Современная наука разбирает их на кусочки, препарирует с помощью хитрых теорий и рассматривает под микроскопом. Тогда как эти знания имеют смысл лишь в их неразрывной целостности. Мы все реже доверяем врожденному чувству прекрасного и, принимая решения, опираемся на интеллект, который никогда особенно не разбирался в наших истинных потребностях.
К примеру, не рассудок должен решать, как обращаться с ребенком. Еще задолго до того как наш вид стал в чем-то походить на homo sapiens, мы инстинктивно и, что главное, безошибочно знали, как ухаживать за детьми. Но человек старательно искоренил древние знания, и в результате армия исследователей трудится не покладая рук, чтобы выяснить, как мы должны вести себя по отношению к детям, друг к другу и к самим себе. Ни для кого не секрет, что ученые до сих пор не изобрели рецепта счастья, но, полностью полагаясь на рациональное мышление, они упрямо игнорируют все, что не поддается логическому объяснению или эксперименту.
Мы, пленники интеллекта, забыли наше врожденное чувство прекрасного настолько, что едва ли знаем о его существовании и уже не можем понять, где наши истинные потребности, а где – искаженные.
“Истинность, правильность” предполагает, что все люди разделяют единое мнение о желаемых результатах их действий, но на самом деле у каждого свои идеи на этот счет. Поэтому под “правильным” мы будем понимать здесь то, что соответствует древнему континууму1 нашего вида, то есть подходит тенденциям2 и ожиданиям, приобретенным нами путем эволюционного развития. Ожидания в нашем случае проявляются в самом строении человеческого тела. Можно сказать, что легкие не только ожидают воздух, но и являются ожиданием воздуха; глаза – это ожидание света определенного диапазона длин волн, отражаемого от того, что человеку нужно видеть, и в то время суток, когда ему нужно это видеть. Уши – это ожидание звуковых волн, исходящих от того, что с наибольшей вероятностью будет иметь отношение к человеку, включая голоса других людей; а голос – ожидание того, что уши других людей действуют так же, как и его собственные.
Каким образом силы, формирующие человека, заранее знают, что ему понадобится? Через опыт. Цепь существований, подготавливающих человека к жизни на земле, начинается с первого одноклеточного живого существа. Опыт последнего в отношении температуры, состава окружающей среды, наличия питания для поддержания жизни, погодных условий и встреч с другими объектами и представителями его же вида передавался потомкам. Передавался способом, еще не изученным наукой. На основе этой информации чрезвычайно медленно происходили изменения, которые по истечении бессчетных миллионов лет привели к разнообразию живых форм, способных выживать и воспроизводиться, по-своему приспосабливаясь к окружающей среде.

«Ручные» дети
С рождения дети индейцев, дети континуума, постоянно присутствуют при любой деятельности своих родителей. Пока ребенок в основном спит, но и во сне он привыкает к голосам людей своего племени, толчкам, резким и неожиданным движениям и остановкам, к давлению на различные участки тела, когда родитель меняет положение ребенка, совмещая свою текущую деятельность или отдых с уходом за своим чадом. Младенец также познает ритмы дня и ночи, изменения температуры своего тела и приятное ощущение безопасности и тепла от прикосновения к живой плоти родителя. Ребенок осознает эту настоятельную потребность лишь тогда, когда его вдруг отнимают от уютного тела. Его безоговорочное ожидание именно таких событий и уверенность в том, что ему нужен именно такой опыт, поддерживают континуум человека. Малыш ощущает эту “правильность” и поэтому лишь изредка извещает родителей о своих потребностях плачем. Деятельность ребенка пока ограничивается сосанием груди матери и опорожнением кишечника. Когда возникает такое желание, его реализация доставляет маленькому человечку глубокое удовлетворение. Если он не занят ничем подобным, то просто изучает мир и привыкает к ощущению, что значит жить.
Во время этого, назовем его ручным, периода (ребенок находится на руках у родителей – примерно с рождения до момента, когда ребенок начинает ползать) малыш получает опыт, отвечающий его врожденным ожиданиям, которые потом сменяются новыми, также требующими соответствующего опыта.
Чувство независимости ребенка и его эмоциональное созревание берут свое начало в многогранном опыте “ручного периода”. Ребенок может стать независимым от матери, лишь пройдя стадию абсолютной от нее зависимости. Получив сполна весь опыт на руках у матери, ребенок, уверенный в себе и привыкший к благополучию, которое теперь поддерживается всем его существом, уже может идти дальше в мир, что гораздо шире и разнообразнее мира матери.
Поддержка и независимость
Если необходимость постоянного контакта с матерью удовлетворена, то потребность быть на руках пропадает, и ребенок начинает жить за счет энергии, накопленной во время “ручного периода”, которая требует подпитки лишь в экстремальных ситуациях. Тогда он вновь обратится к матери за поддержкой.
Один знакомый мальчик екуана пришел ко мне, вцепившись в мать и вопя что есть мочи от зубной боли. Ему было около десяти лет, и он всегда был самостоятелен и отзывчив. С моей цивилизованной точки зрения, он мог искусно скрывать свои чувства, и в данной ситуации я ожидала, что он приложит все усилия, чтобы сдержаться и не заплакать, по крайней мере не показывать свои страдания друзьям. Но, очевидно, он и не собирался скрывать свою боль и потребность в ласке и поддержке на руках у матери.
Его поведение всем было понятно. Никто не смеялся и не пожимал плечами. Несколько его товарищей стояли и смотрели, как я вырывала зуб. Они совершенно спокойно приняли его внезапное превращение из храбреца в маленького ребенка, которому нужна мама; не было даже и намека на насмешку с их стороны. Мать просто тихо стояла рядом с ним, пока я делала свое дело. Когда наконец я выдернула зуб и наложила на его место тампон, лицо мальчика стало бледным как мел, и, обессиленный, он пошел к своему гамаку. Меньше чем через час он вернулся один, спокойный и румяный. Он ничего не сказал, но улыбнулся и повертелся около моей хижины несколько минут, показывая, что с ним все в порядке, после чего ушел к своим товарищам.

Уверенность в себе – с рождения
Ребенок начал ползать. С этого момента он пускает в дело накопленные в “ручном периоде” опыт и способности, позволяющие ему использовать свои силы. Он очень осторожен, и матери или другому попечителю нет нужды вмешиваться в его занятия. Как и во всех детенышах животных, в человеческом ребенке прекрасно развита способность к самосохранению и знание пределов собственных возможностей. Если за ребенком постоянно следят и направляют его движение туда, куда матери кажется правильным, он очень быстро научится не отвечать за себя, как того и требует от него мать.
Один из основных импульсов человека как животного, живущего в коллективе, – это поступать так, как, ему кажется, от него ожидают.
Ребенок не может правильно развиваться, если окружающие неправильно к нему относятся или если отсутствуют разнообразные возможности для получения нового опыта. Необходимо, чтобы предметов, ситуаций и людей вокруг ребенка было больше, чем он может использовать в данный момент, чтобы он мог открывать и расширять свои способности. И конечно, окружающее должно в достаточной мере и достаточно часто меняться, но не слишком резко и не слишком часто. Достаточность опять же определяется прецедентом – характером опыта наших предков в детстве.
К примеру, в деревне екуана более чем достаточно подходящих ползающему ребенку диковинок, опасностей и встреч. Во время своих первых вылазок он пробует все, что ему ни попадется. Он проверяет свою силу и ловкость, а также все, что встречается ему на пути, и составляет представления о времени, месте, форме. Изменяются и отношения с матерью: на смену полной от нее зависимости приходит осознание ее надежности; ребенок все реже и реже прибегает к ее помощи. На этом этапе развития, в зависимости от того, насколько готова мать помочь ребенку в сложной ситуации, его уверенность в себе либо укрепится, либо ослабнет.
Никогда не вступает первой в общение с ребенком и участвует в этом общении только пассивно. Это ребенок находит ее и показывает своим поведением, чего он хочет. Она с готовностью сполна удовлетворяет его желания, но и только. Во всех случаях ребенок играет активную, а мать пассивную роль: он приходит к ней спать, когда устал, и есть, когда проголодался. Изучение огромного мира перемежается встречами с матерью. Эти встречи придают ему сил, и, когда он отлучается, уверенность в постоянном присутствии матери еще больше ободряет его.

Безопасность и свобода
Ребенок может очень быстро бегать на четвереньках. У екуана я с замиранием сердца наблюдала, как один малыш разгонялся и останавливался у самого края ямы в полтора метра глубиной, вырытой ради добычи глины, которую используют для строительства стен. С безразличием животного, пасущегося у края обрыва, он садился то лицом, а то и спиной к яме. За малышом вообще никто не наблюдал, и он взял на себя ответственность за все, что с ним может случиться.
У ребенка нет суицидальных наклонностей. Кроме того, он обладает высокоразвитыми механизмами самосохранения: от чувств на самом грубом уровне до некоторого подобия бытовой телепатии на более тонких уровнях. Он ведет себя как любой детеныш животного: он избегает опасности и даже не сознает, что может быть иначе. Именно инстинкт ведает самосохранением ребенка.

Социальность
Подражая мужчинам, мальчики узнают о своем месте в культуре и об устройстве своего общества. Чуть повзрослев, девочки станут следовать примеру женщин и активно участвовать в их занятиях.
Ребенку дадут необходимые инструменты, если он еще не может смастерить их сам. Мальчикам делают маленькие луки и стрелы еще до того, как они научились говорить; и у них появляется возможность тренироваться и совершенствоваться в стрельбе.
Мне довелось присутствовать при первых минутах рабочей жизни одной маленькой девочки. Ей было около двух лет. Я и раньше видела, как она играла среди женщин и девушек, трущих маниоку. Теперь она брала кусочек из кучи маниоки и терла его об терку сидевшей рядом с ней девочки. Кусок был слишком велик, и она несколько раз роняла его, пытаясь провести им по шершавой доске. Соседка ласково улыбнулась и подала ей кусочек поменьше, а ее мать, готовая к неизбежному проявлению тяги дочери к труду, протянула ей крошечную терку специально для нее. Малышка всю свою жизнь видела, как женщины трут маниоку, и незамедлительно стала тереть свой кусочек об доску, как и все.
Меньше чем через минуту ей надоело, она бросила терку в корыто и убежала. На кусочке маниоки не было и следа от ее трудов. Никто не дал ей понять, что ее поведение было странным или неожиданным. Напротив, женщины ожидали, что рано или поздно ей наскучит тереть маниоку; им было известно, что дети входят в культуру каждый по-своему и в своем темпе. Ни у кого не вызывало сомнения, что в конечном итоге дети совершенно добровольно станут членами общества и научатся сотрудничать. Роль взрослых и старших детей сводилась только к обеспечению инструментами, которые ребенок никак не может для себя изготовить, и к помощи, без которой он не может обойтись. Занятия ребенка имеют конечной целью развитие независимости. Помогать ребенку больше или меньше, чем ему нужно, – значит мешать достижению им этой цели.
Самое главное, ребенка глубоко уважают и считают его хорошим во всех отношениях. То, что каждый ребенок стремится к гармоничной жизни в коллективе, а не к конфликтам, не ставится под сомнение.

Как мы уже показали, избыток или недостаток помощи мешает развитию ребенка. Получается, что если взрослые по своему усмотрению вмешиваются и делают что-то, о чем их не просят, это не принесет ребенку никакой пользы. Ребенок может развиваться лишь настолько, насколько он сам склонен. Если родители, как им кажется, ведут ребенка в наилучшем для него (или для себя) направлении, он платит за это своей целостностью. Старшие во многом определяют поведение ребенка собственным примером и тем, что от него ожидают, но они никак не могут улучшить его целостность, заменяя его мотивацию своей собственной или указывая ему, что делать.

Наш разумный безумный мир
Следуя этим принципам с самого начала, мать в нашем обществе занималась бы работой по дому, позволяя дочери-малышке участвовать в уборке настолько, насколько ей хочется: мести пол маленькой метлой, вытирать пыль, пылесосить (если она может справиться с пылесосом, который у них есть) или мыть посуду, стоя на стуле. Она почти ничего не сломает и не разобьет и уж конечно не упадет со стула, если только мать не сделает ясным свое ожидание катастрофы. В последнем случае склонность ребенка к социальному поведению (делать то, что, как ей кажется, от нее ожидают) заставит ее подчиниться. Беспокойный взгляд, словесное выражение матерью тревоги (“Не урони!”) или обещание типа “Смотри, упадешь!” хотя и идут вразрез со склонностью ребенка к самосохранению и к имитации, могут в конечном итоге заставить ее подчиниться, уронить тарелку или упасть со стула.
Одно из самых нелепых следствий неверия в континуум – это способность взрослых сделать так, чтобы дети убегали от них. Ничто не может быть ближе сердцу ребенка, чем желание быть рядом с матерью в незнакомом месте. У всех млекопитающих, а также птиц, пресмыкающихся и рыб малыши держатся вблизи от своих родителей. Но, несмотря на миллионы лет опыта и однозначное поведение похожих на нас животных, мы умудрились заставить малышей убегать от нас.
После четвертой экспедиции мне бросилось в глаза количество малышей, удирающих от взрослых в Центральном парке Манхэттена. Там и сям сидели на скамейках мамки и няньки и болтали друг с другом. Вдруг то одна, то другая из них неуклюже наклонялась вперед, протягивала руки и, источая неубедительные угрозы, визгливо требовала, чтобы малыш-беглец немедленно остановился.
Сколько малышей, услышав простой намек типа “Смотри не потеряйся!”, сказанный с опасением (а значит, с ожиданием), оказываются в комнате для потерянных детей в полицейском участке! А сколько детей тонут, ломают руки и ноги или попадают под машины, если мать еще и пообещала им: “Смотри ушибешься (или утонешь, попадешь под машину)!” Взрослый попечитель силой воли заставляет ребенка подчиниться и тем самым подрывает работу механизма самосохранения. Малыш перестает уверенно себя чувствовать в окружающем мире и вынужден бессознательно следовать абсурдной инструкции причинить себе вред. Если ребенок очнется в больнице и узнает, что его сбила машина, он не очень-то удивится, ведь его няня так часто ему твердила, что именно этим дело и кончится.
Самая обычная похвала и осуждение совершенно сбивают с толку детей, особенно в самом раннем возрасте. Если ребенок сделал что-то полезное, например, сам оделся, покормил собаку, сорвал букет полевых цветов или вылепил пепельницу из куска глины, ничто не может его обидеть больше, чем выражение удивления его социальным поведением. Восклицания типа “Ах, какая ты умница!”, “Смотри, что Петенька смастерил, да еще сам!” подразумевают, что социальность в ребенке неожиданна, несвойственна и необычна. Его ум может быть польщен, но на уровне чувств ребенок будет разочарован тем, что не смог сделать того, что от него ожидают и что по-настоящему делает его частью культуры, племени и семьи. Осуждение, особенно усиленное клеймом “Вечно ты...”, также крайне плохо сказывается на ребенке, ибо предполагает, что от него ожидают несоциального поведения.
Используя потребность ребенка делать то, что от него ожидают, взрослые могут на корню загубить его творческие способности. Достаточно сказать: “Лучше рисуй над линолеумом в прихожей, иначе заляпаешь краской весь паркет”. Ребенок отметит про себя, что рисовать – значит “ляпать”, и ему потребуется воистину необыкновенное вдохновение, чтобы вопреки ожиданию матери нарисовать что-то красивое. Как бы взрослые ни выражали пренебрежение ребенку – улыбкой или криком, – результат один и тот же.

Перевод  И. и  Л. ШАРАШКИНЫХ
по книге «Принцип непрерывности: в поисках потерянного счастья».
Книга готовится к печати в издательстве «Генезис», Москва

1 Континуум (лат. continuum – непрерывное, сплошное) – непрерывность, неразрывность явлений, процессов. – Прим. пер.
2 Тенденция (нем. Tendenz от лат. tendere – направляться, стремиться) – направление, в котором совершается развитие какого-либо явления. – Прим. пер.


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru