ЦВЕТ ВРЕМЕНИ

Сравнительная  мифология

В Библии, в книге Бытия, рассказано, как был сотворен Мир. Сперва вода, потом твердь. Сперва рыбы, потом пресмыкающиеся и птицы, потом млекопитающие, потом человек. Возможно, в этой последовательности происхождения животных инстинктивно отразилось отношение человека к разным семействам и отрядам братьев наших меньших, но вот что удивительно: спустя тысячи лет наука подтвердила, что именно в такой последовательности появлялись на Земле разные виды животных.
Человек не может испытывать никаких симпатий к моллюскам или рыбе, чуть более тепло относится к пресмыкающимся (например, к черепахам), птицы уже кажутся ему наделенными какими-то зачатками разума и чувств, а млекопитающие – почти все – в человеческом понимании способны чувствовать и хоть немного мыслить. Это отношение к разным видам животных – инстинктивное, оно у нас в крови. И, казалось бы, оно подтверждает, что человек произошел от животного, поскольку чувствует некое родство именно с теми тварями, которые ближе всего к нему на эволюционной лестнице.
Но кроме инстинктивных симпатий и антипатий человек склонен к переносу своего мироощущения на животное, то есть, грубо говоря, к одухотворению животных в своем воображении. Это происходит в религиях, в легендах, в сказках, в стихах. И оказывается, наиболее глубокими чертами характера и наибольшей (в сравнении с человеком) мудростью здесь наделены отнюдь не те твари, с которыми мы чувствуем максимум родства и взаимопонимания.

Начнем с почти самых древних и явно чужих человеку обитателей Земли. С насекомых и паукообразных. Насекомые, оказывается, сплошь и рядом становятся героями сравнений. Вот бабочки, мотыльки, летящие на свет, – в сотнях стихотворений они наделены самоотверженностью и любовью. Муравьи – они трудолюбивы не только в крыловской басне, это всеобщий символ трудолюбия и предусмотрительности. Паук – исполнен коварства. Сверчок – гордо переносит бедность. Правда, все это не одушевление в полном смысле слова, а скорее метафоры, знаки. Чувствует ли насекомое на самом деле – об этом никто из авторов сказок и басен не задумывается, не важно это и для читателя. И все-таки насекомые вызывают некоторое сочувствие. Человек, наблюдающий за жизнью насекомых, так или иначе внушает себе, что понимает логику их поведения. Как правило, он глубоко заблуждается. Муравьи, например, не разговаривают друг с другом (как думаем мы), когда встают голова к голове и скрещивают усики. Но они делают нечто, вообще недоступное нашему пониманию: передают по цепочке послание, письмо из запахов. Чем больше мы узнаем о насекомых, чем более сложной кажется их жизнь, тем меньше хочется ее одухотворять. Она похожа на работу очень хитрого компьютера – и не более того. Насекомые остаются для нас лишь живыми значками, глубоко не самостоятельными, лишенными собственной воли, как и неживая природа.

Продолжим цепочку сравнений в океане. Здесь свободной воли, напротив, даже слишком много. Пугающе много – больше, чем на земле, больше, чем в человеке. Человек воспринимает морских обитателей как совершенно чужую, почти марсианскую форму жизни. Отчасти так и есть: огромное количество обитателей моря, по всей видимости, неизвестны сегодня даже ученым. Океан исследован лишь на несколько процентов. Логика, инстинкты, поведение морских существ кажутся нам совершенно необъяснимыми. Мы готовы вовсе отказать им в способности мыслить и чувствовать, хотя наделяем их почти абсолютной, стихийной своевольностью. Мы, например, не видим разницы между моллюском и случайно сцепившейся кучей живых клеток, управляемых слепым случаем. А между тем ученые давно обнаружили, что некоторые моллюски, а конкретнее осьминоги, – одни из самых разумных обитателей моря. Они способны считать до десяти (может быть, и больше!), способны различать знаки, а этого не умеют и подавляющее большинство млекопитающих! Осьминоги могут ориентироваться в пространстве, используя магнитное поле Земли, словно у них есть внутренний компас. Они обладают хорошей памятью. И все-таки человек не способен в своем воображении наделить осьминога чувствами.
С рыбами (хотя они-то как раз, судя по данным научных исследований, не блещут особой сообразительностью) дело обстоит чуть лучше. Рыбы привычнее. И “Сказка о Золотой рыбке” или побасенки про Емелю и его щуку не вызывают удивления. Конечно, смешно, когда рыба говорит (мы-то убеждены, что они всегда молчат, и не подозреваем, насколько вода пронизана издаваемыми ими звуками!). Но в принципе с рыбой уже, что называется, жить можно. Правда, только если она приносит очень большую пользу...

Дальше – пресмыкающиеся. У разных народов змеи являются символом мудрости, в сказках и легендах змеи полностью превосходят человека интеллектом, да и в той же книге Бытия именно Змей-искуситель предлагает яблоки с древа познания Добра и Зла. О том, чтобы змея что-то чувствовала, и речи быть не может, но она – сплошная холодная мысль, абсолютное торжество разума над чувствами. Мудрость, которой человек наделяет пресмыкающихся (змей, черепах, даже крокодилов), явно не человеческая, а какая-то абсолютная, изначальная, божественная. Так что в каком-то отношении человек ставит пресмыкающихся выше себя, и его страх перед ними связан не только с непониманием их поведения и опасностью, которую он в них видит, но и с подозрением этого превосходства.
Картину несколько портят трусоватые ящерицы и лягушки. Они настолько смешны, что ни о какой мудрости не может быть и речи. С лягушками люди вообще запанибрата, и они наделяют их человеческими чертами и качествами от всей души. Нам все кажется, что лягушка постоянно глупо улыбается, и эта лягушачья улыбка полностью дискредитирует пресмыкающихся. За это змеи лягушек едят...

Зато с птицами целая история взаимоотношений. В птицах человек находит почти все свои качества характера. Но не в конкретной птице (они все равно для человека зачастую неразличимы, если соберутся в стаю), а в том или ином виде птиц. Так же, как и с обитателями морей, и с пресмыкающимися, здесь практически нет индивидуального одушевления. Тем не менее птицы могут быть и умными (ворон), и глупыми (сорока), и беззаботными (воробей), и высокомерными (павлин), и это не просто знаки или сравнения, как в мире насекомых. Птицы самостоятельны, они явно обладают свободой. Причем зачастую большей свободой, чем человек. Одна из лучших книг о свободе – повесть Ричарда Баха “Чайка по имени Джонатан Ливингстон”. В Евангелии птичья жизнь без привязанности к грешным земным ценностям – пример для жизни человеческой. Но птица может быть и заботлива, и предусмотрительна, и самоотверженна, и труслива, и горда... Трудно найти человеческое качество, для которого не нашлось бы подходящего олицетворения в какой-нибудь птице. Пожалуй, именно в птицах, сердца которых бьются в сотни раз быстрее, чем у других животных, человек видит чувственную и духовную сторону своей земной жизни наиболее ясно.
Поэтому именно изображение птицы чаще всего встречается в орнаментах, геральдике, отчеканено на монетах, повторено на фризах зданий...
Может ли человек найти общий язык с птицей? Ученые утверждают, что это невозможно. Даже говорящие попугаи и сороки ни в малой степени не понимают, что за звуки они издают. Самая умная из птиц – ворон – едва умеет считать до пяти. Птицы живут практически только одними инстинктами – в той же степени, что и обитатели моря. Но мало кто верит ученым. Мы убеждены, что птицы нас понимают и что мы понимаем птиц. И кто нас разубедит?

Самые близкие нам по крови – звери, млекопитающие. Но, как ни странно, зачастую ни в одном из этих животных человек не чувствует превосходства над собой. Отношение к зверю – покровительство или соперничество. И очень редко – уважение, благоговение.
Во многих религиях традиционно существуют священные и “нечистые” животные, но они становятся таковыми благодаря традиции. В целом же млекопитающие – братья наши меньшие, они в наших глазах обладают наиболее ярко выраженной индивидуальностью, они действительно способны во многом понимать человека, и с этим не могут поспорить никакие ученые.
Именно млекопитающих, особенно домашних животных, человек в полной мере склонен наделять человеческими чертами характера, и только об их чувствах он задумывается всерьез. Только млекопитающих, принадлежащих к одному виду, человек действительно способен различать без особых усилий. Он видит их индивидуальность, то есть действительно в какой-то мере их понимает.
О млекопитающих написаны сотни книг, чьи герои вызывают у читателей такие же адекватные чувства, как если бы речь шла о человеке. Вспомним “Белый Бим черное ухо”, рассказы Сетона-Томпсона, “Историю лошади”, “Белый клык”...
Млекопитающие составляют для нас главную, самую волнующую и близкую часть живой природы. Мы их приручаем, берем под свою защиту, спасаем, дарим им свою любовь и чувствуем (или убеждаем себя), что она взаимна.

А теперь задумаемся.
Мы способны любить лишь того, в ком чувствуем индивидуальность. Это относится не только к животным, но и к людям, не так ли? Но что, если только глубочайшее отчуждение мешает нам различить индивидуальность таких существ, как рыбы или птицы? Или даже насекомые? Буддисты считают, что все живое обладает индивидуальностью. На биологическом уровне наука подтверждает их религиозные воззрения: каждое живое существо неповторимо. Но между человеком и животным стоит барьер непонимания, который мы, кажется, не в силах преодолеть. Мы построили подобные барьеры даже между людьми разных национальностей, культур, вероисповеданий, мировоззрений. Что уж говорить о преграде между человеком и животным... И все-таки эти барьеры преодолимы.
Христианские догматы гласят, что у животных нет души. Но святые всех конфессий – и Сергий Радонежский, и Франциск Ассизский – беседовали с птицами и зверями так же свободно, как и с людьми. Способность человека преодолевать отчуждение безгранична, и те, кто много общался с животными и испытывал к ним искреннюю привязанность, рано или поздно начинают чувствовать их индивидуальность. Голубятники не просто различают своих голубей, но знают характер каждого. И голуби возвращаются к ним в руки. Ихтиологи в океанариумах со временем различают рыб в рыбьей стае, и рыбы перестают бояться именно этих людей. Почему так происходит? Рационального объяснения этому нет, но все это не легенды, а быль.
Возможно, наша способность одухотворять животных зависит лишь от нашей способности к любви. И более ни от чего. А если мы наделяем кого-то душой в своем воображении, она становится реально существующей. Живущей на свете.
И может быть, так происходит не только с животными, но и с людьми?