Новые книги
ОТ ФИЛОСОФИИ ЖИЗНИ К ФИЛОСОФИИ КУЛЬТУРЫ.
Сборник статей под ред. В.П.Визгина. «АЛЕТЕЙЯ».
Санкт-Петербург, 2001
Эта
книга о событии встречи. Опыт встречи разных
культур или культурных пластов, разных личностей
и сознаний, опыт встречи личности с «материком»
бытия, обозначенным «судьбой», «стихией»,
необратимостью времени, в отличие от привычных
философских трактатов представлен как живой
личный опыт.
Работы, опубликованные в книге, посвящены
проблемам анализа культуры в философии,
образовании, переводческой деятельности.
В статье Феликса Михайлова «Homo sapiens: культура и
натура его бытия» говорится: «Каждый возраст в
разные эпохи у разных этнических общностей имеет
свои возрастные субкультуры. Духовно-практическая
особенность таковых не навязана взрослыми, хотя
они и стараются вмешаться в онтогенетический
процесс. Но никто из взрослых не может научить
ребенка переживать общение с игрушкой, азарт
ролевых игр или трагическое одиночество
подростка, обнаружившего вдруг свою самость
среди как-то вдруг обособившихся других людей, в
том числе и совсем своих... И на каждом возрастном
этапе и каждый раз заново этот мир, предзаданный
ребенку в своем целостном единстве и
переживаемый им как мир возрастной субкультуры,
в которой живет душа эпохи и народа, не теряет
свою самодостаточность, оставаясь в своей
непрерывно переживаемой ребенком внешности тем,
что называют подсознанием и бессознательным.
Неразрывное тождество сверхизбыточного для
каждого из нас бытия мира национальной и
общечеловеческой культуры и вживания в него же (переживания
его) каждым индивидом Homo sapiens – это и есть условие,
средство и предмет осознания им своего, уже
собственно человеческого бытия».
Анатолий Ахутин в статье «Что значит учить
культуре?» задает вопрос: «Какова позиция
Учителя в школе?» По его мнению, дело не в
авторитарности – учитель может быть очень
демократичен, – а в том, что даже самые свободные
условия урока – дискуссии, импровизации,
ассоциации – неизбежно рассматриваются
учителем лишь как искусный метод обучения тому,
чем уверенно располагает он, а детские выдумки –
лишь материал его мастерства.
«Я и помыслить себя не могу более развитым, чем
зауряднейший первоклашка, – пишет А.Ахутин. –
Нахватанным, наторелым в софизмах, перегруженным
неизвестно зачем нужными знаниями,
схематическими клише, затверделыми, вросшими в
мозг догмами – пожалуй, но более развитым, более
открытым, более способным чувствовать,
переживать, воображать, более подвижным в мысли,
более посвященным в реальность – ни в коем
случае».
Далее он говорит, что речь идет о нужде в
глубинном изменении образа мысли. Нужда эта
коренится в остром чувстве вины и ведет – при
удаче – к радикальному самосознанию: к
самосознанию личному, что называется совестью; к
самосознанию социальному, что называется
гражданским сознанием, сознанием сограждан, а не
вождей, руководителей, учителей, воспитателей,
спасителей и т.д.
По мнению автора статьи, всем нам надо вспомнить
еще одну заповедь: «Познай самого себя», что
значит понять смысл своего собственного особого
начала как человека этой эпохи, этой культуры,
этого возраста, этого занятия. Только так можно
коснуться всеобщих начал, где каждый человек и
каждая культура начинает мыслить и быть на
собственный страх и риск. «И если мы не начнем с
этого самопознания, не примем в расчет наше во
всех отношениях сомнительное положение, – к
детям нас нельзя подпускать, пусть и на самую
дальнюю – теоретическую дистанцию, – пишет А.В.Ахутин
и продолжает: – Если мир не поразит нас своей
первобытной неразгаданностью, не удивит нас
самим своим существованием, если мы сами не
научимся снова быть учениками в чувствовании,
воображении, мышлении, в самом бытии, – мы научим
наших учеников только чувствовать, как мы, думать,
как мы, быть, как мы, – как же иначе? – и кто же
возьмет на себя такое окаянство? А в этом
искусстве – быть учениками – скорее уж нам есть
чему поучиться у первоклашек».
В статье речь идет о внутренней близости мира
культуры и мира ребенка. И о «посторонности»
учителя обоим мирам: «Учитель знает больше
ребенка, но вовсе не обязан быть крупным ученым,
поэтом или философом. Он ведь только передатчик,
пре-подаватель, посредник, середина. Чего же
удивляться, что, умея успешно выводить ребенка из
его мира, он вводит его вовсе не в мир культуры, а
в свой собственный – посредственный – мир, в мир
усредненного, среднего, никакого, ничьего? И из
этого «нормального» учительского мира по
определению изгнаны глупые детские вопросы,
шальные выдумки детского воображения и вместе с
ними и вся загадочная реальность числа, слова,
природы, души – изгнано то первобытное удивление,
которое рождает мысль, стих, откровение, т.е. –
культуру».
Вот почему, утверждает автор, учитель как
преподаватель знаний по сути своего дела
антикультурен, сколько бы ни уверял в понимании
значимости Культуры, сколько бы ни громоздил
культурных знаний, с какой бы живостью их ни
«изображал». «Первым делом учитель как
преподаватель знаний учит: есть добытый в
мучениях вековой опыт человечества, им
представляемый. Стоит только внимательно
слушать и слушаться, и вы, дети, научитесь считать,
читать, писать, познавать, творить – словом,
станете культурными людьми, в которых так
нуждается Народное Хозяйство или Человечество...
Только не отвлекайтесь, прекратите на время свои
игры, перестаньте болтать с соседкой, вырезать на
парте неприличные слова, считать ворон,
воображать себя Шварценеггером.
И вот перед нами самоуверенный и беспомощный
несмысленыш, эгоцентричный неумеха, бесстрашный
росточек, мы же – взрослые и пуганные – можем и
должны помочь ему войти в наш развитый, сложный,
многоумелый и многотрудный мир. Цивилизоваться,
социализоваться, нормализоваться. А там можно
будет даже позволить себе быть также и чем-то
особенным».
А что если в такой схеме вообще не найдешь ни
культуры, ни человека, ни знаний, ни даже навыков?
Что если человек существует не только и не
столько в качестве продолжения, что если он
каждый раз начинается в качестве человека только
там и тогда, где и когда он начинается с самого
начала, с того начала, где мир опять не освоен?
«Не значит ли все это, что только в том счастливом
случае, если мы научимся у учеников быть всего
лишь учениками (а это большое искусство и большая
мудрость), если сумеем всерьез принять
собственных «шварценеггеров» (пострашнее
детских), если начнем слышать неприличие
собственных слов, заметим безнадежную
отвлеченность нашего учительского внимания от
таинственного ребенка и не менее таинственного
предмета, – только тогда может забрезжить
надежда, что и нам приотворится дверца в те
исторические измерения человеческого бытия,
которые именуются культурами? Может быть, не
ошибусь, если приведу в свидетельство тот опыт
организации занятий, где учитель вместе и
наравне с учениками открывает уши и глаза
навстречу странной, невозможной реальности, там
и происходит тот «прорыв в саму реальность»,
который, собственно, и называется культурой».
«Стало быть, я утверждаю, – заканчивает А.В.Ахутин,
– что если и можно говорить о школьном
образовании, то это образование самого
ученичества: культивирование способности
удивляться, озадачиваться, поражаться именно тем,
чем семья, традиции, нормы, телевизоры, доброхоты
давно научили уже тебя пользоваться, способности
сомневаться, спрашивать, слушать выдумки других (в
том числе и того, кто занимает место учителя),
оспаривать, принимать всерьез самые диковинные
воззрения... Что нам может помочь в этом лучше, чем
воззрения самих детей или – если принять их
всерьез – воззрения иных культур?
Александр Огурцов в статье «Культура как встреча
«Я» и «Ты». Мартин Бубер», размышляя о философии
Мартина Бубера, пишет об антиномии современного
образования. Если в коллективизме личность
отказывается и от своей непосредственности, и от
своей ответственности, и от личного решения,
перекладывая их на плечи анонимного коллектива,
то индивидуализм вообще не достигает
личностного бытия – желая спастись от
одиночества, человек прославляет это
одиночество и изоляцию и впадает в жизнебоязнь, в
состояние еще большего, «беспримерного»
одиночества.
Рассказывая о неприятии Мартином Бубером и
индивидуализма, и коллективизма, А.П.Огурцов
анализирует «истинный третий путь»,
предложенный Бубером. Этот третий путь –
диалогическое бытие человека, объединяющее
достоинства личности с формами непосредственной
социальной связи. Бубер выдвинул принцип:
«воспитательное отношение – чисто
диалогическое отношение». Для него
«педагогически плодотворным является не
педагогическое намерение, а педагогическая
встреча». Но, пишет А.П.Огурцов, дискуссии,
развернувшиеся вокруг проблемы образования и
воспитания, показали, что диалогическая
философия образования, предлагая реформировать
школу, не учла того, что современное образование
осуществляется в общении учитель – класс,
учитель – коллектив. Диалог же может
осуществляться между двумя партнерами. Поэтому
для учителя это означает, что непосредственное,
человеческое (по Буберу) отношение к его классу в
строгом смысле невозможно. В ходе анализа
взаимоотношений «учитель – ученики» было
выявлено, что диалог отнюдь не ограничивается
диадой «учитель – ученик», а включает в себя
диалогические отношения между учеником и всем
классом и даже школьным коллективом в целом.
Поэтому, по мнению А.П.Огурцова, диалогическая
философия Бубера ценна как попытка преодолеть
индивидуалистические и коллективистские
направления в педагогике, это романтический
поиск непосредственных отношений между людьми,
пафос равноправия людей, стремление к
реформированию всей системы образования и
педагогических отношений.
Несколько статей в книге посвящено проблеме
перевода. Одна статья даже в стихах: Вадим
Рабинович пишет: «Перевожу Гермеса, но и он
переводит меня...» Сразу вспоминаются стихи
замечательного филолога и переводчика Сергея
Ошерова: «В искусстве старших, в ремесле коллег /
Я постигал нелегкое уменье, / Не искажая древние
творенья, / Переводить их в наш нелегкий век».
В статье Вячеслава Сильвестрова «Теоретико-культурный
смысл поэтического перевода» говорится, что
культура обладает столь же реальным трепетным
бытием, что и любое создание природы. Этим бытием
является прежде всего жизнь слова, в котором и
через которое люди подтверждают и воспроизводят
свои общительные связи.
Значит, культура жива постольку, поскольку она
беспрестанно возвращает данность рождения
смысла. И дело не только в возникновении новых
значений слов, выражений, но и в новом видении
мира. Каждое новое поколение, каждый новый
человек заново переживает событие встречи с этим
миром, а учителя, как и переводчики, помогают
открыть его внутри той культуры, в которой эти
поколения рождены.
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.