Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №79/2001

Первая тетрадь. Политика образования

Урок толерантности

Аксиома для Аиды Кулиевой

Четыре года назад, когда в 157-ю московскую среднюю школу были зачислены 120 кавказцев, разнесся слух, что за детишками стоят мафиозные структуры. Слухам поверили. Родители первоклашек принялись переводить своих чад в другую школу, а 19 учителей написали заявление об уходе.
В числе не менее важных событий того учебного года следует назвать приход нового директора – Аиды Кулиевой. Отныне 157-я школа, которую она возглавила, по решению московского правительства стала первым в России средним общеобразовательным учебным заведением с этнокультурным азербайджанским компонентом.
С Аидой Кулиевой беседует Людмила Биряанская.


– Вы догадывались, что восторга по случаю перемен в школе, по крайней мере у части родителей и педагогов, не будет? Или все-таки их откровенный отказ сотрудничать был для вас неожиданностью?
– Конечно, я понимала, что люди, уставшие от нерешаемых в стране проблем, меньше всего хотят, чтобы еще и в школе началась перестройка. На самом деле, как выяснилось позже, они испугались не столько горячих восточных парней, сколько неизвестности: останется школа государственной или превратится в частную лавочку, будут дети учиться по программе, утвержденной Министерством образования России, или эту программу напишут в Баку. Если бы кто-нибудь из окружной власти взял на себя труд вовремя объяснить людям, что с приходом кавказских ребят в жизни школы ничего не изменится – ее статус, учебный план, – здравомыслие скорее всего взяло бы верх, и никто не стал бы осложнять свою жизнь поисками новой школы для детей или нового места работы. Но этого не произошло.
– Новички, наверное, тоже чувствовали себя не в своей тарелке?
– Естественно. Не знали русского, одеты были во что попало, некоторые приехали в Москву из горячих точек, травмированные физически и психически. В основном все они дети эмигрантов, потерявших работу на родине. Например, в моем родном Мингечауре из-за остановки текстильного комбината (действует только одна фаза) сотни людей оказались на улице. Чтобы прокормить семью, мужчины занялись в России мелким предпринимательством. К тому же в наиболее депрессивных регионах Кавказа закрылись школы.
– Вам не кажется странным, что в советские времена, когда в одном классе учились ребята из разных республик, родителей этот факт нисколько не волновал. Сейчас же, в демократической России, далеко не все хотят, чтобы их дети сели за одну парту с ровесниками иной культуры и менталитета?
– Таково реальное положение вещей, с которым нельзя не считаться: национальные предубеждения во все времена были и будут. Да и в советские времена интернационализмом не пахло. Почему? В Москве только с 90-х годов стали работать этнокультурные школы, в которых дети национальных меньшинств получили право изучать родной язык, историю и традиции своего народа. До той поры за нас кто-то решил, что малым народам лучше раствориться в большом этносе. То есть потерять самосознание, забыть о корнях – в общем, стать людьми ниоткуда. Но тогда при чем тут дружба народов, если в ее фундамент была заложена идея подчинения наций? Это тем более горько сознавать, что уже давным-давно в больших городах мира жители некоренной национальности имеют свои школы, культурные центры, телеканалы и радиовещание. К слову, в Баку работают 180 русских школ. Все они на балансе азербайджанского государства.
– В школе часто бывают стычки на национальной почве?
– В первый год их было намного больше, чем сейчас, но, как правило, несерьезные. Ну, к примеру, приходит Мамед и говорит, что его побил русский. Потом приходит Коля и говорит, что его ударил Мамед. Я сажала их рядом и спрашивала: «Коля, тебе было бы легче, если бы тебя поколотил Алеша?» Оба замолкали, наверное, задумывались. Я стараюсь как можно больше с ними разговаривать. В общем, в школе, где учатся 520 человек 11 национальностей, в душу каждого взрослого или ученика не влезешь. Да и не стоит передо мной такая задача. Люди всего лишь должны быть терпимы друг к другу. Большего и не требуется для нормальной атмосферы в коллективе. Что до меня, то к политическим противостояниям бывших советских республик я отношусь трезво. Школа вне политики. Это для меня аксиома.
– Какие отношения сложились у вас с родителями?
– Судя по тому, что ни один из учеников за прошедшие годы не ушел из школы, отношения у нас ровные. Я с первых недель работы объяснила московским мамам и папам выгоду от «компонента» для московских ребят, если, не теряя времени, они начнут изучать один из самых распространенных в мире языков – тюркский (на нем говорят в 100 странах мира). Сегодня открываются факультеты тюркского языка во многих педагогических институтах России, и наши ученики будут иметь льготы при поступлении. К слову сказать, большинство русских ребят прекрасно усваивают азербайджанский (этот язык преподается факультативно, в том числе азербайджанским детям).
– Как вы решились возглавить такое большое и специфическое учреждение? Что вселяло уверенность в успехе?
– Когда в 1928 году в семье бабушки-мусульманки (моя мама русская, папа – азербайджанец) арестовали всех до единого мужчин, она осталась с выводком детей. Из имущества ей позволили взять одну на всех подушку и ложку. Остальное было конфисковано. Но бабушке удалось спрятать на себе пояс с золотыми монетами, так что на первых порах дети не голодали. А когда монет не стало, молодая женщина из очень богатой семьи (ее родители владели виноградными плантациями в селении Нафрузло) стала ткать ковры на продажу – тогда ведь детей готовили к трудовой жизни, а не к праздной, как теперь это нерасчетливо делают новые русские, новые азербайджанцы (список нетрудно продолжить). Она всем своим детям дала образование без всякой посторонней помощи и каждому внуку оставила в наследство ковер своего ткачества. Думаю, что от бабушки, от моих родителей, вырастивших пятерых своих детей и еще пятерых двоюродных сестер и братьев со стороны отца, оставшихся в раннем возрасте сиротами, и моя жизнестойкость.
Как вам теперь ясно, я выросла в большой семье. Это значит, что родители рано стали приучать меня к труду, учили терпению, состраданию, искусству обходить острые углы, умению добиваться своих целей. Школа – та же семья, только побольше. Поэтому, когда мне предложили занять директорское кресло (до этого я преподавала больше двадцати лет историю и обществоведение), я сказала себе: «Аида, у тебя все получится!»
Но была еще одна, я бы сказала, идеологическая причина, которая подстегнула мое решение. Дело в том, что мысль о создании этнокультурной школы я вынашивала давно. Написала программу, ориентированную на азербайджанцев – коренных москвичей, которые давно утратили свой язык и культуру. Но с развалом Советского Союза ее пришлось переписать: в Москве появилось много детей из Баку, Гянджи, Физули, которым следовало дать образование, обучить их русскому языку и умению общаться с людьми других национальностей. Вот почему я согласилась стать директором русской школы.
– Как чувствуют себя в Москве азербайджанские дети?
– Старшеклассники хотят, окончив школу, вернуться на родину и поднимать там образование. Многие дети считают, что русские учителя намного добрее азербайджанских, которые, если верить их словам, часто пускают в ход руки. Им не хотелось бы покидать Москву.
– Что представляет собой азербайджанский блок обучения?
– У нас семь кружков русского языка (для тех, кто плохо говорит, для не знающих грамматику, чтобы подтянуть школьника в чтении, и т.д.), особое внимание уделяется школьной самодеятельности. Я привожу из бакинских театров национальные костюмы, инструменты, кассеты с записью народных танцев, по которым ребята разучивают движения. А еще просвещаю своих питомцев духовно. Пять раз в неделю в школе читает лекции Гасым Киримов, крупный ученый, историк, владеющий 14 языками, преподаватель Московского университета. Он рассказывает ребятам (к нам приезжает в эти дни много народу из других школ) о мировых религиях. Я хочу, чтобы азербайджанская молодежь понимала, что ее духовная культура неразрывно связана с культурой других народов. В этом знании, как мне кажется, заключено противоядие от такой неприличной болезни, как национализм.
– Диаспора помогает школе?
– Скорее конкретные люди. Например, экс-президент Аяз Муталибов подарил школе десять компьютеров, а бизнесмен Фрэнк Эл-Капоне – шторы на все окна и видео, купил холодильник и музыкальный центр. Благотворительные фонды «Надежда» и «Столичный круг» обеспечили в прошлом году 80 путевок в Анапу и поездку на Черную речку.
– Если судить по вашим ученикам, какие люди входят в новое тысячелетие?
– Мне думается, они далеко не такие беспечные, какими выглядят, большинство из них тянутся к знаниям и связывают материальное благополучие с успехами в образовании. Школьники из культурных семей отличаются к тому же дружелюбным характером, способностью сострадать ближнему, они безразличны к национальности сверстников. Но характер детей только формируется. Главный вопрос: под чье влияние они попадут, когда станут старше, что сделают с ними судьба и жизнь?..


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru