Европейский парк

Если, будучи в городе Ярославле, вы устанете вдруг от обилия храмов, торговых рядов и особняков сугубо русской архитектуры, если захочется вдруг оказаться в Европе, то проще всего будет съездить за реку Которосль, в так называемый Петропавловский парк. Правда, немногие знают о том, как тот парк называется. И когда будете спрашивать дорогу или говорить с таксистом, следует произнести нечто вроде пароля: “Красный перекоп”. Большинство ярославцев знают парк именно под этим именем.

Петропавловский парк не просто европейский – он вызывающе европейский. Особенно в патриархальном Ярославле, где, казалось бы, вообще не может ничего подобного существовать. Однако существует и притом достаточно давно. Уже в начале восемнадцатого века здесь были храм Петра и Павла и не менее экзотические пруды правильных геометрических форм.
Все началось в 1722 году, когда некий купец Затрапезнов основал в Ярославле так называемую Большую мануфактуру. Несмотря на свою посконную фамилию, господин Затрапезнов был предприниматель весьма прогрессивный. В качестве движущей силы для фабричных станков он устроил сложнейшую, но экономически выгодную гидросистему (для чего и вырыл эти самые пруды). Помимо водной управляемой стихии он старался приручать ветра – в подмогу тем прудам поставил два громадных ветряка.
Для отдохновения взора он разбил прямо на территории своей мануфактуры сад по типу петербургских – ухоженный, подстриженный, с многочисленными уютными аллеями, украшенными всякими фонтанами и статуями.
Конечно же в парке по русской традиции была и часовня. А в 1742 году часовня уступила место Петропавловскому храму, внешне очень похожему на храм Петропавловской крепости в Санкт-Петербурге. Там же устроили и усыпальницу господ Затрапезновых.
А Большая Ярославская мануфактура стала одним из крупнейших в нашем государстве предприятий.

* * *

Время шло. Мануфактура развивалась, совершенствовалась. Старые ветряки ветшали, да и надобность в них отпадала. На смену природным стихиям приходили созданные человеческим гением паровые машины. Производство делалось все более технологичным. А в 1857 году по тогдашней коммерческой моде было создано Паевое Товарищество Ярославской Большой мануфактуры. Основателями этого товарищества стали Андрей и Иван Корзинкины, а также купец Гавриил Матвеевич Игумнов.
Династия Корзинкиных была династией московской, но при этом с ярославскими корнями. Даже сама фамилия Корзинкиных произошла от любопытного курьеза. Якобы основателя этой династии, в то время еще грудного младенца из бедной семьи, вывезли из Ярославской губернии в город Москву в специальной корзинке для кур – чтобы дорогой не вывалился. Так что братья Корзинкины жили в Москве, а Гавриил Матвеевич в основном пребывал в Петербурге. Тем не менее именно в их правление мануфактура стала развиваться темпами особенно стремительными. Это уже была не кустарная фабрика, а во всех отношениях современная фирма.
Мануфактура всячески участвовала в жизни города. Притом участие то было в формах, подчас самых неожиданных. К примеру, при сильных пожарах на тушение ехали не только члены добровольной пожарной команды, но и соответствующая служба мануфактуры – именно у нее была лучшая в городе пожарная машина. Когда в 1900 году в Ярославле пустили трамвай (правда, его называли иначе – “городская электрическая железная дорога”), никого не удивило, что одна из трех первых веток связала центр города именно с мануфактурой.
Однако же у той медали были, естественно, и обратные стороны.

* * *

Еще в апреле 1806 года мануфактурные рабочие жаловались императору Александру на плохое отношение начальства: “По непретерпимости переносить тяжкие обиды и изнурения, сколько было можно нашему непросвещенному понятию, взять смелость, и прибегнуть, и принесть просьбу ко священным стопам Вашего Императорского Величества на содержателей Большой мануфактуры… Просим Вашего Императорского Величества войти в милостивое рассмотрение и учинить должное и безобидное нам, нижайшим, защищение, но как 1-е, по дороговизне на потребные к содержанию человеческому вещи по малой за работы платы; 2-е, прилагаем великое старание к лучшему ткачеству мастерству, но получают плату самую малую, а более не вырабатывает хороший ткач 4 руб. 50 коп. в месяц, из которого вычитается еще штраф; 3-е, поваренное производство для всего ткачества делают мануфактурные работные люди, а платы положены по 14 коп. в день, чем продовольствоваться они не могут; 4-е, бумажная работа самая тяжелая, плата же производится черпалам по 19 коп., валяльщикам по 18 коп., выметчикам – 15 коп. в день, а прочие работы отправляются поденщиною по 10, 11, 12, 13 коп. в день, на сараях у отдувки и вешанья бумаги, в рассортировании в подкаморе работают поденщиною по 12 и 13 коп. в день… у гнутья бумаги малолетним плата положена 4 коп. в день, оне принимаются на работу с 7 лет”.
Вряд ли Александр Благословенный в чем-нибудь помог бедным черпалам, выметчикам и валяльщикам, скорее всего их петицию он просто-напросто не видел. Во всяком случае, в начале девятнадцатого века ситуация была гораздо более печальной. Один из очевидцев так описывал фабричный быт: “Тяжелое впечатление производила сама атмосфера, насыщенный воздух в цехах, особенно в чесальном отделении, где очесы хлопка кружились в воздухе, оседали кругом, попадали в рот, в легкие. Трудно было представить себе, как может человек пробыть в такой атмосфере целый рабочий день… Землистого цвета, болезненные, покрытые пылью лица рабочих красноречивей всех слов говорили о тяжких условиях труда. В прядильных цехах мы видели, с каким напряжением, не отводя глаз от машины, работницы должны были следить за веретенами, не допуская разрывов. В красильных отделениях воздух как будто раскален, наполнен ядовитыми испарениями”.
Кроме того, к материальному гнету прибавился и гнет духовный. Появлялись, например, такие документы: “13 минувшего марта смотритель фабричных казарм отставной рядовой Павел Алексеев Сорокин, придя по обязанности своей службы в казарму № 6, где живет около 70 человек рабочих, заметил, что один из рабочих, крестьянин Ярославского уезда Алексей Иванов Воробьев, читает какую-то книгу. Подойдя к нему, Сорокин спросил его, какую он читает книгу, и, получив от него ответ, что книга эта носит название “Слово на великий пяток Тихона Задонского”, он, Сорокин, стал рассматривать содержание ее, и когда увидел, что она противоправительственная, то он, отобрав ее от Воробьева, спросил его, откуда он приобрел ее”.
К счастью для Алексея Воробьева, наказанию он не подвергся, зато владелец этого духовного издания, в котором отставник вдруг усмотрел крамолу, Полиевкт Федоров Назаревский был посажен в тюрьму. Хотя и ссылался на источник: дескать, приобрел страшную книгу у некого Модеста Васильевича.
Неудивительно, что на Большой мануфактуре иной раз случались забастовки и другие, как в то время говорили, “беспорядки”. Впрочем, в таких случаях на стороне владельцев выступали доблестные воины Фанагорийского полка.

* * *

Перед самой революцией Корзинкины, словно почувствовавшие опасность положения, начали продавать акции Большой мануфактуры. А затем пришли новые власти. Фабрику переименовали в “Красный перекоп”, а в Петропавловском соборе разместилось учреждение культуры, соответствующее новой идеологии. Газета “Северный рабочий” сообщала в 1929 году: “В пасхальные дни комсомольцы “Перекопа” устроили субботник по очистке церкви Петра и Павла от ненужного хлама. Скоро начнутся работы по переделке церкви под клуб. В нижнем этаже здания будут помещаться пионерский клуб, школа кройки и шитья. Вверху – театр и кино. Помещение будет отделано к осени”.
Все было выполнено, как замышлялось. И почти все двадцатое столетие в прекрасном храме проходили всяческие лекции и диспуты (в том числе и на антирелигиозные темы), крутилось кино и танцевали юные текстильщики с текстильщицами. Лишь недавно это учреждение (оно носило название “Клуб имени XVI партсъезда”) вновь уступило свое место православному приходу.
К счастью, профиль собственно текстильной фабрики за это время не менялся.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"