Разговоры и молчания в опустевшей школе

И снова мы застряли в школе допоздна. Мы – это я, Мария Владимировна Ганькина, и учительница начальной школы Ольга Петровна Лапина. Я наливаю уже, наверное, по двадцать пятой чашке чая и никак не могу отцепиться от Оли со своими дурацкими вопросами и закончить начатый не сегодня разговор. Конечно, я все огрубляю, вынуждая Олю отвечать на мои прямолинейные вопросы. Зачем? Может быть, затем, что хочу сама научиться на них отвечать?

Соблазны авторитарной школы

Мария Владимировна. У меня один вопрос к тебе. Я заметила, что тебя все чаще стали вдохновлять какие-то маленькие достижения в направлении кондовой советской школы. То, что там самое обычное занудное дело (поля, примитивные упражнения и диктанты, зубрежка правил и так далее) для тебя становится каким-то открытием, достижением. Ты с таким воодушевлением рассказываешь об этом. И с удовольствием вспоминаешь собственную ученическую жизнь в английской спецшколе, где в общем-то было казарменное положение.
Помнишь, как после всяких демократических изысков и у меня, и у Сережки Плахотникова наступил период, так сказать, мракобесия? Как мы вдруг почувствовали себя настоящими учителями и не на шутку увлеклись всем традиционно школьным: дневники, отметки, зачеты, конспекты, учебники, экзамены и так далее? Интересно, период реакции неизбежен?
А у тебя сейчас какой период?
Ольга Петровна. Ты бы сказала, что тот самый – период реакции. Во всяком случае, теперь я считаю, что экзамены в началке – это классная вещь.
И еще я буду своим детям как можно больше задавать на дом учить правила по русскому языку. К моему удивлению, они их вызубривают! Правда, первый раз получилось только с третьего захода (а вначале пришли – ни бэ, ни мэ). И мне все это очень нравится. Я думаю, что сейчас, во втором классе, учить правила наизусть – очень правильно. Вот только формулировка в учебнике бестолковая...
М.В. Но мы же работаем в другой стилистике, совсем в другой! И теперь (мне в самом деле это важно знать) я решусь на такой вопрос. Тебя одолели соблазны традиционной советской школы? Ты думаешь, что так правильно, но не можешь идти по этому пути в силу каких-то своих психофизических данных? Например, не получается приказать, и отсюда – социоигровая стилистика в качестве палочки-выручалочки? Но при этом я вижу явную твою тоску по командирским погонам. И узнаю себя. Одно время я шла именно по этой дорожке...
О.П. Я не очень понимаю, что такое кондовость в твоих глазах. В спецшколе меня учили две хорошие учительницы, просто хорошие и добротные училки. Я плохо помню уроки. Наверное, там не было никаких игровых элементов. Класс был большой, я много болела, и меня там особенно к доске не вызывали. Из-за плохого зрения я сидела за первой партой. Но, видимо, у учителей были конфликты с “камчаткой”, с мальчишками... Я просто это все очень плохо помню.
Я считаю, что социоигровая стилистика – нормальная, хорошая, правильная. Я не вижу в ней противоречий с кондовой школой.
По поводу правил. Я считаю, что правила учить важно именно сейчас, потому что уровень зубрежки доступен всем, даже самым слабым.
(Молчание.)

Между двух стульев

М.В. Оль, как ты считаешь, можно добиться хорошего образования в житейском понимании этого слова (объем знаний, стабильность, хороший аттестат и т.д.), работая в социоигровой стилистике? Как движение ребенка к самому себе совместить с желанием родителей обеспечить ему поступление в МГУ? Здесь нет противоречия?
О.П. У меня бывают разные уроки. И кондовые в том числе. Но все равно я считаю, что мой класс – социоигровой, потому что игровые моменты есть всегда. Я не задаюсь целью работать только в социоигровой стилистике. Просто я работаю так, как работаю.
Мне не очень-то нравится обучающее воспитание или воспитывающее обучение. Я учитель, и я должна детей учить. То есть давать им объем знаний. Но в то же время школьный день для ученика – это большой кусок жизни, во время которого должно происходить воспитание. И оно происходит: и общение происходит, и формирование, и представление, и так далее и тому подобное. Но в основе этой жизни – учебный материал, положенный по программе.
М.В. Ты все верно говоришь. Конечно, хорошо бы, если б и объем знаний на уроке был, и жизнь тоже была. Хорошо бы, если б учитель эту жизнь не убивал, а устраивал и поддерживал. Но увы! Вот я и хочу понять, кто из двоих вреден – непрофессионал-социоигровик или авторитарный профессионал-предметник?
Как бы бестолково ни проводил учитель социоигровой урок, все равно жизнь на уроке не вымирает, что-то между детьми происходит. Так, может быть, этот кусочек жизни, ценный для ребенка, и родитель способен оценить по достоинству? Или он безнадежно ослеплен блеском пусть даже самой добротной, но мертвой лекции? А?
Мне кажется, что многие учителя так или иначе находятся в этой растяжке. Разве ты в ней не находишься?
О.П. Сейчас нет.
М.В. Не-е-ет? Давай возьмем формальный уровень знаний, умений и навыков твоих детей и третьеклассников самой обычной советской школы, допустим, шестидесятых годов. У кого он ниже? У нас, как ты помнишь, от зубов все отскакивало! (Другое дело – какая этому цена.)
О.П. Понимаешь, ведь и дети, и поколения очень разные. Смотря кого с кем сравнивать.
М.В. Возьмем Дашу и Гришу (бывшие ученики Марии Владимировны. – Прим. ред.). Проучились они у нас всю начальную школу и половину средней. И вот мы отдали их в гимназию – в совершенно другие, я бы сказала, жестокие обстоятельства. Прошел год. Мучились они совсем недолго. А быстренько сориентировались и стали теперь пахать в этом направлении. Все у них получается. Они вклеились и в информационную структуру, и в другой уклад жизни.
Так что же нам, учителям, надо стараться делать? Давать объем знаний? Или то, что помогает детям «вклеиваться»?.. Но как? И что это вообще за зверь такой?
О.П. Я сама не умею «вклеиваться в структуру» и поэтому не знаю, могу ли этому научить. Моя задача – это все-таки объем. Я другое не умею.
М.В. Ты социоигровой учитель. Так? У тебя социоигровой класс. Так? И при этом ты говоришь, что ничего не умеешь, кроме как давать объем знаний? Более того, еще и цель в этом видишь. Поздравляю. На этом самом месте, диаметрально противоположном целям и задачам социоигровой педагогики, и закончим. Ни-и-каких противоречий!.. Так-таки никаких?
Я специально огрубляю. Хочу тебя заставить отвечать на мои грубые вопросы. Хочу сама научиться отвечать на грубые вопросы...
(Снова молчание.)

Слова, слова, слова...

О.П. Понятно, что ты меня пытаешься поймать на слове. Потому что тебя не раз ловили. И ты сама себя постоянно ловишь. Но что стоит за теми или иными словами? У нас с тобой одно и то же?
М.В. Не знаю... Объем знаний, объем знаний... Ну что ты прицепилась к объему знаний? Что это такое – объем знаний? И каких умений? Навыков чего, собственно? Речь идет об образовании? Или образование – это то, что остается после того, как забыл объем знаний, полученных в школе?
О.П. Одно я знаю точно: эти самые объемы знаний, умений и навыков достигаются в процессе Бог знает чего...
М.В. Слу-у-шай! Так этот самый процесс и есть социоигровая стилистика! Не мешать тому, что один Бог знает, как и когда произойдет!
О.П. Вот и договорились. Пойдем-ка, Маш, по домам. Утро вечера мудренее.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"