Владимир Марков
История русского футуризма
Первыми историографами
футуризма были… сами футуристы: в конце 20-х
неистовый Алексей Крученых написал верлибром (!)
историю легендарной группы «Гилея». В 30-е годы
некоторые отечественные литературоведы
задумывали исследования об истории движения, но
тема «левого искусства» становилась все более
несозвучной времени, и замыслы остались
нереализованными.
После Второй мировой войны на Запад выехало
немало писателей и литературоведов, чья юность
совпала со временем становления русского
авангарда. Один из эмигрантов «второй волны»,
поэт и ученый-славист, профессор Калифорнийского
университета в Лос-Анджелесе Владимир Марков,
стал крупнейшим зарубежным исследователем
футуризма. Его книга по истории легендарного
движения, вышедшая на английском языке в США
тридцать лет назад, фактически заново открыла
миру русский авангард. Марков первым создал
единую историю возникновения и развития
футуризма в России с 1908 по 1921 год. Теперь это
исследование впервые полностью издано в русском
переводе – в год 80-летнего юбилея автора.
Характерная черта этой книги – почти полное
отсутствие в ней какой-либо «теории»,
аналитических рассуждений и определений. Жанр
книги, по авторскому определению, близок к
аннотированной хронологической библиографии.
При работе над книгой Марков, по собственному
признанию, «предпочитал собирать факты и
излагать тексты, уподобившись человеку, который
по очереди снимает книги с книжной полки и честно
пересказывает то, что в них написано». Метод,
следует признать, вполне оправданный: ведь
писалась книга для американской аудитории на
малоизученную к тому времени тему.
Книга Маркова интересна прежде всего своей
универсальностью. Автор стремился охватить все
факты, все имена, все течения и «фракции»
русского футуризма, все значительные отклики в
прессе и даже наиболее характерные подражания,
пародии и мистификации. Рассказывает он и об
экспансии футуризма в живопись, театр, музыку,
кино, книжное искусство, политику… Не оставлен
без внимания и «футуристический гардероб»:
желтая кофта Маяковского, лоскутный жилет и
цилиндр Давида Бурлюка, парижский костюм цвета
какао Василия Каменского. Стиль книги не ровен:
он то академически строг, то вдохновенно
импрессионистичен. Вот, к примеру, о Северянине:
«В поэзии он был гурман и денди, разбил немало
нежных сердец и получал груды писем в
благоухающих конвертах. Он пил шампанское из
лилий, а героини его стихов отдавались ему на
коврах из ландышей». А упоминая в примечаниях,
что разные источники указывают не менее четырех
мест рождения Давида Бурлюка, Марков не без
лукавства констатирует: «Среди русских поэтов он
ближе всех в этом отношении к Гомеру».
|