Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №60/2000

Вторая тетрадь. Школьное дело


Алла МИХАЙЛОВА

Две стороны Луны

Две силы искусства, полярные заряды некоего энергетического потока, – воспроизведение и пересоздание реальности... Об этом думалось жарким летним днем в залах Музея изобразительных искусств имени Пушкина и на его парадной лестнице, ведущей в Белый зал с ротондой. Там устраиваются обычно самые престижные выставки. Сегодня этот зал отдан произведениям Бориса Мессерера, а на галереях разместилась выставка фотохудожников США и СССР под названием “Пропаганда и мечты”. Вероятно, одновременный показ именно этих выставок – случайность, но более контрастного проявления художественной деятельности трудно себе представить. И почему-то хочется эти две экспозиции сравнивать, соотносить. Словно они сами об этом просят...

Самая известная сторона творчества Бориса Мессерера – сценография (более 100 спектаклей на крупнейших сценах страны, сотрудничество с лучшими нашими режиссерами, узнаваемый стиль...). На этой выставке ни одной театральной работы автор не показал. Не захотел. Захотел другого – представить себя как художника более широкого диапазона. Станковиста (но оригинального). Инсталлятора (но особенного). И это удалось.
Внетеатральной деятельностью Б.Мессерер занимается уже давно. Несколько лет назад впервые показал свои станковые композиции. Много сделал в области выставочного дизайна, книжной графики. Он действительно художник полного диапазона. И тем не менее во всех его работах ощутимо присутствует игровое начало, театральность. Игры с темой (“Танцы в стиле ретро”), игры с объектами изображения (двуручные пилы, фрезы, керосиновые лампы), с объектами памяти (мир Венедикта Ерофеева, которому посвящена центральная инсталляция из ящиков, бутылок и свечей, где хоть сейчас играй спектакль).
Чуть было не написала: “игры с техникой” , но вовремя остановилась. Здесь не игра. Здесь изобретательство плюс напряженный труд ради того, чтобы создать неожиданный эффект высокой эстетизации самой что ни на есть “низовой” вещи – ножовки, утюга, фрезы, мотка проволоки, старого ящика, керосиновой лампы. Из них он творит классически уравновешенные, величественные и очень красивые натюрморты, где успех в равной доле приносят композиционное мастерство, изощренное чувство ритма и изобретенная им техника цветного многослойного офорта. Мессерер изготавливает эти огромные композиции на придуманном и построенном им специальном станке, позволяющем осуществить несколько цветовых и фактурных “прогонов”, используя разнообразные шаблоны, трафареты, сетки, особую бумагу и тому подобное.
Когда листаешь великолепно изданный буклет-каталог выставки, поначалу удивляешься его несколько рекламному характеру, обилию восторженных отзывов и фотографий, где художник запечатлен рядом со знаменитейшими писателями, музыкантами, режиссерами. “Зачем это ему, – думаешь, – ведь и без этого гарнира видно, что человек делает хорошее искусство”. Но потом понимаешь, что составители правы. Потому что мастерская Бориса Мессерера на Поварской не только место, где создаются офорты и стоит знаменитый станок, но и притягательный центр, куда тянутся люди искусства, где весело и свободно, где происходили разные хепенинги и перформансы, где некогда создавался знаменитый альманах “Метрополь”... Когда-то Мессерера называли “король богемы”. Теперь он светский лев, непременный участник престижных тусовок и всяческих презентаций, академик, член всевозможных комиссий и комитетов. И при всей этой жизни – великий трудяга, настоящий художник. Это надо уметь.
А на галереях музея шла совсем другая жизнь. И лица у зрителей совсем другие. Из Белого зала, где искусство Мессерера предлагало удивляться и восхищаться, люди попадали во власть искусства, требующего размышлять и сострадать.
Если кто-то еще и сомневается, может ли быть фотография искусством, пусть приходит на выставку “Пропаганда и мечты. Фотография 1930-х годов в СССР и США”.
Первые отклики в нашей прессе касаются преимущественно ее идеологического аспекта и дружно утверждают, что в этой части выиграли американцы. Дело в том, что фотографы двух стран действительно выполняли идеологические заказы, работали в пропагандистских целях. Но и цели были очень разные, и отношение к ним отличалось. Американские фотохудожники снимали (по заданию правительства) трагические последствия Великой депрессии. Наши (по заданию редакций) – победную поступь коллективизации и индустриализации. Цель американцев – убедить руководство своей страны оказать немедленную помощь разорившимся фермерам, многодетным семьям безработных. Задача советских фотомастеров – показать то новое, что пришло в жизнь народа, убедить, что это новое прекрасно, что “еще немного, еще чуть-чуть” – и жизнь каждого гражданина в СССР станет счастливой и радостной. Но грешно было бы упрекать американцев, что они искусственно нагнетали трагизм, а наших фотографов – что они фальсифицировали счастье рабочей семьи, въезжающей в новую квартиру, или подделывали индустриальную мощь Магнитки. Те, чьи работы представлены на выставке, были художниками. Они умели видеть и выражать. И владели техникой своего искусства. Не зря на “Автопортрете” американского мастера Артура Ротштейна почти весь лист занимает “портрет” фотокамеры, направленной на зрителя, а за ним – только глаз фотографа. Поражает композиционное мастерство фотохудожников 30-х годов – Александра Родченко, Бориса Игнатовича – у нас, Рассела Ли, Бен Шаана – у них. И уровень владения искусством светописи. Но более всего привлекает человечность их искусства.
Да, социальный заказ. Да, правительственная программа. Но какие бы программы ни существовали, не любя человека, не сострадая ему, невозможно создать серию глубоко трагических портретов переселенцев (работы Деборы Ланг) или показать абсолютную, но достойную бедность семьи уборщицы (серия Уолкера Эванса). Не сострадая, не любя, не выразишь трагизм наступившего голода – иссохшая земля, чахлое жнивье и несколько фигур женщин в белом, собирающих редкие колоски в передники... Это уже наша земля, наше горе (“Сбор колосков”, 1932 год, автор неизвестен). К тому же только мы знаем, что было потом за утаенные колоски... Интересно, была ли напечатана где-то эта фотография?
В нашей экспозиции много великолепных по композиции работ, связанных с индустриализацией. Но показан и огромный пласт неприкрашенного быта. Много вдохновенных лиц, но присутствует и юмор (“Отдых в Крыму”). Впрочем, то, что сейчас кажется смешным, в те годы задумывалось на полном серьезе и воспринималось без юмора (фотоплакат Веры Гицевич “Комсомольцы и пионеры! Разводите кроликов!”). Не знаю, как у американцев, а у нас эта выставка оживляет то, что называется исторической памятью (или “зудом переоценок”?). А может быть, этому способствовал долгий путь по парадной лестнице Музея изобразительных искусств, которая вела на выставку Бориса Мессерера, а привела в совсем иной мир. Но может ли быть по-другому, если вам показали две стороны Луны одновременно...


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru