Поздравляем Юрия Роста
с днем рождения!
Еще год назад мы ездили за овощами в
Новомихайловку. Она в двадцати километрах от нас
и совсем недалеко от знаменитого лагеря
“Орленок”. В тамошнем овощном магазинчике все
стоило раза в полтора дешевле. Но дело было даже
не в деньгах. Дело было в Юзике. Так звали
продавца и хозяина.
Надо было видеть эти ценники: на каждый
овощ – свой стих. Надо было видеть и слышать, как
Юзик работает: эти величественные позы,
жонглирование корнеплодами, неповторимые
обращения к каждому, до кого доходила очередь (а
очередь к Юзику была всегда). Бесконечные рифмы
на подножную тематику и даже целые поэмы:
Я трудовым конем приду
на поэтическую площадь!..
Публика шаталась от хохота. Он
подбрасывал свеклу на ладони или встряхивал
пакет с морковкой и говорил, сколько это весит и
стоит.
Мы упивались Юзиком и бились в отчаянии:
эх, Юрия бы Роста сюда!
Только он, мы были уверены, способен приехать из
Москвы в Новомихайловку из-за скромного
работника торговли. Только он смог бы сделать
кадр, в котором звучал бы голос, слышались эти
вирши, политические памфлеты и производственные
характеристики прижимистых земляков. Только он
смог бы двумя словами рассказать о человеке, по-настоящему
чувствовавшем рынок еще “до рынка”.
Мы тянули резину:
нас усыпляло отсутствие седины в
шевелюре семидесятилетнего трибуна-кормильца.
Теперь Юзика нет. Но есть национальная должность
– Юрий Рост.
Он сам создал эту штатную единицу, и
теперь мы знаем: с гриппом – к врачу, с
наследством – к нотариусу, а с Юзиком – к Росту.
Дядя Гриша
Летом город нагревается за день, а ночью
отдает тепло. И запахи, которые были чем-то иным,
до того как мы их вдохнули, пугают своей
ненужностью. Это и не запахи вовсе. Зимой –
мокрые от химии морозные мостовые, белая соленая
грязь на обуви и одежде... Почти ничего
естественного. Все, что окружает горожан, вынуто
из земли, обработано по умению и сложено по вкусу
и моде. Рационально. Замученная механизмами
бывшая природа окружает нас и днем и ночью. Даже
деревья. Даже деревья и те растут не по радости, а
по уму.
Технологично живем. Хорошо. Одноразово.
Заменяемо. Без деталей и особенностей.
В Москве нет городских сумасшедших (или
они не отличимы от практически здоровых жителей),
рассосались чудаки и сумасброды – тоже
нетехнологичные в этой жизни. Неосмысленная
улыбка внутрь себя (без задачи кого-нибудь
унизить) – редкость. Я не скорблю о приметах
старого города. Лишь констатирую, что многие
исчезли бесследно, как будка чистильщика дяди
Гриши у магазина “Армения”. Он был
необязательной деталью городской жизни. Не
монумент чему-то или кому-то и не музей-квартира
скульптора, возле которой он обретался. Но без
него образ Пушкинской площади утратил почти
домашнее тепло.
Ты садился на детский стульчик, ставил
ногу на деревянный пьедестал с выемкой для
каблука, и он начинал. Сначала вставлял картонные
“щечки”, чтоб не испачкать ваксой носки, потом
немыслимой пышности (“из скунса – это такая
африканская обезьяна”) щетками смахивал пыль,
потом гуталином (“на три четверти заграничным”)
мазал без особой, впрочем, щедрости твои башмаки
и другими щетками, верно, уже из европейской
обезьяны, наводил колокольный блеск. При этом он
не без озорства оценивал правителей и
футболистов, тебя самого и известных артистов
кино. И женщин. Вообще. Как материю. Нет-нет, без
сальностей. Даже без слов. Одними бровями.
Видя, что его фотографируют, он иногда
принимал эдакие, знаете, позы, не прерывая
разговоров с прохожими. Напечатав как-то в газете
его карточку с доброжелательной подписью, я
пришел к будке. Дядя Гриша был холоден.
– Не ожидал от тебя, – сказал он грустно.
– Дружили. Ботинки тебе чистил ненашим кремом, а
ты так нехорошо поступил.
– Что ты, дядя Гриша, я же прославил тебя.
– Прославил... Начальница домой
позвонила. Вот, Гриша, говорит, куришь на рабочем
месте – фельетон про тебя в газете и напечатали.
– Читай сам, – я дал ему газету.
– Я еще не умею хорошо.
После совместной читки он повеселел
настолько, что подарил мне коричневые шнурки и
баночку гуталина – того самого на три четверти...
Дома я посмотрел на донышко и прочел то, что и
должен был прочесть: Мосбытхим ц. 12 к.
Теперь на месте дяди Гриши рекламная
тумба.
Площадь используется рационально.
|