«Прокуроров у нас хватит на всех. Не хватит учителей»

28 июня 1942 г., Валуйки

Первое, что нужно сразу же после вой­ны категорически изменить, – это всю систему школьного и дошкольного воспитания. Нужно пересмотреть и перетряхнуть ее сверху донизу.
У нас учитель в загоне. Жалкое его материальное и морально-правовое положение и ложная система воспитания – вот причина первая и главная всех трудностей, что выпали нам сейчас. Наших приумножаемых утрат, хаоса, слабости духа, – словом, всего того, что делает цену нашей победы много-намного большей, чем могло быть.
Прибитый, неинтеллигентный учитель – колоссальное зло нашего народа. Бесправный, неуважаемый, замаранный, малообразованный учитель и такой же малоразумный Наркомпрос со всем его авгиевым аппаратом не могут обеспечить государству красивую молодежь, какими бы совершенными ни были тезисы устремлений компартии.
Народный учитель, учитель народа – сердце и совесть села, образец и предмет подражания для ребенка, достойный, чистый, уважаемый родителями – нет, нет у нас народного учителя. Мы сделали из него бесправного прихлебателя какого угодно главы колхоза, любого начальственного дядьки, и потонула молодежь в неучености, бесхарактерности, безответственности.

12 июля 1942 г.

Посмотрю на пустыни, на кладбища, поплачу ли на руинах и пересчитаю миллионы утрат? А потом умру от горя, чтобы не видеть, как заселят тебя, мать моя Украина, чужими людьми, как будут карать твоих недобитков сынов и дочерей за немецкое ярмо, за каторжную работу в Германии, за то, что не умерли от голода и дождались нашего прихода.
Прокуроров у нас хватит на всех, не хватит учителей, ибо погибнут в армии, не хватит техников, трактористов, инженеров, агрономов. Они полягут на войне, а прокуроров, а следователей хватит. Все целые и здоровые, как медведи, и набили руку в холодной своей специальности. Напрактикованы лучше немцев ещё с тридцать седьмого года.

14 августа 1942 г., Москва

С кем ни пробовал я из «руководящих» людей говорить на тему народного учителя как главного де-факто виновника наших неудач – никто со мной не соглашается. Это еще раз меня убеждает, что я не ошибаюсь. Ведь если б они давно знали, что это так, то давным-давно упадок воспитания был бы выправлен и забыт.
…Пусть задумаются хоть немножко, пусть злятся, лаются, только б не молчали и не шептались по темным углам раздвоенной души.
Пройдет еще год войны. Страшнейший, кровавейший и голодный. Падет немецкий фашизм, завоевав всю Европу и нас, аж до Кавказа.
Мир будет удивлен нашей силой, и крепостью, и героизмом.
И сами мы забудем свою страшную и бесстыдную бестолочь, и неумение, и свои напрасные потери из-за дурости, темноты, сатрапства и подхалимства лукавого, и, выперев грудь, на костях миллионов погубленных наших людей будем верить, и хвастаться, и подводить под все выгодную диалектическую причинную базу, и будет все у нас по-старому, ибо мы сами уже давно не новы...

По книге: Олександр Довженко.
Щоденник (1941–1956). – Київ, 1995.
Перевод с украинского Андрея РУСАКОВА

№ 31, 32, 1999