Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №1/2009
Третья тетрадь
Детный мир

ЗНАКИ И СИМВОЛЫ ДЕТСТВА


Ключарева Наталья

Кто такой дед Пихто?

Об этом можно узнать в «Энциклопедическом словаре русского детства», составленном Сергеем Борисовым

Когда к нам в редакцию пришла посылка из города Шадринска, в которой лежали два увесистых тома «Энциклопедического словаря русского детства», мы все почувствовали себя одинаково: так, будто нашли клад. Точнее, он сам нас нашел. «Энциклопедический словарь русского детства» – это тысяча страниц, несколько тысяч словарных статей и аналогичное количество печатных и рукописных источников. «Словарь призван охватить собою по возможности все «единицы», «элементы», составлявшие в прошлом и составляющие в настоящем социально-культурную среду русского детства», – говорится в предисловии.

Работать с энциклопедией детства повезло мне. Впервые в жизни я прочитала словарь, как книгу: по порядку, страницу за страницей, оба тома. Читать было радостно и трудно.
Был праздник: внутренний, тихий. Праздник узнавания старых друзей. «Здравствуйте, пикульки из акации! – то и дело шептала я, растроганно улыбаясь. – Здравствуйте, человечки из репья! Здравствуйте, обведенные карандашом ладони! Здравствуй, веревочка с ключом на шее! Как я могла вас забыть?!»
Чтение растягивалось на дни и недели, обрастая плотным слоем размышлений, вопросов, неожиданных догадок. Где-то к середине первого тома я поняла, почему для описания детского миропонимания лучше всего подходит именно формат словаря.
Бесстрастный алфавитный порядок позволяет не выстраивать иерархию, не расставлять явления по возрастанию-убыванию значимости. В результате все оказывается равнозначным и одинаково важным – как в детстве.
Отразилось в словаре и особое детское отношение к вещам – пристальное и уважительное. Есть, например, отдельные статьи для ботиков, ботинок и сапожек, да еще и разделенные по десятилетиям. Взрослый бы сделал одну общую статью «Обувь» – ведь взрослое мышление имеет совсем другой масштаб, в котором такие детали попросту незаметны.
В детстве вещи не утилитарны. Это не служебные части быта, а полноправные участники бытия. Зачастую они ребенку даже ближе, чем люди. Люди носятся где-то наверху, в своем мире и ритме, а вещи можно притянуть к себе, втянуть в свою орбиту, рассмотреть, вникнуть.
Я, например, с поразительной отчетливостью помню свои детские игрушки, чашки, тарелки, трещины на ступеньках в подъезде (вернувшись в родной город через 12 лет отсутствия, я их узнала!), а люди в памяти почти не отпечатались – все размыто, расплывчато.
Я уже упоминала о детской поэзии, собранной в словаре. Но хочется сказать о ней отдельно. Читая все эти считалки, кричалки, дразнилки и переделки хрестоматийных стихов, я в который раз поражалась фантастичности детского мышления, на фоне которой даже такие чемпионы бессмыслицы, как Хармс и Введенский, выглядят вполне благоразумными и логичными авторами. «На Алтайских на горах / Жило много черепах. / Среди этих черепах / Был один святой монах». Взрослый едва ли способен перефантазировать ребенка.
Персонажи детской поэзии – это герои некой утраченной детской мифологии, которые когда-то имели каждый свою историю и судьбу. А что, если взять и попытаться придумать, кто такие, например, Сенька Полорот, Иван Капитан, Старик и Ангел из игры «Краски»? Из этого могла бы получиться забавная детская книжка. А еще интереснее было бы попросить объяснений у самих детей. Только представьте, с каким восторгом школьники писали бы сочинение на тему «Кто такой дед Пихто и почему он в курином пальто?». Вместо унылого «Как я провел лето». Это были бы совсем другие уроки литературы.
С помощью словаря можно перевернуть и преподавание истории. Здесь есть статьи, посвященные жизни детей во время оккупации и блокады, бегству детей на фронт и их участию в партизанской войне, детскому восприятию массовых репрессий.
Можно заставить школьника выучить даты всех основных сражений и фамилии великих полководцев, но все это забудется сразу после контрольной. Но если он прочитает, как его ровесники в блокадном Ленинграде варили кисель из земли, собранной на месте сгоревшего мучного склада, или за котелок солдатской похлебки пели песни немцам в оккупированном Харькове, – это останется с ним навсегда.
К тому же именно в детских воспоминаниях сохраняется больше всего мелочей и деталей, ускользающих от взрослого сознания, которые и создают неповторимую и неуловимую атмосферу времени.