«Сегодня мой сине-голубой шарф работает морем!»

С красным автобусом в руке

Сегодня ужасно холодно, все надели куртки – в Англии такое бывает этак в январе. О ледяная трава парка, о сверхъ­естественные нотки осени, о красные листья, которые так грязны!
И все-таки надо написать, что сегодня у меня был урок английского в новом первом классе. Сотый раз, наверное, начинаю с новыми детьми, но каждый раз вздыхаю так тяжело, язык становится таким тяжелым. Первые уроки – это как первые дни в колхозе на коллективной картошке.
Кстати, у нас теперь в 1–2 классах нет парт. Есть низенькие лавки и красные подушки, на которых детям полагается сидеть. Сама я еще не очень приноровилась, поэтому стою перед детьми на коленях, подоткнув юбку под коленки, чтобы быть примерно на одном уровне с ними. Зато среди всего этого очень удобно проползти куда-нибудь. И теперь меня смешат мои фразы: Л., стафф энд, плиз, сит хиа – ниа ми – на первую... дэск. Нет, бэнч. Л. послушно берет сумку, мелки, альбом и переползает через скамейки вперед, волоча за собой красную подушку.
На моем уроке в первом классе их учительницу смешило, когда я сидела на полу и проделывала «round-round-round», отталкиваясь ногой и размахивая в воздухе красным автобусом, крепко зажатым в руке. Ученик М. (понимающе):
– По воздуху летает?
– Нет, он по земле, это чтобы вам лучше видно было, – совершенно серьезно ответила я.
После урока учительница, разглядывая художества своих детей, спросила:
– Ах, чей такой хороший рисуночек?
– Это? М.! С божьей помощью.
– Понятно, это ваша помощь с участием М.!
Да, я подходила и помогала. А что?
Из разговоров про новеньких:
– Как вам второй класс? Меня тревожит Д. Какой-то он странный...
– Да ну? Д. – самое то. Вот Т.!
– Что Т.?
– А он открыл английскую булавку и колол И. Сперва я не могла понять, почему он все время подпрыгивает. Потом я добралась до Т. и говорю: так, новенький, отдавай мне орудие убийства. Прыгать все перестали, но Т. затаился. Жду.
Второй класс непрост:
– Мисс Энни, вот вы же англичанка, да?
– May be...
– Но меня удивляет одно: где вы так хорошо научились говорить по-русски?

Замуж за Грибоедова

Я постояла на пороге, а потом прыгнула с десятиметровой вышки, вошла в 9-й. Если бы я подольше постояла и покачалась на пятках, я бы вообще туда не зашла. Потому что это самый страшный момент, когда стоишь у доски. На линии огня.
На волне успехов в младших классах я обычно вплываю к ним счастливая и молодая и тут же старею. Сами посудите. Там: «Мисс Энни, я налисовал осьминога октопуса, у него кофе, толтики, и это подводная вечелинка» – а тут смерть Грибоедова и Тегеран.
Но вот я уже вижу клетчатые тапочки у парты.
– Чьи тапочки? – с интересом спрашиваю. Возникает В.:
– Мои, просто я в носках!
– Ну хорошо... начнем.
Мои ученицы, как оказалось, десять раз подумали бы, выходить замуж за Грибоедова или нет, ехать ли с ним в Персию? Тогда как я бы сразу сказала: да! Не задумываясь.
Встает А. и сухо говорит, что любви вообще не бывает, Грибоедов женился на Чавчавадзе из корысти. «Он в нее влюбился», – тихо и твердо говорю я. «Это тоже возможно», – пытается рассудить нас В. И тут вдруг кто-то: а помните, как Аладдин, такой, короче, бежит от стражников – прыгает со стены, оборачивается к принцессе Жасмин, протягивает руку и спрашивает...
– Ты мне доверяешь? – хором отвечают девятиклассницы.
Они смотрели «Аладдина»! Я ликую, все же есть общие точки.
Ученик Б. дал мне почитать свою любимую книгу, дома я буквально на минутку прилегла с ней… и заснула! Заснула через пару сотен страниц! Нет нужды объяснять, что отрубилась я на самом захватывающем месте, где главный герой получит либо принцессу, либо – чем-то тяжелым по голове. Боже, какие хорошие и незамутненные люди читают такие книги! Я же испорчена сложностями.

Про цветы и художества – мимолетно

На рынке появились пламенеющие тыквы, светящие из всех углов, люди вспомнили про шарфы, шапки и осеннюю обувь, а георгины, размером с арбуз, отошли и вызвали тем самым легкую грусть. Петуньи доверчиво выставили свои зеленые зонтики листьев и смотрят ими удивленно с еще вполне изумрудных газонов. И каждый цветок хочется накрыть, уберечь или согреть дыханием.
В начале года всех детей объединяет недоверчивость. И только самые-самые маленькие ведут себя так естественно, как будто мы расстались вчера. Завидую этой легкости, которой сама не обладаю. Когда какой-нибудь смелый ребенок обнимает тебя, заняв все пространство, остальные смотрят на него так, как я сама смотрела в детстве – с легкой завистью, неприязнью и недоумением – я бы тоже так могла! Но я не могу.
На днях меня настиг З. из пятого класса:
– Ой! Здравствуйте! А когда у нас будет английский?
– Не будет, все! Вы уже закончили начальную школу, поздравляю! – И я показала ему «победу». Он бодренько сделал «йоу» в ответ, но обеспокоился. Остался стоять «как громом пораженный». Я почувствовала себя Татьяной Лариной и ловко выскочила за дверь школы.
Да, сегодня мой сине-голубой шарф работает морем: в уголке кабинета под ним лежат рыбы. Ничего особенного. Моя подруга видела в школе Гамбурга, как учительница, войдя в класс и мимоходом взглянув в сиротливо-пустой Уголок, продолжая разговор, сняла свой шарфик, слегка скрутила его в спираль, распластала на столике и рассыпала на нем кленовые листья, которые подобрала по дороге. Это у нее был Столик времен года.
А пятница видится островом непрерывного счастья. Сегодня я уже прикрикнула на любимый третий класс. Прощаясь, они смотрели огромными глазами, и мне казалось, что мы все равно едины, просто на уроке я что-то подохрипла и подустала. И глаза у меня в разные стороны, как у козы: я все время пытаюсь смотреть на два крайних ряда одновременно, а вижу только средний. И мне стало очень жалко тех детей, которые не шумели…