Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №13/2006

Вторая тетрадь. Школьное дело
Симон СОЛОВЕЙЧИК
статьи разных лет
часть первая

Из статьи в журнале «Семья и школа», 1971 год, № 1
 

Заветные мысли Ушинского

…Вот, наверное, действительно главное – и самое общее, – что сделал Ушинский для педагогики: он вывел ее из узкоремесленных, цеховых рамок на широкий простор жизни. Для Ушинского педагогика – не набор правил обращения с воспитанником, а форма народной жизни, жизни общества. Вновь и вновь повторяет он любимую свою мысль: «...Где нет общественного мнения о воспитании, там нет и общественного воспитания, хотя может быть множество общественных учебных заведений». У школы нет каких-то узких специальных целей, ее цель – «приблизить человека к человеческому назначению» (таким образом, цель школы и цель всего общества – одна).
Ушинский стал педагогом задолго до того, как он сам это узнал о себе, и до того, как о нем это узнали другие. Он писал о музее, о сборнике «Магазин землеведения...» – о чем только не писал он в молодости в поисках заработка, но и в этих первых его статьях мы четко обнаруживаем те самые идеи, которые впоследствии станут важнейшими идеями его специально педагогических статей: Ушинский шел к педагогике от жизни, с высот общечеловеческой культуры, с высот мировой истории и стремился поднять педагогику до этого уровня высокой жизни, до этих общечеловеческих задач. Вряд ли кто-нибудь придавал больше значения педагогике, чем Ушинский, но он отчетливо сознавал: «Общественное воспитание не решает само вопросов жизни и не ведет за собой истории, но следует за ней. Не педагогика и не педагог, но сам народ и его великие люди прокладывают дорогу в будущее: воспитание только идет по этой дороге и, действуя заодно с другими общественными силами, помогает идти по ней отдельным личностям и новым поколениям». Здесь не умаление роли педагогики, а возвышение ее: работа воспитателей в глазах Ушинского имеет смысл лишь тогда, когда они ведут людей по «дороге в будущее», а не погрязают в трудностях надзора за детьми и спрашивания уроков.

Но что могут сделать воспитание и воспитатель? Есть ли у них сила воспитывать?
Семь лет работы с детьми (да еще два года преподавания студентам в лицее) позволяют Ушинскому, оставаясь на самых больших высотах мировой науки, видеть педагогику в ее практическом преломлении. «Как бы ни были чисты и возвышенны цели воспитания, оно должно еще иметь силу, чтобы достичь этих целей...» Без этой силы «школа является декорациями, закрывающими от непосвященных пробел в общественном воспитании, подобно тем картонным деревьям, которыми закрываются пустые места на театральной сцене». Если воспитательная сила заведения растет, то «таким заведением надобно дорожить, как особенною милостью божьей: его лелеять и беречь как дорогое многоплодное растение...»
Сила воспитания... Что это такое? Откуда она берется? В чем выражается? От чего зависит? Чем поддерживается? Вопросов можно поставить десятки: признаться, мы сегодня, через сто лет после Ушинского, как-то позабыли об этом педагогическом явлении. «Сила воспитания», «дух школы» – понятия вроде бы эфемерные, неуловимые, неизмеряемые, о них неловко писать в отчетах, о них не говорят при оценке и сравнении школ. Ушинский не дает определений: есть такие явления (и в воспитании их больше, чем в другой какой-нибудь сфере), которые понимаешь сразу, а определить затруднительно. Может, именно поэтому в наше время, когда все, завидуя математике, стремятся к точности, к перечислению пунктов, к «вычленению» (есть такой термин в педагогике) – и остаются в тени явления неясные, неочерченные, даже если они – самые важные в живой действительности.
В чем же все-таки состоит сила воспитания?
Вот как рассуждает Ушинский. Характер человека, говорит он, слагается всегда из двух взаимодействующих элементов: из природного и духовного, «вырабатывающегося в жизни, под влиянием воспитания и обстоятельств».

«Если мы идем против наших природных наклонностей, как ленив, неповоротлив и упрям делается наш организм!» Что же делать воспитателю, которому часто приходится идти именно против природных наклонностей ребенка, преодолевая лень, неповоротливость и упрямство его «организма»? Сегодня говорят: надо изучать эти индивидуальные особенности (то бишь «природные склонности»). Кто не слыхал об этой аксиоме – учитель должен глубоко изучать ребенка? В этом, считается, корень его, учителя, успеха.
Но Ушинский слишком хорошо знает реальную практику школьной жизни, чтобы предъявлять учителю такое невыполнимое требование. «Легко сказать воспитателю – изучайте характер ваших воспитанников, пользуйтесь их добрыми наклонностями... Такое требование может только высказываться на торжественных актах, вместе с прочими фразами, не имеющими никакого практического значения, но на деле выполнение его в общественных заведениях оказывается невозможным. Все мы очень хорошо знаем, что не всякий воспитатель – Песталоцци и что известная масса воспитателей требуется для ежегодно приливающих новых поколений».
Итак, требовать изучения природных наклонностей – легко, но, увы, эти требования так и остаются благими пожеланиями... Изучать детей надо, знать их физиологию и психологию – необходимо, но невозможно, невозможно в практической работе учесть тысячи мелких, но важных деталей детских характеров.
Где же выход?
Коль скоро в школе учитель не может действовать, применяясь к каждому отдельному ученику, Ушинский честно признает это, значит, и учебное заведение не должно уподобляться отдельно взятому учителю, и в училищах надо опираться на что-то такое, на что дей-
ствительно можно опереться в школе, – на что-то общее.
Ушинский закладывает основы воспитания в массовой школе.
В школе, говорит он, должен быть общий дух, какая-то общая атмосфера воспитания – с тем, чтобы всякий ребенок, попадая в эту атмосферу, невольно подчинялся ей. Здесь идет речь не о муштре, не о приведении всех к общему знаменателю, а именно о влиянии общего благородного духа школы. «Воспитывается человек в молодости примером, умным, обдуманным руководством... духом семейным, духом школы и, наконец, духом того общества, в котором человеку приходится жить». Но дух этот, разумеется, не в стенах школы – он в воспитателях, учителях, администрации, он в порядках школы, в ее идеалах (если они есть), в степени воодушевления учителей, в стиле обращения с учениками, в мере требовательности, в авторитете учителей – во всем, что и создает силу воспитания.
Откуда этот дух, атмосфера, откуда берется сила воспитания? Только от личности воспитателя, считает Ушинский, и тут он непоколебим, он вновь и вновь возвращается к одной и той же мысли, высказанной впервые в ранней статье в «Современнике», касающейся истории французской эскадры в Средиземном море: «Мы учимся тремя путями: или путем опыта и собственного наблюдения – путем, ведущим к прочным, но скудным результатам, для которого жизнь человеческая слишком коротка; или нас учат другие: этим путем мы приобретаем менее, чем обыкновенно полагают; или, наконец, мы учимся, подчиняясь бессознательно влиянию сильнейших, уже образовавшихся характеров. Образование, передаваемое этим последним путем, едва ли не самым быстрым, ведет к изумительным результатам. Оно действует не на ум человека, медленно усваивающий новое, но на самый центр человеческой природы, на тот таинственный узел, которым связывается душа и тело, так что человек начинает радикально изменяться, прежде нежели сам подметит в себе эту перемену».

…Всякий раз, когда мы узнаем о какой-то прекрасной школе – мы всегда находим в ней и славного учителя. В мировой истории педагогики было много всяких опытов, но что-то не слыхать, чтобы какому-то безвольному, бесхарактерному и заурядному человеку удалось добиться блестящих результатов в воспитании... Вот это было бы действительно переворотом в науке! Но, к счастью, такой переворот не угрожает.
Вот составные той силы, которая придает действенность воспитанию: общий дух школы и воля учителя, его убежденность, ум.
Но этого мало. Все-таки остается открытым вопрос: как воспитывать детей, не имея возможности до конца вникать во все свойства их характеров? На что должна действовать в душе ученика воспитательная сила, к какой точке должна быть она приложена?

«Есть одна только общая для всех прирожденная наклонность, на которую всегда может рассчитывать воспитание, – пишет Ушинский, – это то, что мы называем народностью. Как нет человека без самолюбия, так нет человека без любви к отечеству, и эта любовь дает воспитанию верный ключ к сердцу человека... Вот основание того убеждения, что воспитание, если оно не хочет быть бессильным, должно быть народным».
Кажется, нет статьи об Ушинском, в которой не приводились бы эти слова: «Воспитание, если оно не хочет быть бессильным, должно быть народным». Но не потому только Ушинский ратовал за «народность», что он был патриот, а потому, что он был педагог и не видел другой реальной возможности влиять сразу на многих учеников. И рядом с «народ-
ностью» он ставит христианскую религию и науку. Вот три «основы», опираясь на которые учитель может придать воспитанию необходимую силу. Обращение к религии не должно смутить нас: в прошлом веке почти все педагоги считали, что внерелигиозное воспитание вообще невозможно. Религия была своеобразной формой идейности, только через религию обычный человек мог приобщаться к духовным высотам своего времени.
Что же касается третьей основы воспитания, науки, то, хотя Ушинский говорил о ней в самых восторженных словах, – в оценке ее воспитывающей силы Ушинский весьма и весьма осторожен. «Наука не должна быть смешиваема с воспитанием, – писал он. – Учение само по себе становится воспитанием только тогда, когда достигает высшей области науки, входит в мир идеи и вносит эту идею через разум в сердце человека. Только на этой ученой, а не учебной ступени наука приобретает нравственную силу, и часто такую силу, что может даже исправить недостаток первоначального воспитания, дать человеку новый
принцип жизни, совершенно обновить его. Но до той высоты науки добираются немногие; большинство же останавливается или на половине дороги, или в самом ее начале. Человек может знать тригонометрию, болтать на двух и даже трех языках, зазубрить исторический и географический учебник, выучиться даже отлично строчить бумаги, – и остаться человеком вполне безнравственным: наука еще и не дохнула на него...»
Это предупреждение Ушинского сегодня может быть воспринято с некоторым недовольством: наука в последние десятилетия одержала такие победы, что стало казаться, будто она «все может», что технические знания сами по себе определяют высокую нравственность и что противоречия между знанием и нравственностью отошли в область предания. Однако на самом деле, как и прежде, как и во времена Ушинского, «технические» знания сами по себе не имеют воспитательной силы, и забывать об этом – значит выпускать из школы невоспитанных людей.
Не просто знания, а обаяние высокой науки, притягательная ее сила – вот что имеет воспитательную силу, вот что поможет ученику «полюбить идею и истину больше, чем деньги, карты и вино, и ставить духовные наслаждения выше телесных, духовные достоинства выше случайных преимуществ»…


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru