Никогда нельзя понять другого человека, другое время, даже собственную жизнь, оглядываясь назад.
Но важно иметь возможность слышать это другое время, иметь доступ к разным воспоминаниям, мыслям современников и свидетельствам очевидцев.
Тогда учитель превращается в своеобразного хранителя древностей, предлагающего разные источники знаний для личного осмысления, чтобы уже выстраивать историю в себе. А если прошлое недостаточно осмыслено, притом с разных сторон, то будущее, ежесекундно становящееся прошлым, только добавляет неразберихи в собственные поступки.
Если же проработано, то становится внутренним голосом будущего и его достоверным путеводителем.

Пора сказать обществу правду...

С этого призыва дважды за последние пятьдесят лет власть начинала пересмотр своего недавнего прошлого. И всякий раз прошлое оказывалось сильнее

25февраля 1956 года состоялся знаменитый доклад Н.С.Хрущева «О культе личности». После XX съезда советское общество впервые за сорок лет существования осваивало опыт пересмотра своего недавнего прошлого. Это не было похоже на дискуссию о профсоюзах в двадцатые годы, спор о НЭПе или обсуждение «головокружения от успехов». Это было головокружение от части правды, которую узнали люди о власти и самих себе. И ужаснулись. Это был шок, растерянность и гнев. Гнев, направленный против тех, кого в очередной раз назвали их врагами. И против обвинителей. Но и только. Ибо им не предлагали серьезно задуматься, почему так произошло, а в очередной раз предписывали усвоить новые догматы веры.
Вообще оба советских опыта переосмысления истории – Оттепель и Перестройка – первоначально имели почти религиозный характер. Как каждая из существующих христианских конфессий претендует на наиболее точное исповедание учения Христа, а каждое новое учение призывает очистить веру, так Оттепель и Перестройка начались с призыва вернуться к истокам, к чистому ленинскому учению, якобы впоследствии искаженному. Доклад Хрущева, с которого началось разоблачение сталинизма, для его автора был неким неизбежным злом в борьбе за власть. Доклад, мыслившийся изначально закрытым, должен был стать способом проверки лояльности новому руководству и лично Хрущеву. В этом отношении антисталинский доклад находился вполне в русле сталинских методов борьбы за власть. Не случайно вскоре вновь начались аресты недовольных: за 1957–1958 гг. в тюрьмы и лагеря были отправлены 4,5 тысячи человек. Всего в хрущевскую эпоху по 70-й статье УК РСФСР – «за антисоветскую агитацию и пропаганду» было осуждено более 5700 человек. Конечно, несравнимо меньше, чем при Сталине, но почти втрое больше, чем при Брежневе.
Впоследствии и сам Хрущев, по крайней мере по официальной версии, пал жертвой «возвращения к истокам»: сообщалось, что он «отошел от ленинских принципов коллективного руководства».
…Но тем не менее доклад на XX съезде был своеобразным гуманитарным подвигом. Началась массовая реабилитация: из тюрем, лагерей и ссылок были освобождены 530 тысяч человек.
Появилось целое поколение людей («шестидесятники»), которые уже думали иначе, у которых сформировался критический взгляд на нашу историю. Они пошли значительно дальше, чем инициаторы «управляемой ревизии». Тем более что пересмотр в заданных параметрах – это не переосмысление, а еще одна разновидность фальсификации. Ибо переосмысление истории – это, собственно, и есть самостоятельное ее осмысление. Конечно же оно не может происходить без гнева и пристрастия. Потому что это не прерогатива профессиональных историков или даже более широкой части образованного общества. Переосмысление истории, как массовый общественный, гражданский акт, – это все равно сначала ее переживание, эмоционально-нравственное состояние и уже потом попытка «объективно разобраться».
Переосмысление – это всегда критический взгляд на то, что было и есть. Любой другой – конъюнктурное переписывание истории в интересах власти.
Притом хотеть сказать правду и быть вынужденным сказать часть ее – разные вещи.
Что касается хрущевского доклада, то это как раз и была та самая «часть». Так что важнейшим вопросом переосмысления истории является: кто и по каким причинам начинает процесс переоценки, пересмотра, ревизии устоявших представлений о недавнем или даже давнем прошлом.
Вероятнее всего почти то же самое, что имеет отношение к Оттепели и Хрущеву, относится к Перестройке и Горбачеву.
Но Перестройка оказалась более глубинным явлением, причем глубинным настолько, что привела к пересмотру не только «искажений», но и того, что «искажалось». Это ее ключевое отличие от Оттепели. Однако в обоих случаях, и это показательно, динамику общественной жизни определяли перипетии борьбы внутри высшего руководства страны, а не наоборот.
Любопытно, что на теме переосмысления, особенно в последнее время, любят спекулировать сегодняшние сталинисты, неустанно повторяя: пора сказать обществу «правду» о Сталине. К сожалению, к такому «переосмыслению» общество, похоже, готово куда больше. В первую очередь потому, что в сознании россиян победа в Великой Отечественной войне связывается с деятельностью Сталина. По формуле: «Да, конечно, было плохо и тяжело, но победили ли бы без него фашизм?» Кроме того, осуждение сталинизма кажется многим кощунственным, вызывая ассоциации с Нюрнбергским процессом. Оно якобы приравнивает страну к нацистской Германии. Со всей очевидностью эта точка зрения демонстрирует нежелание российских парламентариев поддержать недавнюю резолюцию ПАСЕ, осуждающую преступления коммунистических режимов. Комментируя свою позицию, депутаты отмечали, что резолюция направлена против России. Позиция небезосновательная. Точнее, эмоционально понятная. Когда началась Перестройка и СССР стал медленно и целенаправленно двигаться в сторону осознания своей истории и признания ее темных пятен, Запад воспринимал это на ура и всячески поздравлял нас с нравственными победами. А мы еще раз осудили сталинские репрессии, потом признали ленинские ошибки, далее – секретные протоколы Молотова–Риббентропа, Катынь, осудили уже тоталитарное прошлое в целом, дали возможность произойти бархатным революциям в Восточной Европе. И вдруг… из победителей превратились в побежденных. Наша мужественная вселенская исповедь и благородное поведение сочли за последствия проигрыша в холодной войне и превосходство другой системы. Нас, оказывается, вынудили так себя вести, заставили. А вот этого мы не потерпим. Энтузиазм самокритики сразу пропал, мы снова замкнулись, появилась традиционная настороженность и предубежденность против «наших партнеров». Каждый выпад против отечественной истории, пусть хоть трижды справедливый, снова воспринимается как выпад против России в целом.
Так что переосмысление истории – это переход из стабильного или застойного состояния общества во взрывоопасное, подогретое. Когда в историю начинает сильно вмешиваться политика. Когда все происходит не столько критично, сколько эмоционально. Потому что для большинства людей недавнее прошлое – их жизнь. А не альбом с картинками, которые можно быстро пересмотреть.

Пересмотр истории в заданных параметрах – это не переосмысление, а еще одна разновидностьее фальсификации

Счет к истории
У каждой страны, прошедшей через тоталитаризм, он свой

Фигура умолчания
В Испании переход к демократии осуществлялся на основе продуманной стратегии, исключавшей оглядки назад, борьбу с прошлым или его «осмысление». Несомненно, поначалу Испания переживала бурный всплеск интереса к недавней истории, но при этом в ней не было ни судебных процессов над франкистскими лидерами, ни чисток, ни комиссий по установлению истины.
Нечто аналогичное происходило в посткоммунистической Польше. В послевоенной Западной Германии практиковался “сознательный отказ говорить” о преступлениях и ужасах нацистского периода в политической жизни, в школах и, самое главное, в семьях.

Судебное преследование
После объединения Германии были осуждены несколько главных деятелей восточногерманской диктатуры, а также пограничники, охранявшие границу с ФРГ, – за стрельбу в людей, пытавшихся бежать из Восточной Германии. Однако в большинстве случаев (даже в Германии) обвинения предъявлялись на основе произвольных и политически мотивированных критериев.
В Венгрии было объявлено, что некоторые деяния, совершенные при коммунистической власти, относятся к разрядам преступлений, осужденных во время Нюрнбергского процесса (“преступлений против человечества”, “военных преступлений”), и что данные положения были действительны и в то время, поскольку составляли часть международного права, а соответственно подсудны.

Презумпция виновности
Парламент Чехословакии осенью 1991 года принял поистине драконовский закон, объявлявший, что целые категории людей, включая высших партийных функционеров, работников народной милиции, осведомителей и так называемых “сознательных сотрудников” службы государственной безопасности, должны быть изгнаны с государственной службы. Чешская Республика после распада Чехословакии продолжала начатую политику, слегка ее видоизменив, а Словакия фактически от нее отказалась. Нельзя отрицать, что этот процесс оставил за бортом общественной жизни многих безусловно скомпрометировавших себя лиц в Чехии, однако принятые вначале законодательные положения были настолько жесткими, а сама процедура настолько несправедливой, что, по существу, человека сначала признавали виновным и лишь затем, при удачном стечении обстоятельств, могли установить его невиновность.
Более мягкие законы о люстрации впоследствии приняли Германия, Венгрия и Польша.

Историческое просвещение
В Германии парламентская комиссия, получившая название “Следственная комиссия при немецком бундестаге: Осмысление прошлого и последствия диктатуры СЕПГ в Германии”, выслушала показания сотен свидетелей, запросила и рассмотрела отчеты экспертов. Заседания комиссии широко освещались в прессе.
В Польше и Чехословакии национальные комиссии по расследованию преступлений прошлого не стремились к широте анализа и сосредоточили свое внимание на главных кризисах в истории коммунистического государства, связанных соответственно с движением “Солидарность” и с Пражской весной.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"