Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №67/2005

Вторая тетрадь. Школьное дело

Симон Львович СоловейчикДЕВЯТЫЕ СОЛОВЕЙЧИКОВСКИЕ ЧТЕНИЯ 
Тема чтений: «КАК НАМ СЕГОДНЯ ВОСПИТЫВАТЬ ДЕТЕЙ?» 

 

Окончание. начало читайте, пожалуйста, в № 66

 

 

 

 

Ведущий Анатолий БЕРШТЕЙН

В ответе ли мы за тех, кого воспитали?

Отвечаю ли я, учитель, за судьбу моего ученика, за коллизии и трагедии его жизни? Несмотря на то что разговор этот происходил в Большом зале Дома учителя, микрофон решили отключить. Разговор о предельных вещах не терпит назидания и трибунной патетики.
И здесь не бывает «правильных ответов».

Анатолий Берштейн:
– На первый взгляд поставленный вопрос риторичен – конечно, да! Конечно, в ответе! Но на самом деле не все так однозначно. Есть самые разные оттенки и грани этого вопроса. И в любом случае вопрос ответственности – ключевой в педагогической профессии.
Недавно мне попалась на глаза фотография двадцатилетней давности. Двенадцать подростков в возрасте от 14 до 18 лет. Мотосекция районного подросткового клуба, которую я вел для самых трудных подростков. Мы много чем с ними занимались, вместе ездили в путешествия...
А сегодня шестерых из тех двенадцати уже нет.
Один умер от скоротечной болезни, другой разбился на мотоцикле, двое погибли в автокатастрофе, пятого нашли повешенным (так и неизвестно, было ли это самоубийство), шестой спился и умер...
Есть ли моя вина в том, что именно так сложились судьбы моих воспитанников?
Я смотрел на фотографию, во мне поднимались разные чувства, но чувства вины я не испытывал. Потому что знаю: эти ребята провели со мной в клубе самые счастливые месяцы и годы своей жизни, своего детства. Мы были друзьями, и я делал все, что мог.
Тот парень, который впоследствии спился, пришел в клуб из своего интерната уже пьющим. И пока он был с нами, совсем не пил. У меня сохранилась его фотография, где он один, совершенно счастливый, стоит в тронном зале Екатерининского дворца... И я до сих пор рад, что был причастен к тому, что это с ним тогда происходило. Но как я могу отвечать за всю его жизнь – за то, что происходит в другом времени и в другом пространстве?
Мы в ответе лишь за то время и то пространство, в котором находимся вместе с детьми. За наши усилия, за наши попытки, сердечные старания. Но все, что дальше, – не наша ответственность. Мы не можем быть «дежурными» по всей жизни наших детей.
Взрослые, родители, учителя часто абсолютизируют и монополизируют свою ответственность за судьбы детей. Но мы же не боги. Все, что мы можем, – это в чем-то помочь. Но только сам человек отвечает за то, что происходит в его жизни.
Но есть и другой аспект нашей ответственности. Необходимо, чтобы то, чему мы учим, что говорим, соответствовало тому, чем и кем мы являемся сами. Вот за это мы несем всю полноту ответственности.
У циника и труса нет морального права воспитывать романтиков и храбрецов, хотя, возможно, он и сумеет на каком-то отрезке добиться своей цели. Но моральное разочарование в учителе, которое затем придет к ребенку, обернется трагическими последствиями. Если в нас самих нет чего-то внутри, не надо с этим выходить к детям. Мы отвечаем за то, чтобы в нас было слово, а не «красное словцо».
Воспитательные цели учителя противоречивы.
С одной стороны, мы должны социализировать детей, помочь им стать успешными в обществе. А с другой – хочется воспитать хороших, честных, добрых людей. Но эти качества зачастую противоречат курсу на благополучное устройство в жизни. “Педагогика не наука о хорошем устройстве в жизни”, – написал Соловейчик.
Мы отвечаем за то, чтобы в детях пробуждалась совесть. В этом смысле мы отвечаем за их спокойный сон. Потому что мы отвечаем за сохранение нравственности человеческого вида. А то, насколько трудно или легко складывается жизнь наших выпускников, – это уже не наша ответственность. В конце концов, мы всего лишь одно из обстоятельств в жизни ребенка.
Но мы, конечно, в ответе за свое мастерство. Мы должны учитывать особенности возраста и, понимая, с кем разговариваем, подбирать слова и думать о последствиях. Избегать крайностей, максимализма.
Я как-то шел по улице с подростком. Мы пробирались среди тесно припаркованных машин. И я сгоряча сказал что-то вроде: “Черт, шандарахнуть бы по этой машине чем-нибудь, надоело!” А мой 15-летний спутник тут же взял и долбанул кулаком по машине. Я только сказал – он уже сделал...
А еще мы несем ответственность за наше участие или неучастие в идеологической пропаганде, в которую нас коллективно втягивают. В пропаганде каких-то постыдных и преступных, по нашему мнению, идей. Мы отвечаем за меру собственного конформизма и за собственную совесть.
Но неучастие в коллективной идеологической пропаганде вовсе не значит, что учителям не следует высказывать свою точку зрения. Мы ответственны за то, чтобы сказать детям о своей позиции. Они должны знать наше мнение. И если мы не прячемся за коллективную ответственность, мы ответственны за свое мнение.
Если я сталкиваюсь с ситуацией, которую не могу изменить, я по крайней мере должен высказать свою точку зрения на эту ситуацию. Никого не агитировать, не вести за собой, а просто высказать свое мнение. Это сфера нашей ответственности.
А рассуждениями про то, что мы «отвечаем за судьбу ребенка», нам удобно прикрывать свой страх, свою бездеятельность. Опять процитирую Симона Львовича: «Чувство ответственности за ребенка свойственно нормальному человеку, но многие беды происходят не оттого, что недостаточно сильно чувство ответственности, а как раз наоборот, оттого, что это чувство ответственности подавляет все остальные человеческие чувства. На фразах вроде “А кто будет отвечать, если что-нибудь случится?” педагогика заканчивается».
Призыв к ответственности часто оборачивается авторитарными формами запрета, сверхстрогим контролем, подавлением в ребенке права на личную свободу.
Все нельзя! Почему? Потому что я за тебя отвечаю!
Формула такой «ответственности» – контроля, замешенного на страхе, – парализует педагогическую деятельность. И речь здесь уже не о сохранении ребенка, а о самостраховании.
Да, есть знаменитая фраза “Мы в ответе за тех, кого приручили”. Но, на мой взгляд, она не относится к педагогике! Сент-Экзюпери писал не о педагогике, а о любви. Мы в ответе за тех, кого полюбили и кто полюбил нас. Ответственность – часть любви. Но это уже не предмет дискуссии.

Михаил Владимирович Левит, учитель истории:
– Я хотел бы сказать не о личной ответственности педагога, а об ответственности системы образования в целом. О том, как школа воздействует на качество жизни в обществе.
Воздействие школы на общество отсроченное. Проходит лет 35, пока выпускники дорастают до уровня, когда могут повлиять на науку, культуру, политику. Скажем, победа в Великой Отечественной войне – это вовсе не заслуга советской школы 30-х годов, а во многом заслуга еще дореволюционной или послереволюционной, сумевшей воспитать мужественное благородное поколение.
Советская школа 20-х годов – школа экспериментальная, свободная, новаторская, где не было обязательных программ, где работали с креативностью ребенка. А в результате – взлет советской культуры и науки в середине 50-х – спутники, атомная физика... Между прочим, американский конгресс, поставивший в 50-е годы вопрос об эффективном развитии национальной науки и заявивший об отставании американской школы от советской, имел в виду советскую школу двадцатых, и именно ее принципы стали ориентиром для реформы американской школы...
Точно так же и школа середины 60-х, созданная в эпоху оттепели, реальное влияние на общество оказывает уже в 80–90-е годы: это ее воспитанники разворачивают страну в сторону демократических преобразований и экономических реформ...
Заявленные позиции вызвали острую дискуссию в зале.
– Да, система ответственна. Но как повлиять на систему? И как мы можем отвечать за то, что происходит в системе?
– Это вопрос степени нашей зависимости от системы. Или мы осознаем себя как часть системы, или мы пытаемся уйти из нее. И это наш нравственный выбор, сфера личной ответственности каждого.
– Мы являемся членами профессионального цеха и можем сопротивляться внешнему давлению системы. Но почему мы не делаем этого? Почему, например, отдаем право аттестации учителя чиновникам, а не создаем для этого свои цеховые организации?
– А где найти меру ответственности? Ведь все мы разные, и у каждого свои точки отсчета. Кто вправе оценить, насколько правильно ведет себя педагог с учеником? Директор? Гороно? Возможны ли общие принципы, возможны ли общие критерии?
– Ответственность есть только личная. А коллективная ответственность – это безответственность. Мы, к сожалению, не обсуждаем с детьми вопросы ответственности. Не ответственности перед кем-то, а ответственности перед собой. И наша общая безответственность сегодня состоит в том, что допускаются такие шоу, как “За стеклом”.
– Скажите, почему так больно, когда понимаешь, что все, что ты пытался дать, оказалось впустую? Когда столько всего отдаешь и ничего не возвращается...
– А я уже боюсь воспитывать детей честными, порядочными, умными и добрыми – ведь за таких детей страшно. Как они будут жить?
– Но это выбор, который человек сам совершает.
– Педагогики нет без боли. И эмоциональный ресурс педагога короче, чем его стаж. С годами приходит усталость. Мы опустошаемся. И все же важно остаться неравнодушным...
– Нам все время говорили, что учитель должен гореть. А может, не надо этого горения? Может, надо просто тупо исполнять свои обязанности?
– Нужна профессиональная отстраненность, но не эмоциональная тупость. Да, надо беречь себя и детей, чтобы не сжечь. Но без эмоций нельзя.
– После Беслана в нашей школе начали усиленно бороться с терроризмом. Развесили плакаты: что делать, если тебя взяли в заложники. Ввели пропуска, без которых в школу не войдешь. Меня это раздражает, а мне говорят: не надо эмоций, это приказ, его надо исполнять. А я не могу смириться.
– Поколение, воспитанное на пропускной системе, через 30 лет породит шпиономанию. Мы должны говорить детям о своей позиции.
Анатолий Берштейн:
– Когда-то Окуджаву спросили, почему он ушел из школы. Он ответил, что очень любил литературу, любил детей, но не любил учительскую.
Мы неизбежно сталкиваемся в работе с тем, что нам что-то не нравится. Но мы отвечаем только за то, что творится с детьми. На внешние помехи надо меньше тратить сил. Иначе их не хватит на другое. Бывает, учителя ввязываются в какую-то борьбу и вся их жизнь превращается в сражение. И на детей уже времени не остается.
В любом случае личные переживания и рефлексия на тему ответственности – важнейшая часть нашей работы. Мы должны думать и обсуждать это с коллегами. Главное – чтобы не было равнодушия и было осознание персональной ответственности. Повторюсь. Мы не ответственны за хорошее воспитание. Нам положено трудиться и не знать результатов трудов своих. А вот за плохое воспитание – ответственны.


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru