Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №48/2005

Вторая тетрадь. Школьное дело

УРОКИ ЛЕТА 
 

Иван НОВОСИЛЬЦЕВ

А в маршрутах над той группой всегда держалось солнечное окно...

Фото Е.ВЛАСОВА

Из чего складывается безопасность похода? Из грамотно подобранной аптечки и навыков первой помощи. Из умения работать с картой, компасом и GPS. Из толкового снаряжения, “заточенного” под конкретные природные условия, из спайки группы, из умелой раскладки продуктов и весомого, но не отягощающего НЗ… Все правильно. Это азы профессионализма. Но если дело дошло до того, что отбиваются горлышки у ампул с новокаином, идет в расход неприкосновенный запас, проверяется на предельную прочность снаряжение – значит, безопасность группы не была обеспечена в чем-то главном. И это не вопрос конкретной ошибки: неверно выбранной тропы, плохо завязанного узла, недооцененной силы течения на переправе. Это вопрос непротиворечивого взаимодействия с жизнью, умения “читать воду”, как говорят сплавщики, которые, кстати, делятся на две категории: одни борются с рекой, другие следуют ей. Причем река может быть одна и та же. Два стиля, два разных прохода по жизни. Нужно ли говорить, у кого больше ЧП и несчастных случаев?

…Мы все начинали с “абалаковских” рюкзаков, кирзовых сапог и брезентовых штормовок. И когда на пятый час изнурительной ходьбы по тундровому кочкарнику небо закрывали настильные, бьющие дождем, как дробью, тучи, оставалось одно – скремниться.
“Кремень-мужик”, – говорят про кого-то. Кремневый окатыш, вымытый из известняков, не расколешь кувалдой – он будет только искрить, откалываясь небольшими зазубренными осколками, из которых древние люди делали наконечники стрел и копий. Внутренняя структура его бедна: слои молекул окиси кремния, нарастающие друг на друга, как годовые кольца дерева. Его химический брат, тот же SiO2 – горный хрусталь, кварц, образует идеальные шестигранные карандаши. Но кварц лопается от прикосновения теплых рук в нулевой температуре внутри занорыша в недрах горы около полярного круга. На кремне гусеницы многотонных карьерных бульдозеров оставляют лишь белые шрамы.
…Мы кремнились. Выхода не было – в сапогах хлюпала черная болотная жижа, ветер пробивал и штормовку, и толстенный шерстяной свитер, хоть про него и шутили, что он связан из шерсти мамонта и соответственно рассчитан на климат ледникового периода. И потом, разжигая скрюченными пальцами огонь в балке, развешивая сушиться отмытые до белизны нитей штаны и куртки, еще находили силы перешучиваться: дескать, как мы их! Их всех: скрадывающую расстояния тундру, с ловкостью фокусника выдающую пять километров за один, колючую березку Миддендорфа (пара шнурков на три дня), треклятые тучи, принесенные верховым северным ветром, хотя внизу, в долине, ветер дул ровно в обратном направлении.
Потом случилась история.
Шахтерский поселок, где мы работали, знавал лучшие времена. Уцелевшие его обитатели, в основном мужчины, вольготно расположились в длинных, “семейных” бараках. В одном жили четверо: трое здоровяков-шахтеров, привычно стукающихся каской о притолоки, и местный радист, казавшийся рядом с ними существом с нижестоящей ступени эволюции на школьной картинке.
Однажды у их барака свалили машину дров, и все четверо вечерами кололи разлапистые кряжи. В первый же вечер обрисовалась странная картина: поленница наколотых дров у крыльца радиста росла с той же скоростью, что и у его соседей. На второй день все повторилось. А на третий шахтеры намекнули радисту, что тырить чужие дрова нехорошо. Он упорно отнекивался от подозрений, и было решено устроить соревнование. Смотреть на бесплатное развлечение собрался весь поселок.
И тут мы впервые увидели, как колет дрова радист. Шахтер молодецки ухал, вздымал над головой колун и с силой опускал его на полено. Расколотые половинки разлетались в стороны. Радист, казалось, едва поднимает колун выше головы. Вниз он летел сам, подгоняемый собственным весом. Полено замирало, словно не веря, что его раскололи, и аккуратно распадалось пополам.
На шестом часу шахтер сдался. А сухопарый радист еще час артистически орудовал колуном, который был на деревянной ручке. Которая пусть и ломается при неточном ударе, но не сушит руки, как сварная рукоять колуна, что был у шахтера.
Это было в конце августа, когда скоротечная северная осень вот-вот сменится зимой. Через несколько дней вездеход забросил нас на реку, по которой мы уплыли в обжитые низовья. Сезон для нас закончился.
Следующим летом в нашей команде появился новый человек. От него мы впервые услышали слово “фарсанг”.
– Вы ходите по часам, – объяснял Дима, отвоевавший в разведроте где-то на Востоке. – Пятьдесят минут ходу, десять привал. Подъем, спуск, равнина, болото – пятьдесят и десять. Тащитесь, языки на плечо свесив, и ждете: когда ж второе дыхание откроется? Вот, кажется, открылось, легче пошлось. И по часам: пятьдесят и десять. А нас по-другому учили. Фарсанг – это расстояние, которое ты можешь пройти на одном дыхании. Он может быть совсем коротким: сто метров подъема на перевале. А может быть очень длинным: если тропа торная, чего ж в охотку не пройтись? Но главное – не дожидаться второго дыхания. Идти, насколько хватит первого. И отдыхать.
Все Димино снаряжение было с приставкой “спец”, в каждой вещи чувствовалась красота ее предназначения. Рюкзак с анатомической подвеской, позволяющей регулировать центр тяжести, что важно на подъемах и спусках, газовая горелка, на которой кан вскипал быстрее, чем на самом жарком костре, финская складная пила, которой можно было развалить средней толщины полено быстрее, чем двуручкой, куртка из водонепроницаемого, но пропускающего испарения тела гортекса…
– Я как моллюск, – говорил Дима. – Снаряжение – моя раковина. Но внутри нужно быть мягким. Чтобы чувствовать.
В сырой тишине заброшенных штолен, где сверху давят покоробленные, будто страницы намокшей книги, пласты сланца, он часто останавливался, водил по сторонам раскрытыми ладонями.
– Влево не пойдем, – говорил он, и темный штрек отзывался глухим похрустыванием камня.
А в маршрутах над той группой, с которой пошел Дима, неизменно держалось солнечное окно, даже если склоны соседней горы оккупировала “обезьяна” (спустившееся вниз волглое облако) и небо закрывали набрякшие дождем тучи…


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru