КУЛЬТУРНАЯ ГАЗЕТА 
ВЫСОКАЯ ПЕЧАТЬ 

Школа мужества на «легком фронте»

Сборник повестей Анатолия Генатулина – суровый рассказ о войне

Автор сборника повестей “Вот кончится война…” Анатолий Генатулин был призван в армию в 1943 году, когда, казалось бы, самые страшные испытания были уже позади, да и попадал он не в самое пекло вроде Орловско-Курской битвы, а на сравнительно второстепенные участки. На Карельском фронте, где он принял боевое крещение, так долго стояло затишье, что местные остряки говаривали, что в мире не воюют только три армии: турецкая, шведская и 23-я советская, державшая этот северный фронт.
Но фронт всегда остается фронтом, где люди гибнут и в глухой обороне, и в долгожданном наступлении. Прибавим к этому, что Карельский фронт пользовался дурной славой в финскую кампанию 1939/40 года, когда наша армия воевала здесь еще крайне неумело.
Необстрелянный боец, каким попал сюда Генатулин, вскоре полной мерой ощутил всю трудность здешней войны “среди валунов” (так и называется открывающая книгу повесть), где в “пугающей зеленой пучине леса” тебя подстерегает стойкий противник, орудуют меткие снайперы – “кукушки”, где то, что в масштабе огромной войны выглядит всего лишь маленькой местной неудачей, для самих участников таких эпизодов знаменует смертельное напряжение. Томительные часы под обстрелом, надрывающий душу визг летящей, кажется, именно в тебя мины, чей-то детский крик: “Товарищ сержант, мне ногу оторвало!”, вот-вот готовая вспыхнуть паника, гибель командиров, за которыми мечталось идти в победное наступление, и только что обретенного друга, собственное ранение (“Удар по каске будто пудовой кувалдой… плечо мое залито кровью”).
На плечи башкирского юноши, восхищавшегося, как и множество его ровесников, чапаевской Анкой-пулеметчицей, ложится то ошеломительная тяжесть станка этого некогда столь вожделенного “максима”, то иные нагрузки, от которых бойцы порой кажутся отощалыми клячами.
И даже когда герой оказывается – и в переносном, и в самом буквальном смысле – на коне: в армии, победоносно наступающей уже по вражеской земле, да еще в кавалерийском корпусе, его ждут неожиданные испытания. “Германия белых флагов, беженцев… подобострастных лиц цивильных” то и дело сменяется обезумевшей лавой фашистских войск, пытающихся вырваться из “котлов” и, кажется, готовых все сокрушить на своем пути. “Темная людская масса – тысячи и тысячи немцев – выхлестнулась на открытое поле… Это была огромная толпа, прущая на нас с отчаянием обреченных”.
Чудовищно и место недавней танковой битвы, где возле машин лежат черные, как головешки, люди, а из глуби подбитой “тридцатьчетверки” слышится молящее: “Браток, вытащи меня… отсюда! Хочу подохнуть на земле!” – и тянется рука, вся в крови.
Но на всем этом черно-багровом фоне повествования особенно выразительно выглядят человеческое мужество, стойкость, благородство, причем вовсе не обряжаемые автором в пышное облачение.
“Наш комбат Романенков был озадачивающе непригляден, неказист: костляв, с длинной спиной и сутулыми узкими плечами. Поясной ремень на его тощем животе, оттянутый пистолетом, держался наперекос…”
И его отношения с санинструктором Ниной вроде бы грубоваты (впрочем, как и она сама, к тому же в своем деле еще новичок и неумеха), но вспомним, что он подобрал ее “где-то под Смоленском, оборванную, вшивую, голодную” и вот временами довольно жестко приучает ее к новой трудной профессии, а в грозные минуты, когда решается исход боя, сердобольно пытается отослать ее в тыл, да натыкается на яростный отказ и отступает, в душе, вероятно, не только одобряя “ослушницу”, но и гордясь своей ученицей.
Трагичен и прекрасен образ сержанта Баулина из повести, давшей название всей книге. После долгих лет разлуки с женой он находит ее среди угнанных фашистами жителей, но… уже связавшую судьбу с другим человеком. И в ближайшем же бою идет на верную смерть, уберегая от этой участи своего подчиненного – юношу-новичка. В пылу боя, как сказано в давних знаменитых стихах, отряд не заметил потери бойца, но в душу самого спасенного этот поступок запал навсегда.
Как знать, вспоминал ли Генатулин, озаглавливая эту повесть, строки поэта Сергея Наровчатова: “А лишь окончится война, тогда – то, главное, случится”. Но и в этих стихах, и в генатулинской прозе никак не наступает долгожданного, главного. Героя повести “Туннель” Клешнина неотступно преследует ранящая память еще об одной “маленькой местной неудаче”, “эпизоде в буре огромной войны” – мученической гибели вместе с вырезанным фашистами госпиталем своей первой любви: Оля “лежала навзничь, раскинув руки… выше сапог, выше округлых в сиреневой гусиной коже коленей тело было оголено, юбка грубо, насильственно задрана до нежного, белого-белого девичьего живота”.
Мается, исходит болью “душа, измученная войной, побитая горем, уставшая от долгой армейской службы”, ищет забвения в вине, в грубых случайных связях. Не проходит и ожесточенная ненависть к вчерашним врагам, пленным, с которыми свела судьба на строительстве.
Генатулин не тот писатель, чтобы все в жизни героя быстро уладилось. Какое там! Нашлась было прямо рядом, на работе, добрая, полюбившая Клешнина девушка, но сорвался он, поссорился и с ней, и с друзьями, загулял, попал в жестокую переделку. И хотя на больничной койке вроде бы вконец отпустила его уже и так постепенно ослабевавшая неприязнь к немцам, да только Бог весть, как сложится дальнейшая судьба этого человека, который все еще никак “не вернется с войны”.
Характерно, что одним из поддержавших эту горючую, правдивую прозу был известный и тоже сравнительно поздно пришедший в литературу о войне писатель Вячеслав Кондратьев. И всеми последующими своими работами Анатолий Генатулин, недавно одолевший 80-летний рубеж, оправдал кондратьевскую оценку.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"