ОБРАЗОВАТЕЛЬНЫЙ МЕРИДИАН 
 

Дети всегда кажутся взрослым инопланетянами, непохожими, непонятными. Сегодня это ощущение уже не назовешь субъективным. Похоже, человечество в самом деле вступает в новую эру, и новое поколение качественно отличается от своих родителей, учителей. Нам важно понять и принять это отличие. Важно изменить школу, приспособить ее к особенностям мышления, мировоззрению наших учеников. Однако не все может измениться. Детям по-прежнему нужно то, что поддерживает в них человеческое, не зависящее от уровня технического прогресса и всемирной глобализации. Доброжелательные, увлеченные учителя, школа, обращающаяся к чувствам, а не только дающая знания.

Ловушка скорости

Лучшее, что может сделать школа в информационной гонке, – остановиться и подумать

Готово ли современное образование адекватно принять вызовы того мобильно-виртуального мира, который для современного подростка является большей реальностью, чем все традиционные образовательные институты вместе взятые? Если нет, то уже в ближайшие десятилетия традиционное человечество может столкнуться с весьма неприятными сюрпризами, когда в сознании миллионов людей реальное окажется просто-напросто сметено виртуальным. Последствия такого рода культурной революции не поддаются прогнозу. Единственное, что можно предположить: возможно, это будет самая серьезная культурная революция в истории человечества со времен неолита, когда в результате мощных технологических изменений возникла культура земледелия и оседлой жизни, а вслед за тем появились города, письменная речь и представление о реальном историческом времени. Именно тогда на смену чистой мифологии первобытного общества, когда не существовало границы между реальным и нереальным, пришло стремление установить «истину факта» в отличие от «истины вымысла». И вся дальнейшая история цивилизации совершалась под знаком идеи, что реальность – есть и что ее можно тем или иным образом описать и отличить от фантазии и вымысла. На психологическом языке это можно было бы охарактеризовать как движение от детского к взрослому способу взаимоотношений с миром.
И вот происходящая на наших глазах мобильно-виртуальная революция грозит развернуть этот вектор исторического развития самым радикальным образом, учитывая, что новое поколение вовлекается в орбиту этой революции со все большей и большей решительностью. Так кто же он – ребенок компьютерной эры? Насколько фундаментальны происходящие в нем преобразования? Как эти изменения могут повлиять на судьбы культуры и какие в этой связи поправки следует нам вносить в образовательные стратегии ближайшего будущего?
Джейсон Фрэнд чрезвычайно точен в выявлении особенностей современного подросткового виртуально-мобильного сознания. Но сможем ли мы посмотреть на них как на ту зону культурного риска, которая способна эффективно проблематизировать нашу педагогическую практику?

Отношение к технике

На протяжении сотен поколений у людей формировалось чувство трепетного, почти что религиозного пиетета перед техникой. «Техника – не игрушка!» – эта максима знакома каждому из нас. И оттого психологический барьер, почти что ужас перед компьютером: он сложен! Его нужно изучить, прежде чем пользоваться! Весь технический опыт нашей жизни – это опыт разумной осторожности. Наш цивилизационный условный рефлекс по отношению к технике – нельзя тыкать куда угодно, это может оказаться опасным. И для техники, и для жизни. Это фундаментальная максима технической цивилизации. Надо сначала понять и лишь потом действовать.
Но современная техника с ее «защищенностью от дураков» формирует у ребенка совершенно иную установку: можно действовать, ровным счетом ничего не понимая («компьютер – не техника»). Я могу нажимать на любые кнопки, и ничего опасного не произойдет. Почему? Да потому что «тыкание» неким образом уже запрограммировано, заложено в этой технике ее создателями. И не нужно читать никакие головоломные инструкции, активизировать свою интеллектуальную деятельность по дешифровке текста – достаточно поэкспериментировать с различными кнопочками... Но это же совершенно детская, инфантильная модель поведения. Поведение ребенка, защищенного от опасных случайностей миром заботливых взрослых. В такой модели есть и достоинство (готовность к экспериментированию и риску), но есть и серьезная проблема – резкое снижение порога ответственности.
То же относится и к компьютерным играм («игра лучше, чем рассуждение»). В реальной, не виртуальной жизни человек неизбежно оказывается ответственным. Потому что здесь его пробы и ошибки осуществляются в зоне реального риска и его опыт оказывается экзистенциально драматическим опытом. А в компьютерной игре стирается реальная граница между жизнью и смертью, стирается драматический опыт необратимости делаемого выбора: колесо игры всегда можно провернуть еще раз. В игре время обратимо. И этим она принципиально отличается от жизни. Конечно, игра – это полигон и лаборатория выбора, проб, ошибок и экспериментов, но, с другой стороны, она способна инфантилизировать личность. И не случайно под творчеством такая личность все чаще понимает не создание чего-то действительно нового и интересного для других, а любое самовыражение, даже если его продуктом оказывается совершеннейшая банальность («пользователь – это почти творец»).
К каким социальным и культурным последствиям это может привести? Вопрос, на который сегодня нет ответа. А вот в чем в этой связи должна состоять культурная миссия современной школы, подумать можно. Например, в том, чтобы быть пространством подлинных, настоящих, а не учебно-фальшивых выборов.

Отношение к письму

Правда ли, что дети компьютерной эры неимоверно много читают и пишут («Интернет лучше телевизора»)? Конечно же да. Но вот вопрос – что именно они пишут? Каков словарь этой письменной речи, каков ее синтаксис? Не секрет, что традиции классического письма при этом необратимо разрушаются. Формируется инфантильное письмо с примитивным словарем и еще более примитивным синтаксисом. Письмо перестает быть способом диалога со своим внутренним миром, а оказывается простой информационно-сигнальной системой. Может ли современная школа найти альтернативу этой информационной сигнальности? Может ли она помочь ребенку обрести письмо как способ личностного самовыражения? В описываемой культурной ситуации это становится вопросом вопросов.

Отношение к информации

Нельзя не согласиться с Джейсоном Фрэндом: у ребенка компьютерной эры складывается совершенно специфическое отношение к информации, которое можно охарактеризовать как доверие ко всему («реальности больше не существует», «уметь лучше, чем знать»). У пользующегося Интернетом ребенка складывается убежденность в принципиальной равносильности всего, что здесь опубликовано. Тем самым размывается многовековая культурная традиция рациональной (в том числе научной) доказательности и аргументации. С одной стороны, это здорово: любой вымысел, любая фантазия получают право на существование. Взлет креативности. Право на самовыражение в любых формах… С другой стороны, когда иллюзия уравнивается с реальностью и любые мнения признаются равновеликими и в равной мере имеющими право на существование, рационалистической европейской традиции с ее ключевым вопросом «что есть истина?» приходит конец. Истины нет по определению – есть только набор мнений. А значит, не нужны доказательные базы и искусство аргументации – все есть истина!
Одновременно с этим формируется специфический невроз гонки за новой информацией. Возникает убежденность в том, что культуры как мира непреходящих ценностей нет, а есть только мир лихорадочно обновляющейся информации. Идеал человека культуры (ведущего неспешный диалог с собой и с прошлым) заменяется на идеал информационного человека, в котором информационное начало подавляет начало смысловое.
А если добавить к этому еще три сформулированные Джейсоном Фрэндом максимы современных подростков («в жизни много дел», «оставаться на связи», «получать все и сразу»), образ мобильно-компьютерного человека получит закономерное завершение. Это человек, решительно неспособный фокусироваться и концентрироваться на каких-то проблемах, с размытым вниманием, а еще и с патологическим страхом остаться наедине с собой (а значит, наедине со своими мыслями), с потребностью в постоянной внешней коммуникации, выступающей как суррогат коммуникации внутренней. Но ведь без напряженного разговора с самим собой невозможно становление мыслящего индивида! В результате человек утрачивает способность глубоко продвигаться в каком-либо предмете и по-настоящему решать те или иные проблемы. У него возникает страх перед медленным временем, перед медленным чтением, медленным разговором (диалогом). А ведь только в медленном времени рождается мысль! Только здесь человек принадлежит самому себе! Во все остальное время он жертва и заложник идущих вне его процессов – разговоров, действий, событий, потока информации...
И это еще одна задачка для школы: как в этой новой ситуации научиться быть школой медленного времени, противостоящей информационному валу школой мысли и чувства…

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"