РОДИТЕЛЬСКАЯ ГАЗЕТА
ПРИЗНАНИЕ
Мой ангел-хранитель, моя защитница и
почитательница
Мне казалось, что я не любил своих
родителей, когда они были живы. Не видел в них
учителей. Не замечал общих черт. Даже внешне,
считал, ни на кого из них не похожу. Мы были
совершенно разными людьми. Так мне казалось.
Потом мама и папа умерли. И я вдруг прозрел...
Картонная коробка с грудой фотографий
лежала на полатях, зажатая между корытом и
большой плетеной корзиной. Старые черно-белые
снимки валялись вперемежку: рваные и совсем
целехонькие, с зубчиками по краям и ровные,
свернувшиеся в трубочку, и гладкие, без единой
трещинки, очень четкие, и те, на которых что-либо
различить можно было с большим трудом.
Я хорошо помнил многие из этих фотографий и
перебирал их, чтобы вытащить из коробки те, что
знал с детства.
Больше всего было маминых фотографий: молодая,
красивая, аккуратно и элегантно одетая и всегда
улыбающаяся. Мама с охапкой лилий или в игриво
заломленной на голове мужской соломенной шляпе с
незажженной папиросой в зубах, в обнимку с
березкой или с собачкой. Чуть кокетливая,
непременно позирующая перед камерой, всегда
уверенная в своем женском обаянии. Почти нет
снимков, где мама с папой вместе. Со мной больше…
Только после смерти родителей я остро ощутил,
что, оказывается, был любим.
Моя смелая трусиха-мама, преодолевая страх,
отдавала меня в детский сад, во двор, в пионерский
лагерь, в спортивные секции и готова была
смириться даже с тем, что я пойду в армию. А какой
волей и тактом нужно было обладать, чтобы не
вмешиваться в мои личные дела и все же быть в
курсе.
Моя умная мама, мой ангел-хранитель, защитница и
почитательница. Она одна умела так мною
гордиться!
Почему же я понял, что люблю, когда догадался, как
был любим?! Когда ощутил, кого и что потерял. Когда
вдруг почувствовал себя по-настоящему
беззащитным, лишившись привычного и потому вроде
незаметного.
Теперь я могу рассказывать о своей любви всем,
только не ей. И сам не знаю, почему я не говорил ей
этого раньше. Не думал. Можно, конечно, опять всю
ответственность переложить на нее: сама виновата
– очень сильно любила. Но разве сейчас важно, кто
виноват? Конечно, важно…
Как часто потом мы вспоминаем последние слова, с
которыми наши близкие, уходя, обращаются к нам. На
всю жизнь запоминаем и носим с собой, как вину или
прощение, пытаясь разгадать их тайный смысл.
– Мама, соберись. Прекрати немедленно истерику,
– паниковал я, вызывая «скорую».
– Не кричи на меня, – прошептала мне тогда мама
так, как будто сказала что-то самое сокровенное. И
больше от нее я ничего не услышал.
Анатолий БЕРШТЕЙН
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|