ЛЮБИМЫЙ ГОРОД N42
РЕМЕСЛО
Торговцы из Торжка
Торжок – торговый город. Это видно даже
из его названия. В действительности существует
не так много русских городов, названия которых
четко говорят об основном занятии их жителей.
Нерчинский завод. Рудная пристань. Минеральные
воды. Вот, пожалуй, и все.
“Шелками по бархату”
Сама история Торжка – в первую очередь
торговая история. В первое время город назывался
Новым Торгом – его основали новгородцы
специально для торговли со своими восточными
соседями. Естественно, что проживали здесь по
большей части торговцы и купцы. Ну и немножечко
ремесленники.
Новый Торг со временем сделался Торжком, однако
жители по сей день носят имя новоторов. Все
попытки навязать им новые названия – торжковцы
или же торжокцы – не прижились. О новоторах
ходила слава драчунов (когда в 1787 году сюда
прибыла Екатерина Великая, новоторы не придумали
ничего лучше, кроме как поссориться с ее
прислугой и в азарте разгромить царскую кухню и
царский гардероб), а также воров (еще столетие
назад в ходу была такая поговорка: “Новоторы –
воры, и осташи (то есть жители Осташкова) –
хороши”). Но в первую очередь они, конечно,
славились как люди, в совершенстве овладевшие
торговыми премудростями.
Публицист И.И.Колышко примечал: “Новоторы –
народ смирный; мало воруют, еще меньше грабят и
почти не убивают. Так только, есть повадка
спьяну лезть куда не следует. Когда в чужой
карман, когда в физиономию, а когда и еще
куда-нибудь! Но здесь это дело привычное, и
смотрят на него даже до известной степени
добродушно”.
И далее о главном: “По торговой своей
деятельности Торжок занимает одно из самых
видных мест в губернии и крае. Уже одно название
города указывает на пристрастие жителей к
торговле”.
А здешний уроженец М.В.Линд давал характеристику
своим очаровательнейшим землякам: “Невзирая на
то, что город носит название Торжок, его уезд,
равно как и все относящиеся к городу
прилагательные, называются новоторжскими, а
обитатели города и уезда носят название
новоторов. Новотор – это человек в суконном
картузе с большим козырьком, в долгополом,
застегнутом на все пуговицы сюртуке, в цветной
косоворотке и высоких сапогах, говорящий в
отличие от соседей на таком акцентированном
“о”, что оно иногда смахивает на “у”... Основная
масса населения – мещане, проживающие в своих
маленьких двухэтажных трех-четырехоконных,
преимущественно деревянных домах. Чем живет эта
масса, весьма трудно определить. Имеются среди
них, конечно, ремесленники – кузнецы, сапожники,
столяры, портные, довольно много легковых и
ломовых извозчиков, кое-кто занимается мелкими
спекулятивными операциями с лесом, кожей, льном,
мукой и прочим сырьем, но чем живет, и неплохо
живет, в своих домиках добрая половина их
обитателей – трудно поддающаяся разрешению
загадка. Женщины почти поголовно плетут кружева
или вышивают золотом и шелками по бархату и
сафьяну. Летом на тихих улицах слышится в
раскрытые окна нежная трель деревянных коклюшек,
напоминающая музыку какого-то очень деликатного
ксилофона.
Следующая группа – купечество, начиная с мелких
торговцев и лавочников и кончая
купцами-магнатами. Дальше идет духовенство, так
как два монастыря, два собора и великое множество
церквей требуют немалого штата для своего
обслуживания. Затем две небольшие группы:
чиновники, земские и городские служащие и
местная интеллигенция – врачи и учителя.
Дворянство, живущее в Торжке, очень малочисленно
и в большинстве своем держится в стороне от
интересов города и мало соприкасается с прочим
населением. Это всего несколько семейств,
большей частью связанных между собой узами
родства или свойства и только зимой появляющихся
в городе. И наконец, в качестве блесток,
разбросанных на более тусклом фоне, гвардейцы
военные”.
Вот так. Основа города Торжка – купцы, торговцы и
мещанство, также промышляющее спекуляциями.
“Козел и сафьян”
На чем же специализировалась здешняя
торговля? Литератор И.Глушков писал: “Купечество
новоторжское, будучи весьма богато, производит
великие торги к санкт-петербургскому порту
хлебом, юфтью, салом и другими товарами; также
имеет в городе множество кожевенных,
солодовенных и уксусных заводов; да и вообще все
жители весьма деятельны: мужчины и женщины
занимаются шитьем кожевенных товаров, а
некоторые из первых хорошие каменщики, штукатуры
или черепичные мастера.
Новоторжская знатность есть хорошие козлиные
кожи, тюфяки, чемоданы, портфели, маленькие
бумажники и всякий кожевенный товар”.
Кстати, “козлиные кожи” – отдельная тема. В
одном из царских указов о новоторах записано:
“Козлиный торг им за обычай”. В уже упомянутый
визит Екатерины ей были подарены “кожаные кисы
(то есть меховые сапоги. – А.М.) и туфли, шитые
золотом”. А в Тверской губернии в ходу была
частушка:
Привези мне из Торжка
Два сафьянных сапожка.
Сам драматург Александр Островский
писал: “На 16 заводах выделывается: белая и черная
юфть, полувал, опоек, красная юфть, козел и сафьян,
всего приблизительно на 70 тысяч руб. серебром.
Торжок исстари славится производством козлов и
сафьянов и в этом отношении уступает только
Казани и Москве. Особенно в Торжке известна
красная юфть купца Климушина, при гостинице
которого (бывшей купчихи Пожарской, но
переведенной теперь по причине малого проезда в
другой дом) есть небольшой магазинчик, где
продаются торжковские сапоги и туфли. Работа
вещей прочна и красива, но цена, по
незначительности требования, невысока: я
заплатил за две пары туфель, одни из
разноцветного сафьяна, другие из бархата, шитые
золотом, 3 руб. серебром”.
Правда, тот же классик сокрушался: “Прежде
золотошвейное мастерство процветало в Торжке; в
1848 году вышивкою туфель и сапог занималось до 500
мастериц. Теперь эта промышленность совершенно
упала, и только в нынешнем году (эти заметки были
сделаны в 1856 году. – А.М.), по случаю коронации,
несколько рук успели найти себе работу за
хорошую цену – до 15 руб. серебром в месяц.
Новоторжские крестьянки, большею частию девки,
славятся по всей губернии искусною выделкою
подпятного кирпича (то есть уминаемого пятками
тех самых девок. – А.М.); и золотошвейки, за
неимением своей работы, принуждены были заняться
тем же ремеслом. От великого до смешного только
один шаг! Летом для работы кирпича они расходятся
по всей губернии, разнося с собой разврат и его
следствия”.
Подобные же наблюдения, увы, касались рыбной
ловли: «Рыболовство в Торжке и его уезде самое
незначительное, потому что рыбы в Тверце вообще
мало, а хорошей почти нет. В Торжке я видел только
два садка, наполненные щуками и другой дешевой
рыбой. Сверх того весной, когда воды много, мешает
ловле постоянный ход судов, а в межень, когда
запираются шлюзы, река очень мелеет, и в это время
вылавливается и вытравливается вся рыба дочиста.
Хотя отрава или окормка рыбы запрещена законом и
виновных, кроме денежного штрафа, велено
подвергать церковному покаянию, – но, к
сожалению, это баловство водится по всей России,
и в Торжке также не без греха. Распространение
этого противозаконного способа ловли, по моему
мнению, происходит от того, что поймать и уличить
виновного почти нет возможности. Долго ли с лодки
или с берегу накидать в воду небольших шариков? А
когда рыба завертится на поверхности и все, и
правые, и виноватые, кинутся ловить ее, чем ни
попало, тогда вину сваливают обыкновенно на
проходящих, что “вот, дескать, шли какие-то да
чего-то набросали”. Я думаю, что было бы очень
полезно преследовать как можно строже продажу
кукольвана (ядовитое растение, благодаря
которому рыба начинала плавать на поверхности
реки и всячески теряла адекватность. – А.М.),
которым торгуют почти открыто».
И тем не менее сфера интересов новоторов была, по
сути, безграничной. Поэт М.Дмитриев писал: “По
Тверце через Торжок проходит из низовых городов
множество судов (до 4000 барок) и обозов с разными
жизненными припасами. Тверца вспомоществует
здесь Волге весьма усердно, и жители
новоторжские, производя торги с С.-Петербургом,
Украиною, Москвою, Нижним Новгородом, Рыбинском и
с окружными уездами своими, весьма богаты и
зажиточны. Хлеб, юфть и разные кожи, сало, пенька,
пакля, холст, воск, конская грива и другие товары,
миллионов на 10, отправляются отсюда или водою и
сухим путем в разные места России или сбываются
на здешних годовых ярмарках: с 6 января и 15
сентября, которые продолжаются по три дня.
Крестьянские изделия, кожи, хлеб, разная посуда и
рогатый скот составляют на ярмарках ценность
примерно до 60000 р., и почти все продается здесь.
Некоторые из заводов и ремесел находятся в
лучшем состоянии. Многие из городских и уездных
жителей промышляют хождением в лоцманах и
барочных работниках, в земледелии и рыбной ловле
и рукоделиях кожевенных товаров; вообще все
жители весьма деятельны и чисто торговой
статьи”.
Увы, но ближе к концу позапрошлого столетия
торговое значение Торжка несколько поубавилось.
Уже упомянутый Колышко сокрушался:
“Отличительная промышленность Торжка
заключается в шитье золотом, серебром, мишурою и
шелком по сафьяну, бархату и замше и в выделке
сафьяновых сапогов и башмаков, а также матрацев и
кожаных чемоданов. В настоящее время
промышленность этого рода год от году падает,
чему главной причиной было проведение
Николаевской железной дороги. Другого сбыта, к
несчастью, они, кажется, и не имеют. Работают над
этим только женщины, зимою, получая от хозяина
материю (коленкор, сафьян, замшу, бархат), золото,
серебро, мишуру и шелка. Им дается рисунок, и они
на дому у себя же вышивают. Плата самая ничтожная
– от 20 – 30 коп. поденно”.
Впрочем, по словам того же наблюдателя, не все тут
было столь печально: “Главный предмет торговли и
ныне составляет хлеб разного рода,
преимущественно же пшеница, рожь, овес. Этою
торговлею занимаются здесь самые видные фирмы,
все капиталисты, и на ней наживают состояния.
Хлеб большею частью покупается на низовьях
Волги: в Самаре, Лыскове и Рыбинске. Закупленный
на низовых пристанях, он отправляется до
Рыбинска через особых подрядчиков, имеющих
иногда и собственные суда, покупаемые хозяевами,
и тут же их собственными средствами отправляют
до Торжка и оттуда до Петербурга.
Почти весь ржаной хлеб, закупаемый на низовьях,
размалывается на месте, незначительная же часть
– в Торжке на мельницах, находящихся на Осуге.
Пшеница же вся доставляется в Торжок и здесь
размалывается на крупчатных мельницах, тоже на
Осуге, и на одной паровой, в самом Торжке.
Мельница в Торжке принадлежала купцу Цвылеву”.
“La baba”
Главной площадью в торговом городе
конечно же была площадь Торговая. А гостиный
двор, или торговые ряды, считался самым важным
зданием Торжка. Еще в восемнадцатом веке
тверской губернатор Я.Сиверс принимал активное
участие в определении его облика. Он писал:
“Гостиному двору дал форму амфитеатра с весами в
середине оного, оставя большую площадь во все
стороны, которая для хлебного торга надобна”.
Площадь всегда была своеобразным культурным
центром города Торжка. Предприниматель М.Линд
вспоминал о конце позапрошлого века: «Перейдя на
другую сторону, вы сразу попадаете на базарную
площадь с круглым деревянным бассейном,
окованным железными обручами, в который две
мощные артезианские струи день и ночь шумно льют
из деревянной колоды свою прозрачную студеную
воду. Вокруг бассейна и даже на его толстых
бортах прогуливаются небольшими группами сизые,
пестрые и белые голуби, сытые, воркующие, свято
чтимые обитателями города, в котором голубиная
охота не просто забава мальчишек-подростков и
даже не страсть, а нечто среднее между серьезным
делом и священнодействием. “Водить” голубей –
занятие настолько почтенное, что ему отдаются
самые солидные отцы семейства и даже седовласые
старцы. Недаром двенадцать летящих голубей на
фоне синего неба – герб города Торжка.
Вдоль левой стороны площади одним непрерывным
порядком тянутся торговые помещения с
разнообразным, преимущественно крестьянским
товаром. Бондарные изделия, гончарная посуда,
шорный, скобяной и щепной товар, бочки, ведра,
корыта, ушаты всех размеров, санки, лопаты, дуги,
хомуты, седелки, шлеи, сыромять во всех видах,
веревки, стопы колес, глиняные горшки, опарники и
горлани, обливные и необливные, шинное железо,
гвозди, пилы и топоры, чугунное литье, пакля,
войлок, ящики с оконным стеклом и, чередуясь, а то
и вперемешку с этим вожделенным мужицким добром
отвернутые мешки с мукой и всевозможными
крупами, бочки со снетками, груды мороженого
судака, ящики с пряниками – белыми, розовыми и
коричневыми, облитая сахаром коврижка –
“московская мостовая”, орехи всех видов,
стручки сладкого “индийского” боба,
конфеты-леденцы в разноцветных бумажках – все
это со своими запахами, красками, хозяйственными
и вкусовыми соблазнами выдвинулось далеко на
площадь, оставя лишь узкие проходы к дверям
магазинов. А в этих коридорчиках, потирая друг о
дружку красные кисти рук или засунув их в рукава,
переминаются с ноги на ногу упитанные
багрово-синие владельцы этих товаров в белых
фартуках поверх овчинных полушубков, в валенках
и тяжелых кожаных калошах – разнолицые и
разнофамильные, но по существу мало отличающиеся
друг от друга – представители среднего
торгующего Торжка.
Справа – белый каменный дом – банк, далее
общество взаимного кредита, за ним самый большой
в городе винно-гастрономический магазин
Мокшевых, потом какие-то, тоже каменные, два-три
купеческих дома, а в глубине площади, замыкая ее в
центре, древние торговые ряды, опоясанные
галереей со скрипучим полом и характерными
дугообразными интервалами пролетов. Здесь, в
тихих, просторных, полутемных магазинах, царит
богатый Торжок. Тут на глубоких полках покоятся
тяжелые кипы сукон, шерстяных и шелковых тканей
отечественного и иностранного производства, тут
пахучая мануфактура, посудно-хозяйственные
товары, обувь, иконы и церковная утварь – словом,
все, что требуется городу. Здесь сам Александр
Васильевич Новоселов, вскинув на остренький
носик золотое пенсне, собственноручно отрежет
вам новенькими блестящими ножницами, вынутыми из
жилетного кармана, кусок прекрасного
английского шевиота и попутно расскажет вам, что
сын его Коля уже на третьем курсе
технологического института и обязательно
приедет домой на Рождественские каникулы».
А самая обыкновенная прогулка превращалась в
долгий, бесконечный шоппинг: «На “той стороне”,
в торговых рядах, мы обыкновенно заглядывали в
большой полутемный магазин Курковых,
торговавший исключительно детскими игрушками.
Не понимаю, как такой небольшой город, как Торжок,
мог поглощать столько игрушек, ибо деревня в этом
деле, очевидно, не участвовала. Но вот наконец и
последняя торговая точка на нашем пути – “la baba”
– расторопная и оборотистая новоторка, живущая в
чистеньком деревянном домике у самого подножия
вала и торгующая из большого сундука всякими
ситцами, которые почему-то считаются
разнообразнее и дешевле, чем в магазинах.
Скатившись несколько раз с горы, мы возвращаемся
обратно – по старому маршруту, но уже не заходя в
магазины, и только на Ильинской площади стучимся
в окошко бараночной, откуда нам подают через
форточку две связки горячих пахучих баранок,
нанизанных на не менее пахучую мочалку».
Конечно же на Торговой площади вели свои дела
торговцы-новоторы. На западной окраине, на Конной
улице, устраивали специализированную конную
ярмарку. Инженер Д.А.Шконов о ней вспоминал: “С
Пятницкой улицы я несколько раз ходил с дядей,
державшим для своих нужд лошадь, на конскую
ярмарку (или, как произносили в Торжке, ярманку).
Ярмарка устраивалась два раза в году: в январе и,
кажется, в сентябре. Конская ярмарка – это
своеобразный мир свободной и
нерегламентированной купли-продажи лошадей и
других домашних животных: коров, овец, коз. Я
любитель лошадей и за смешными, а порой и
непонятными сценами торговли наблюдал
увлеченно, с вниманием, слушал уверения
продававших и возражения покупателей. Божба, мат,
клятвы наполняли воздух, всю Конную площадь. Было
дико и занятно! Героями дня, как говорим мы
теперь, были цыгане и барышники. Кого называли
вторым именем? Это продавцы и перекупщики
лошадей. Интересен был последний акт сделки –
передача лошади из полы, когда продавец и
покупатель брали правой рукой полу пальто, шубы,
пиджака и пожимали друг другу руки, называя цену,
на которой договорились”.
Впрочем, размах здешней торговли был
международным. Доктор А.Синицын, одно время тут
практиковавший, вспоминал: “Овес отправлялся
большею частью в Англию, так что в этом случае
новоторжские купцы являлись только посредниками
между производителями и потребителем – Англией.
Пшеница же перемалывалась на крупчатых
мельницах, находившихся при реке Осуге,
принадлежащей почти всецело Новоторжскому
уезду, и уже в виде муки продавалась частью за
границей, частью в Петербурге и в городах,
лежавших к западу от Московского шоссе и не
имевших ни капиталов, ни тех благоприятных для
торговли условий, которыми обладал Торжок.
Торговля велась таким образом: осенью купцы
отправляли своих приказчиков на все пристани и
там скупали хлеб, частью большими партиями у
помещиков, частью у крестьян с возов, привозимых
на базары.
Последний способ покупки считался приказчиками
более выгодным для них, так как тут
представлялось обширное поле для разного рода
обмериваний, обвешиваний и обсчитываний при
расчетах. Последнее особенно практиковалось с
добродушными инородцами южных губерний
Поволжья. Говорят, что иногда рассчитывались
даже фальшивыми бумажками, которые доставлялись
в Торжок откуда-то из Финляндии, хотя это не
всегда было безопасно. Случалось, что обманутые
мужички, узнав о том, что их надули, догоняли
обманщиков и колотили их изрядно, иногда даже до
смерти. Приказчики сильно наживались при этих
покупках, и случалось нередко, что ловкий
приказчик, ездивший лет десять подряд на
пристани, сам делался купцом, на что, впрочем,
хозяева не претендовали, лишь бы он давал барыши
и им, хозяевам. Купленный зимой хлеб грузился на
барки и доставлялся водой в Торжок в течение
лета. Здесь он перемалывался и следующей весной
отправлялся в Петербург, так что весь оборот
продолжался почти два года. Хлебная торговля,
конечно, существовала и в других центрах, но
Торжок задавал тон обилием своих фирм и их
солидарностью”.
“Новоторы – воры”
Так кто же они были, эти самые
предприниматели из города Торжка? Александр
Островский им давал свое определение:
«Новоторжские крестьяне и мелкие городские
торговцы ездят по деревням Тверской губернии с
женскими нарядами и называются новоторами. Это
название присвоено всем торгашам мелкими
товарами, хотя бы они были и из других уездов.
Новоторы не пользуются в губернии хорошей
репутацией; о честности их ходит поговорка:
“новоторы – воры”».
Впрочем, сам драматург признавался в том, что
местное купечество – явление исключительное. Он
писал в дневнике: “Сегодня познакомился у
Развадовского с учителем здешним, И.И.; он хотел
меня познакомить с каким-то интересным купцом.
Ходили к нему, но не застали”.
Однако спустя пару дней Островский повторил
попытку и на этот раз удачно: “Вечером ездили с
учителем к купцу Ефрему Матвеевичу. Законник и
собиратель разных древних рукописей о Торжке.
Там были городничий и два тверских чиновника”.
Купец-законник, он же краевед и собиратель,
впечатлил Островского: «В Торжке я познакомился
с тамошним старожилом, почтенным купцом Ефремом
Матвеевичем Елизаровым, собирателем древних
рукописей о Торжке. У него я видел между прочим:
“Описание г. Торжку, учиненное по указу царя
Михаила Федоровича в 1625 году”».
В те времена подобное было в диковинку не только
в провинции, но и в столицах.
Впрочем, здешнему купечеству была присуща и
особая провинциальная степенность. Этнограф
П.И.Небольсин рассказывал: «Я хотел сделать утром
визит одному очень почтенному и почетному купцу.
В уездных, а иногда и в губернских городах
довольно назвать имя и отчество какого-нибудь
лица, чтобы призванный извозчик подвез вас прямо
к дому того, кого вы ищите. Так и здесь, меня
подвезли к высоким хоромам и высадили у
титанических ворот, окрашенных черной краской. Я
потянул за звонок – нет ответа! я потянул другой
раз – тот же успех; я еще, еще – наконец через
десять минут вышла ко мне здоровенная бабища, в
сарафане, переднике, в блестящей белизны рукавах
рубахи, в черной косынке, плотно повязанной на
голове, так что ни одного волоска не было видно.
После бесчисленных вопросов “да вам зачем?”,
“да вам на што?” она ввела меня в нижний этаж,
оставила в передней, в которой я насчитал четыре
огромных самовара, а сама пошла докладывать
хозяину, что, дескать, “чужой пришел”...
Я в это время успел осмотреть залу: она была
обставлена старинною дедовскою мебелью, богатые
зеркала висели в раззолоченных рамах, обвернутых
кисеей; чьи-то портреты, также изукрашенные, тоже
были укутаны кисеей; огромные часы в ящике
старинного фасона отбивали погребальные
четверти; в переднем углу стояла кивота с
множеством образов в золотых окладах».
А доктор Синицын описывал еще более
обстоятельный ритуал: «Домашняя жизнь
купечества была крайне замкнута. Каждый дом
более или менее зажиточного купца представлял
род крепости, проникнуть в которую было довольно
затруднительно. Двор окружен был хозяйственными
постройками и каменной стеной. Тяжелые
деревянные ворота были постоянно на замке, и
возле них всегда стоял мальчик лет двенадцати,
представлявший из себя первую ступень служебной
иерархии.
Чтобы попасть в дом, надо было сначала
переговорить с мальчиком, объяснить ему, кто вы и
какое имеете дело к хозяину, после чего мальчик
уходил, заперши калитку на засов. Затем являлся
приказчик постарше и по снятии с вас того же
допроса также исчезал на некоторое время. Через
несколько минут после этого вас наконец пускали
во двор, и приказчик вводил вас в первую комнату
дома. Тут находился третий приказчик, который шел
доложить о вас хозяину. Наконец являлся хозяин и,
пригласив вас сесть, начинал с вами разговор. В
это время приносился чай, и вы волей-неволей
должны были его пить, чтобы обеспечить успех
своего дела. Тут только начинался деловой
разговор. Если дело было слажено, то хозяин
приглашал вас в другую комнату, где на столе была
приготовлена водка и закуска. Хозяин поздравлял
вас с благополучным окончанием дела и предлагал
выпить водки, а если вы не пьете водки, то
скверного елисеевского хереса или не менее
скверного сотерна. Без этих китайских церемоний
не обходилась ни одна торговая сделка. Даже
доктора должны были проходить через всю эту
шеренгу приказчиков, чтобы попасть к больному.
При этом экипаж доктора вводился во двор, чтобы
проходящие не видели, что в доме доктор, ибо
болеть и лечиться было “зазорно”».
* * *
Увы, сейчас все это уже в прошлом. И
притом далеком прошлом, о котором мало кто и
помнит. Козла не выделывают, на коклюшках не
тренькают и не спекулируют хлебом. На карте
города – солиднейшие предприятия. Вагонзавод,
Машзавод и “Пожтехника”.
Казалось бы, можно лишь радоваться тому, что
маленький торговый городок сделался современным
и, можно сказать, промышленным. Жаль только, что
утрачен уникальный дух Торжка. Притом, похоже,
навсегда.
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|